Дарья Еремина - Суккуб
Но из-за чего хочется реветь, я не знаю. Возможно, из-за месячных…
Он водил ладонью по спине, чуть сжимая пальцы. Градусов на пятнадцать, не больше. Кажется, по-другому он, просто, не мог. Проведя носом по лбу, поцеловал бровь. Когда пальцы сжали подбородок, поднимая лицо, я открыла глаза. Я могла отклониться. Могла отвернуть лицо. Так уже было.
В тот вечер он, лишь, прижал меня к себе. Поцеловал лоб там, где начинаются волосы. И сказал: «Прости».
Я казалась себе ребенком. А он казался кем-то незаслуженно обиженным. Тогда нам было по семнадцать. Мне казалось, что никто кроме меня не встречал в жизни такого понимающего семнадцатилетнего парня. Но я не могла ему ответить. Хотя, очень хотелось.
Он наклонился.
Он не верил.
Не веря, осторожно коснулся губами губ.
Душно. Очень.
Я не умею целоваться. Мне очень стыдно, но я не умею. Это безумно глупо и непростительно в моем возрасте. Но я, действительно, не умею.
Я думала лишь об этом. Когда теплые мягкие губы касались моих губ. Практически, в недоумении. И когда он прижал меня к себе, впиваясь в рот. Проникая языком внутрь.
Мадонна умолкла. Он не мог остановиться.
Заиграло что-то новое. Я чувствовала его возбуждение. И еще больше я чувствовала свое.
Когда мы вернулись к столику, глаза бугая были залиты по ватерлинию. Девчонки вернулись с танцплощадки отдохнуть. Олежек с моего курса сидел между ними, развлекая. К тому месту, куда я была впихнута вначале, благо, вернуться было нереально.
Я и не собиралась туда. Лешка не отпускал мою руку. Когда мы сели, он держал меня так, будто я собиралась сбежать. За талию. Крепко. Прижимая к себе. Не сводил взгляда. Снова предлагал уйти. Я мотала головой, отворачивая лицо.
Я боялась на него смотреть. На лице крупным каллиграфическим почерком были написаны все его желания и надежды. Олежек замолк, когда мы вернулись. Не понять было сложно. Поняли все, кроме чужих девчонок. Понял бугай. Андрей его зовут. Да.
И у него были другие планы. Стало не по себе. Какой-то животный страх наползал при взгляде на него.
Наверно, все же стоило уйти. Когда по лавке у стенки, на которой бугай сидел один, он сдвинулся в сторону нашей, я автоматически попыталась сдвинуться ближе к краю. Лешка, потерявший дар речи после неожиданной взаимности с моей стороны, обернулся.
— Пойдем? — Повторил в третий или четвертый раз в ухо. За те несколько минут, что мы провели за столом после танца, он больше ничего и не произнес. Я кивнула. Нужно было уйти отсюда. Если этот Дрон наберется, ожидать можно будет самого неприятного. Я боялась таких людей.
Я выбралась из-за стола. Поискала глазами сокурсников на танцполе, чтобы попрощаться. Но на переднем плане их не было. А дальше не пойду. Когда обернулась, сердце спрыгнуло в матку.
Лешка сидел на месте. Его запястье на столе сжимала ручища бугая. Его губы что-то шептали. Я не могла расслышать. Они смотрели друг на друга, практически уперевшись лбами. Олег напрягся, наблюдая. Девчонки смотрели так же, молча.
Когда подбородок Лешки дернулся в мою сторону — на выход — я сглотнула.
— Не надо. — Прошептала. Вряд ли меня кто услышал.
Лешка сдвинулся по лавке, не глядя на меня. Дрон за ним. Я перевела взгляд на Олега. Я боялась отойти и выпустить их. Обернулась на зал. На выход. На охранника.
Нельзя их отсюда выпускать…
Снова обернулась на Олега. Он был невысокий, коренастый. Может быть, чуть полноватый. Самую малость. И тоже привстал, сдвигая по гладкой деревянной лавочке девушку. Очнувшись, она выползла и отошла.
— Лид, отойди. — Сказал Лешка.
Сразу за этим он отодвинул меня в сторону рукой.
— Не надо. — Попросила я. Не знаю кого. Всех сразу.
Похоже, до меня в это время уже никому не было дела. Я снова посмотрела на охранника, на Олега.
— Олег.
Он обернулся, остановившись.
— Сделай что-нибудь. Останови их. Пожалуйста.
Я ухватила его за руку, сжимая. Я не знала, что сказать. Было достаточно посмотреть на спину бугая, чтобы понять исход.
Олег отцепил мою руку и направился к выходу. Молча.
На негнущихся ногах я пошла за ними.
Остановилась у охранника.
— Вы можете остановить драку? — Крикнула.
— Не имею права покидать зал. — Ответил он, не глядя.
Лестница показалась длиннее и уже, чем обычно.
— Вы можете разнять дерущихся? — Спросила у рамки.
Меня смерили одновременно заинтересованным и безразличным взглядом. Если бы ноги не подгибались от страха, я бы уже вышла. Доставая на ходу кошелек, выгребла все что есть, кроме одной сторублевой бумажки. Протянула охраннику.
— Пожалуйста.
Я уже не смотрела на него. Я шла к массивной деревянной двери. Рамка пищала, будто я прихватила с собой барную стойку.
Они недалеко от выхода. На улице так тихо и тепло, что я не верю в то, что вижу. Кажется, это кино. Другой мир. Они такие разные в свете фонаря. Это Шрек и Осел… Посчитавший себя вправе отстаивать меня у кого-то…
Они вцепляются друг в друга, я вижу спину Олега. Он не вмешивается. За моей спиной захлопывается дверь. Потом еще один хлопок.
Даже, если у него не было выхода…
Я слышу удар и вздрагиваю, отводя взгляд. Роняя на пол вилок капусты, я слышала тот же звук. Мимо проходят, слишком медленно, слишком неторопливо, два охранника. Виснут на плечах Андрея. Олег, будто балерина, плывет к Лешке. Только когда он, словно детеныш-коала, повисает у него на спине, я вижу кровь. И начинаю смеяться.
Сначала тихо.
Потом громче, громче. В животе животный страх сменяется тянущей болью. Все возвращается… Мужики тоже… Они тоже стареют и кровоточат.
Я ржу.
Я сижу на корточках, потому что желудок сдался. Он перестал ныть. Он начал орать. Слезы текут по щекам. Но я не могу остановиться.
Они утихают. Смотрят на меня. А я сижу на коленях, вжимаю сумку в живот и реву и смеюсь одновременно.
Идиоты…
Какие же идиоты.
Надо найти аптеку «24 часа». Любой антацид. Сотки хватит на пяток пакетиков фосфата алюминия и обезболивающее. Надо найти аптеку…
Не отнимая от себя твердого края сумки, врезающегося в желудок, я поднимаюсь. Метро рядом. И за это тоже я люблю Винстрим…
— Лида.
Я не знаю, что происходит сзади. Мне все равно.
Лешка догоняет через четверть минуты.
— Что с тобой?
Мне плохо. И каждый день, день за днем я делаю так, чтобы стало еще хуже…
— Лида, что с тобой?
Я морщусь и оборачиваюсь. Я не хочу с тобой говорить. Для этого придется разжать зубы.
Вижу аптеку. Иду к ней. Лешка волочится, как на привязи. Он не понимает. Мне все равно. Прямо у прилавка надрываю левомицитин. Прошу стакан воды. Вспоминаю, что пила. Прошу баралгин. Надрываю его. Запиваю. Сразу за ним — фосфат алюминия. Выйдя из аптеки, сажусь на ступеньки и сжимаюсь в комок.
