Лиза Смит - Дневники вампира: Пробуждение
Память Стефана то и дело выхватывала отдельные эпизоды. Одна картина вспыхнула перед ним особенно живо. Он ясно увидел лицо своего отца, когда Дамон объявил о том, что бросает университет. Стефану никогда этого не забыть. Ни разу он не видел своего отца в таком гневе…
– Так ты хочешь сказать, что больше туда не вернешься?
Обычно Джузеппе бывал исключительно учтив, однако теперь его природный темперамент проявился в полную силу. Старший сын вызвал у него неподдельную ярость.
В этот момент Дамон обмакивал губы шафранового цвета шелковым носовым платком.
– Помилуй, отец, мне казалось, что даже ты сможешь понять такое простое предложение. Неужели мне следует повторить его на латыни?
– Дамон… – напряженно начал Стефан, пораженный подобным неуважением.
Но отец его перебил:
– Так ты говоришь, что я, Джузеппе, граф де Сальваторе, должен предстать перед моими друзьями, зная, что мой сын – Scioparto?[1] Никчемный бездельник? Лентяй, который не вносит посильный вклад в процветание Флоренции? – Слуги бочком расходились по сторонам, пока ярость Джузеппе разгоралась.
Дамон даже глазом не моргнул:
– Безусловно. Если только тебе угодно называть друзьями тех, кто лебезит перед тобой в надежде, что ты одолжишь им денег.
– Sporco parassito.[2] – возопил Джузеппе, вскакивая со стула. – Тебе мало того, что ты, находясь на учебе, впустую тратишь свое время и мои деньги? О да, я знаю все про твое увлечение азартными играми, дуэлями и женщинами! И знаю, что, если бы не секретарь и наставники, ты не смог бы закончить ни одного курса! А теперь ты хочешь окончательно меня опозорить… Но зачем? Чего ради? – Его большая ладонь взметнулась и ухватила Дамона за подбородок. – Затем, чтобы ты смог вернуться к своей охоте и соколам?
Стефан был вынужден отдать своему брату должное – Дамон даже не вздрогнул. Он стоял, едва ли не нежась в отцовской хватке, до мозга костей аристократ – от элегантного берета до отороченного горностаем плаща и мягких кожаных туфель.
Губы его были надменно изогнуты.
«Однако на сей раз, ты зашел слишком далеко, – подумал Стефан, наблюдая за тем, как отец и сын сверлят друг друга огненными взорами. – На сей раз даже тебе не удастся выпутаться, воспользовавшись своим неотразимым обаянием».
Но как раз в этот момент в дверь кабинета негромко постучали. Обернувшись на стук, Стефан оказался ослеплен глазами цвета сияющего лазури, обрамленными длинными золотистыми ресницами. Это была Катрина. Отец этой девушки, барон вон Шварцшильд, привез ее из холодных немецких краев на благодатную итальянскую землю, надеясь, что это поможет ей излечиться от продолжительного недуга. И с того самого дня, как Катрина сюда прибыла, для Стефана все изменилось.
– Прошу прощения, я не хотела помешать. – Голос девушки был мягким и чистым.
Она сделала движение, словно собираясь уйти.
– Нет, не уходи. Останься, – быстро сказал Стефан.
Он хотел сказать что-то еще, взять Катрину за руку – но не отважился. Нет, только не при отце. Юноше лишь оставалось смотреть в эти подобные голубым самоцветам глаза, спокойно устремленные на него.
– Да-да, останься, – поддержал сына Джузеппе, и Стефан увидел, как мрачно-грозовое лицо его отца понемногу светлеет.
Граф де Сальваторе отпустил подбородок Дамона и сделал шаг вперед, расправляя складки своего длинного, отороченного дорогим мехом плаща.
– Твой отец как раз сегодня должен вернуться после деловой поездки в город, и он будет несказанно рад тебя видеть. Но твои щеки бледны, малышка Катрина. Надеюсь, ты не заболела снова?
– Вы знаете, синьор, что я всегда бледна. Я не пользуюсь румянами, как ваши смелые итальянские девушки.
– Тебе никакие румяна не требуются, – вставил Стефан прежде, чем смог себя остановить, и Катрина ему улыбнулась.
Ах, она была так прекрасна! В груди у него заныло.
– Я так мало вижу тебя в течение дня, – продолжил его отец. – Ты редко радуешь нас своим присутствием до наступления сумерек.
– Мое время проходит за уроками и молитвами, синьор, – тихо откликнулась Катрина, стыдливо опуская ресницы. Стефан знал, что это неправда, но промолчал. Он никогда бы не выдал тайну Катрины. Затем девушка снова взглянула на Джузеппе. – Однако сейчас я здесь, синьор.
– Да-да, это правда. И я должен позаботиться о том, чтобы сегодня вечером, в честь возвращения твоего отца, у нас состоялась роскошная трапеза. Дамон… с тобой мы поговорим позднее. – Как только Джузеппе сделал знак слуге и направился к двери, Стефан с радостью повернулся к Катрине.
Раньше им удавалось пообщаться без присутствия его отца или Гудрун, ее флегматичной немецкой служанки.
Но то, что Стефан увидел в следующее мгновение, словно нанесло ему удар в солнечное сплетение. Катрина улыбалась – той самой тайной улыбкой, которую она порой с ним делила.
Но улыбалась не ему. Девушка пристально смотрела на Дамона.
И в этот самый момент Стефан возненавидел своего брата. Он возненавидел темную красоту Дамона, его грацию и чувственность, которые притягивали женщин, как огонь манит мотыльков. В этот миг ему захотелось ударить Дамона, вдребезги разбить эту красоту. Однако вместо этого ему пришлось стоять и наблюдать, как Катрина медленно, шаг за шагом, движется к его брату. И только ее зеленое парчовое платье шуршало по каменным плитам в полной тишине. А затем, прямо у него на глазах, Дамон протянул руку к Катрине и улыбнулся жестокой улыбкой триумфатора…
Стефан резко отвернулся от окна.
Зачем бередить старые раны? Однако, едва погрузившись в воспоминания, Стефан достал тонкую золотую цепочку, которую он носил под рубашкой. Лаская пальцами висящее на ней кольцо, юноша поднес его к свету.
Маленький кружок был блистательно выполнен из золота, и пять столетий ничуть не замутнили его блеска. В оправу был вставлен один камень – лазурит размером с ноготь на мизинце. Стефан посмотрел на золотое кольцо и перевел взгляд на массивный серебряный перстень с таким же лазуритом, украшавший его безымянный палец. В груди снова все сжалось.
Нет, он никак не мог забыть прошлого, да и не желал на самом деле. Невзирая на все случившееся, Стефан лелеял память о Катрине. Тем не менее, существовало одно воспоминание, которое ему действительно тревожить не следовало, одна страница красочного журнала, которую не следовало переворачивать. Если бы ему еще раз пришлось оживить в памяти тот кошмар, тот… ужасный момент, он бы сошел с ума. Как Стефан сошел с ума в тот день, в тот последний день, когда ему пришлось обратиться лицом к собственному проклятию…
