Покоренная Хвороком (ЛП) - Силвер Каллия
Она выпрямилась. Подняла подбородок.
— Я тебе не принадлежу, — прошептала она, хотя знала, что он не поймёт.
Он не шелохнулся.
Она подошла к окну и села на узкую скамью под ним, обхватив себя руками.
Позади, на столе, ждал сверкающий ошейник.
Но сейчас она его игнорировала.
Потому что она ещё не готова выбирать.
И, по какой-то причине, он позволял ей подождать.
Глава 12
Она стояла перед ним, будто статуя, высеченная из самого упрямства.
Кихин не двигался. Пока нет. Он давным-давно понял — на сотне полей битвы, на сотне планет, пропитанных кровью, — что неподвижность куда сильнее грубой силы. И теперь, здесь, в тихой камере его корабля, он владел этой неподвижностью так же искусно, как любым оружием.
Голубые глаза человеческой девушки были широко раскрыты, но не метались и не отводили взгляд. Они фиксировались на ошейнике в его руке, затем — на нём, словно вызывая его объяснить, что всё это значит.
Ей это не нравилось. Это он видел отчётливо.
Текущий ошейник — рабский, наложенный работорговцами — грубо впивался в её кожу, созданный лишь для боли и подчинения. Он уродливо смотрелся на её мягкой, хрупкой шее. Даже сейчас, когда она стояла напряжённая, настороже, она всё равно оставалась самым мягким созданием, которое он видел во вселенной, полной клинков и плазмы.
Новый ошейник был другим. Преднамеренно.
Встроенные в чёрный сплав бледные камни ловили свет, пробивающийся из смотровой панели, и бросали по стенам мягкие голубые блики. Он выбрал его в инвентаре торговца-дуккара сразу же, как увидел. Не из-за красоты — хотя он и был красив, — а из-за того, что он символизировал.
Власть. Принадлежность. Защиту.
А теперь человек стоял перед ним, дыша прерывисто, с сжатой челюстью. Он видел, как мысли носятся за её яркими, как океан, глазами. Ярость, непонимание… и страх.
Но не ужас. Не тот, к которому он привык.
Он задумался, понимает ли она, как выглядит сейчас — босиком на гладком тёмном полу, волосы спутаны от напряжения, руки напряжены по бокам, кожа подрагивает от эмоций. Её присутствие пробуждало в нём что-то старое, глубокое, инстинктивное. То, что он не испытывал со времён гибели своего народа.
Он позволил тишине тянуться.
Хвороки всегда знали цену молчания. Слова были оружием более слабых рас. Молчание — это команда. Молчание — это вызов. Молчание разрушало стены быстрее, чем любая угроза.
И теперь тишина проникала в человеческие кости. Он видел, как она слегка меняет стойку, как приоткрывает губы, будто хочет что-то сказать… и снова закрывает. Люди её вида были шумными, беспокойными. Но этому придётся научиться.
Он сделал медленный, предельно ясный жест: одной рукой коснулся своей шеи под бронёй; другой поднял новый ошейник. Затем едва заметно пожал плечами, наклонив голову.
Простой месседж: один или другой. Ты выбираешь.
Её лицо исказилось. Не страхом. Яростью.
Она заговорила — резким, грубым звуком на своём языке. Вероятно, проклятие. Он не понимал слов, но тон был совершенно прозрачен.
А затем — без единого колебания — она указала на ошейник в его руке. Подняла подбородок. Выпрямила плечи. Вызов.
Ему это понравилось.
Низкий смешок вырвался прежде, чем он успел остановить его — глубокий, глухой, с примесью чего-то первобытного. Её реакция была до смешного человеческой. До смешного живой.
С ней будет непросто. Но он и не ожидал покорности.
Он шагнул вперёд — бесшумно, как смерть, всё ещё держа ошейник. И когда приблизился, она не отступила. Её упрямство стояло в стойке так же крепко, как страх — в её дыхании. Но теперь в её взгляде появилось ещё кое-что.
Любопытство.
Хорошо. С этим он мог работать.
Он обучит её. Мягко — если она позволит. Жёстко — если нет.
Но одно уже стало очевидно.
Она принадлежит ему.
И каждый во вселенной узнает это.
Глава 13
Это было… неправильно.
Совершенно, чертовски неправильно.
Сильвия смотрела на изысканный ошейник в его руке — красивый, чужой, усыпанный мягко светящимися голубыми камнями, которые переливались в свете космоса за окном. Он выглядел так, будто должен храниться в королевской сокровищнице, или в музее, или — быть надетым на шею какой-нибудь инопланетной аристократки.
Но никак не на неё.
И всё же… именно туда он и собирался попасть.
Он давал ей выбор. Самым извращённым способом из всех возможных.
Либо это — либо уродливый, тяжёлый, слишком тесный ошейник, который всё ещё натирал кожу и напоминал о работорговцах. Она могла продолжать носить символ своего пленения… или добровольно принять то, что он предлагал — вещь, кричащую о принадлежности уже на другом уровне.
Ей не нравился ни один из вариантов.
Чёрт возьми, кем этот ублюдок себя возомнил?
Ей хотелось плюнуть, выругаться, швырнуть что-нибудь — хоть что-нибудь, чтобы показать, что она не ручной питомец, которого можно украшать по прихоти. Но одного взгляда на него хватило, чтобы остудить этот порыв. Он стоял, как статуя, вырезанная из тени. Его мощная фигура излучала спокойствие… но не доброту.
Контроль.
Силу.
Сдержанность.
Едва-едва.
Она не хотела узнавать, что случится, если эта сдержанность сорвётся.
И всё же… когда он усмехнулся, в её животе закрутилось что-то горячее и непривычное. Будто всё происходящее его забавляло. Будто её злость, её сопротивление доставляли ему удовольствие.
Так вот что это?
Его заводило это?
Самодовольный ублюдок.
Но… в ней было и что-то ещё. Что-то предательское. Крошечная, отвратительная искра тёмного влечения. Потому что, несмотря на всё — его пугающее молчание, броню, чудовищную силу — в самой идее быть выбранной было нечто опасно притягательное. Быть… присвоенной.
Она ненавидела эту мысль.
Ненавидела, что вообще почувствовала это.
А потом он двинулся.
Быстро. Так быстро, что она едва успела осознать происходящее. Только что он стоял в другом конце комнаты — и вот он уже перед ней. Огромный. Давящий. Сильвия вздрогнула, инстинктивно отступая, сердце бешено колотилось.
Но он не поднял руку. Не так.
Вместо этого он потянулся к ошейнику у неё на шее — старому, тому самому, который был с ней с момента захвата.
С отвратительным хрустом он раздавил его.
Техника заискрилась, метал смялся под бронированной рукой, превратившись в хлам. Ошейник лопнул с шипением и рассыпался у её ног искорёженным мусором.
Сильвия ахнула, судорожно сглатывая.
И тут — к её удивлению — он смахнул осколки с её кожи. Осторожно. Аккуратно. Его прикосновение, даже через броню, было выверенным и точным. Будто он… берёг её.
Будто она была хрупкой.
Потому что она такой и была.
Дыхание снова сбилось, когда он поднял украшенный драгоценностями ошейник. Медленно, почти почтительно, он сомкнул его вокруг её шеи.
Он подошёл идеально.
Слишком идеально.
Тёплый. Гладкий. Невероятно лёгкий — и пугающе интимный.
Она ненавидела его. Ненавидела, каким мягким он был. Как ложился на кожу, будто шёлк. Ненавидела мысль о том, что его сделали для неё. Подогнали под неё.
Что он был красивым.
Что он смотрелся… правильно.
Что казалось, будто он всегда там и должен был быть.
Он сказал что-то на своём языке. Одно слово. Глубокое, глухое, вибрирующее где-то в груди. Она не знала, что оно означает.
Но она знала, что оно чувствуется как…
Окончательно.
Потом его взгляд — если у него вообще был взгляд под этим шлемом — скользнул по ней. Медленно. Оценивающе. Собственнически. Она почувствовала это, как клеймо.
Обнажённая.
Он больше не прикасался к ней. Ему и не нужно было. Он просто отвернулся. Сделал жест. Тот самый. Следуй.
Ошейник на её шее слабо переливался в звёздном свете.
