Ив Пауэрс - Перед смертью не надышишься
То, что она спала, было ему на руку. Поразительные зеленые глаза больше не будут отвлекать его, и он, наконец, выполнит задание. Были и другие души, которые нужно было забрать, и задержка в его деле была непростительна.
Сикс сразу увидел ее. Она спала, растянувшись на кровати и уткнувшись лицом в подушку. Ночная сорочка задралась до самой талии, оголив ягодицы.
Сикс резко втянул носом воздух. Ее прелестная округлая маленькая попка была последним, что он ожидал увидеть. И, тем не менее, именно ее он сейчас созерцал во всей красе. То, что было на ней, с трудом можно было назвать трусиками. Образ аппетитных ягодиц шикарно дополнялся длинными обнаженными ногами с точеными лодыжками. От этого вида просто дух захватывало. Не говоря уже о ее коже, кажущейся в темноте спальни молочно-белой и нежной, словно взбитые сливки.
И в очередной раз за эти нескончаемые три дня тело Сикса предало его. Кровь с силой прилила к члену, увеличивая его до таких размеров, что Сикс всерьез стал опасаться, что сломает к чертям молнию на джинсах.
Да помогут ему небеса, если он думал, что все будет легко и просто!
Занавески были сдвинуты, но лунный свет проникал из-за краев, играя светом и тенью на ее коже. Память подвела Сикса. Он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь так сильно хотел попробовать что-то на вкус, как сейчас хотел попробовать ее кожу. Облизать ее. Всю. Как… пес. Сверху вниз и обратно, пока на ней не останется ни одного сухого местечка.
Она перевернулась на спину, тихонько вздохнув и тяжело уронив сбоку от себя руку. Через равные промежутки ее грудь медленно приподнималась с каждым вдохом. Огненно-рыжие волосы разметались по подушке.
Сикс не сводил с нее взгляда, боясь дышать и зная, что выбор только один: сейчас или… сейчас.
Он осторожно подошел к кровати, стараясь не шуметь. Комната была простой, чисто женской, с кучей плюшевых игрушек. На полке над кроватью были расставлены книги. Огромная набитая вещами сумка — ее постоянная спутница — занимала стул у окна.
Сикс внимательно разглядывал каждый изгиб стройного тела на кровати, как будто перед его глазами развернулся великолепный пейзаж, который ему никогда прежде не доводилось видеть. Ему ужасно хотелось прикоснуться к ней, провести пальцами по впадинкам и возвышенностям, погладить ладонями изящные линии ее фигуры и изучить каждый укромный уголок, чтобы узнать, что же он может там найти. Но он не станет прикасаться к ней. Только для того, чтобы убить.
Он мог положить руку ей на сердце и остановить его. Просто взять и остановить ее сердце. Прямо сейчас. Да, сейчас.
Он пришел сюда не для того, чтобы глазеть на нее. Он пришел за ее душой.
Собираясь выполнить, наконец, свое задание, Сикс наклонился и тяжело сглотнул. Его рука зависла над ее грудью.
Сейчас она казалась спокойной, совсем не той суетящейся с бьющей через край энергией женщиной, которую он видел в течение последних трех дней. Теперь, когда она была так близко, Сиксу казалось, что она еще красивее, чем ему запомнилось.
Хотя, наверное, именно такой он ее и помнил. Вот только ему совсем не хотелось помнить.
Она была прекрасна. Для него она была самым прекрасным, что он видел с тех пор, как… что он когда-либо видел вообще. Нежное овальное лицо, маленький веселый курносый носик, а губы… Сикс не мог смотреть на них, не испытывая желания снова попробовать их на вкус. Он заставил себя перевести взгляд на ее шею, стараясь не замечать ее изящных линий и соблазнительной ямочки у основания.
Проклятье, жнец! Помни, кто ты.
Решительно стиснув зубы, Сикс положил руку на ее сердце. Мягкая грудь заполнила его ладонь. Целиком. Каждая клеточка его тела напряглась.
Бесконечно тянулись минуты, а Сикс даже не шевельнулся. А потом, не подумав, что творит, слегка сжал пальцы. Грудь оказалась действительно мягкой и податливой, сосок превратился в твердый бугорок, который он ощущал ладонью даже сквозь тонкую ткань ее ночной сорочки.
О, Боже! Какая она приятная наощупь!
Член набух, запульсировал и болезненно вжался в джинсы, а кровь все продолжала и продолжала приливать к нему. Стараясь не обращать внимания на мучительно сильное возбуждение, сковавшее низ живота, Сикс закрыл глаза и сосредоточился на ее душе.
Все. Тебе пора. Ты свободна. Будь свободной и лети навстречу своей судьбе.
Ее сердце отозвалось бешеным стуком под его ладонью. Быстрее, быстрее, быстрее… Потом пропустило удар, и сердцебиение начало замедляться. Сикс чувствовал, как ее энергия собирается у него в руке. Ладонь стала такой горячей, что, дотронься он до чего-нибудь еще, наверняка бы расплавил.
Его член, казалось, жил собственной жизнью. Он горел и пульсировал, отвечая на ее близость так же, как горела и пульсировала его ладонь над ее сердцем. И Сикс не мог заставить себя не вглядываться в ее лицо, словно хотел запомнить каждую черточку.
Внезапно он заметил, что она пытается открыть глаза. Длинные ресницы задрожали, а потом явили взору Сикса поразительные глаза, глядящие прямо на него.
Ее взгляд пронзил его, словно копьем, розовые губы приоткрылись в безмолвном вдохе.
— Что… Почему…
В следующий же миг она притихла и выгнулась дугой под его рукой, издав тихий, переполненный страстью стон, и Сикс буквально физически почувствовал болезненный удар такого сильного возбуждения, какого даже и представить не мог.
Она прикусила нижнюю губу, глаза ее затуманились, и Сикс подумал, что эту горячую, восхитительную женщину создали для любви. Ее тело извивалось, как будто она была под мужчиной. Нет, не под мужчиной — под жнецом. Под ним.
Сикс стиснул зубы, стараясь выбросить эти мысли из головы и чувствуя, как его воля борется с ее.
— Уходи, тебе пора, маленькая, — проговорил он, не дыша. Голос вышел каким-то рваным, а тон даже ему самому показался полным отчаяния.
Сикс понял, что долго так не протянет. Ему было ужасно сложно противостоять жестокому, ослепляющему желанию поцеловать ее. Поцеловать не как жнец, а как мужчина. Господи, как же ему этого хотелось! Хотелось так сильно, что ему казалось, будто от борьбы с самим собой кости внутри этого тела вот-вот сломаются.
— Уходи, — сухо выдавил он, — прошу тебя.
На мгновение ее тело напряглось, глаза на долю секунды распахнулись, прежде чем закрыться. Длинные ресницы замерли на молочно-белой коже ее лица.
— Это ты, — мечтательно выдохнула она.
Одно тихое слово произвело на него такой эффект, как будто она прокричала его прямо в ухо Сиксу. Она так произнесла «ты», словно он был кем-то давно знакомым, кем-то дорогим для нее.
