Елена Яворская - Госпожа
Она коротко взглянула на отца. Отец безмятежно улыбался.
— Моя госпожа… Смею надеяться, вы не осудите меня за столь ранний визит. Я прибыл по делу чрезвычайной важности.
— Что же может быть важнее вашей службы, рыцарь?
— Судьба.
— Вы интригуете меня, — Вирита тоже сумела улыбнуться… кажется, сумела.
— Непреднамеренно, даю вам слово, — Эрмант выдержал торжественную паузу. — Я предлагаю вам, госпожа Вирита де Эльтран, стать моей супругой.
Впервые в жизни Вирита не находила слов. Можно было бы ответить простое «да»… но приличия…
— Это большая честь для меня, рыцарь…
— Я жду других слов.
— Вы ведете себя, как завоеватель!
— Не вижу смысла объясняться намеками тогда, когда все решил. Дело за вами.
— Я согласна, рыцарь.
Опустившись на одно колено, Эрмант поцеловал ее руку — и долго не отпускал… похоже, приличия заботили его куда меньше, нежели Вириту. Или ее отца.
— Я уже выразил господину Эрманту свое одобрение, дочь, — веско проговорил господин де Эльтран. — От сегодняшнего дня исчисляем год, как полагается по традиции.
— Каким долгим будет этот год! — прошептал Эрмант.
— Год — не такой уж большой срок, — Вирита смущенно улыбнулась. — Мы ведь будем видеться, правда?
— Вы сможете чаще приезжать в столицу? — взор Эрманта не отпускал ее взгляд. — Если это необходимо, я поговорю с вашим отцом. Вы ведь не откажете, господин де Эльтран?
— Думаю, отец не будет возражать. А вам не удастся навестить нас в Северном имении? О, у нас замечательно!
— Охотно верю. Мой дядюшка по материнской линии — ваш сосед. Правда, не люблю бывать у него — скука и одиночество… То есть — не любил, но теперь… Теперь все изменилось.
И жизнь Вириты изменилась с этого дня.
6
Идма склонилась над шитьем.
Вчера госпожа проявила необычайную милость:
— На туалетном столике серебряная монета. Возьми. И купи себе материи на платье, — сказала она, когда служанка расчесывала ей волосы перед сном.
Рано утром Идма сбегала в ближайшую лавку, купила ярко-голубого шелку, лент, кружев. И сразу же принялась за шитье, прекрасно зная, что госпожа проснется не раньше полудня. Ведь как хорошо было бы вернуться домой в новом платье с кружевами, с лентами… Эрну оно обязательно понравится!..
…Госпожа нынче добрая. Наверное, из-за молодого господина. Не иначе как вскорости быть свадьбе. Оно и к лучшему. Если у господ все ладится, они и слуг не обижают, не устает повторять бабушка Ниса… Госпоже так к лицу новое платье! И жемчужное ожерелье, которое велели передать госпоже, как только она проснется, от имени Эрманта де Альмана, тоже будет к лицу… Прекрасная, милостивая госпожа! Идма улыбнулась.
И снова ее мысли вернулись к Эрну. Знать бы, что он делает сейчас… Когда хозяева в отъезде, работы у него совсем немного. Может быть, он сидит на берегу и смотрит в небо. Он любит смотреть в небо. В похожий день небо точь-в-точь такого же цвета, как этот вот шелк. Эрн может долго смотреть… и глаза у него бывают такие… такие… Только вот задумчивость… нехорошо это для раба… бабушка Ниса говорит… И книги, которые Эрн читает тайком — интересно, где берет-то? — тоже ничего хорошего ему не принесут. Она, Идма, конечно, никому не скажет, но ведь и другие слуги могли заметить… Вряд ли господам понравится… Эрн понимает, потому и прячется. Правда, от нее уже не прячется… с тех пор, как она увидела. Даже пытался рассказывать, Идма одно поняла: рабы — такие же люди, как и господа.
— Замолчи, замолчи! — она не на шутку испугалась. — Вдруг кто услышит, нельзя же о таком…
— О таком и думать нельзя, — Эрн усмехнулся.
От этой усмешки Идме стало еще страшнее. Если бы она умела найти слова, то сказала бы: улыбка превосходства. С такой же улыбкой превосходства Эрн глядел бы в этот миг и на госпожу, окажись она сейчас на месте Идмы.
Да, Эрн бывает странным. Но Идме все равно никого другого не надо…
Призывно зазвенел колокольчик. Идма выронила шитье и бросилась вверх по лестнице, торопливо соображая, что время утреннего чая уже прошло, а время обеда еще не наступило… что же подавать госпоже, чай или обед?
Но госпожа от еды отказалась вовсе — велела принести костюм для верховых прогулок.
— Поторопись, скоро приедет господин Эрмант.
Идма видела, как счастлива госпожа, — и радовалась за нее. А больше того — за себя: вот сейчас госпожа уедет, и можно будет снова заняться шитьем. Домой, в Северное имение, Идма непременно приедет в новом платье.
* * *Необычайно ясная звездная ночь снизошла на землю. Ночь… бриллиантовая госпожа, милостивая к измученным зноем бедным людям.
Эрн любил такие ночи. Они рождали в его душе драгоценное чувство умиротворения.
Он отложил книгу, погасил свет. Он сидел на подоконнике и смотрел в небо.
Тихо подошел Учитель. Сел поодаль, в любимое старое кресло. Кресло скрипнуло — и снова тишина.
Они молчали. Долго молчали.
— Изучаешь расположение небесных светил? — наконец спросил Учитель. Спросил неуверенно, как будто в сомнении — стоит ли нарушать молчание?
Эрн не ответил. Он знал: Учитель не ждет ответа.
— Свободные люди всегда любят небо, — сказал Учитель. Сказал совсем иначе… наверное, никогда прежде так не говорил. Откликнулся на думы Эрна. И при этом снова уязвил…
— Я никак не могу понять вас, Учитель. Вы позволяете мне приходить сюда, вы говорите со мной… пусть не как со свободным…
Учитель тихо засмеялся.
— …но и не как с рабом, — упрямо закончил Эрн. — И все же за это время я не слышал от вас ни одного доброго слова, по-настоящему доброго. Вы как будто бы меня презираете…
— Это вопрос? — прервал его Учитель.
— Пусть будет так.
— Я отношусь к тебе так, как ты того заслуживаешь, — твердо ответил мужчина. — Ты раб, Эрн. И очень хорошо помнишь свое место. Разве что… я ведь тоже по рождению Высший, ты давно в этом не сомневаешься, верно? Так что же ты не стелешься передо мной, как полагается рабу?
— А вам хотелось бы, чтобы?.. — Эрн испытующе поглядел на Учителя.
— Почему бы и нет? — холодно осведомился Учитель. — И глаза тебе полагается прятать.
— Нет.
— Почему? — вопрос был повторен с настойчивостью, какой прежде хозяин лесного домика избегал.
— Потому что для меня вы не господин, — Эрн встал с подоконника, поглядел на сидящего сверху вниз. — Вы — мой Учитель, — сел у его ног, опустил голову, но досказал уверенно и четко: — И я люблю вас.
— Раб не может любить. Раб просто следует инстинкту повиновения, — с безразличием вымолвил Учитель. — Я устал и иду спать.
