Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Шатохина Тамара

- Не зовите мальчиков, нужно обсудить важное дело… не хотел при Клер, - остановил меня Дешам, - я говорил с де Роганом. И он не возьмет никакой платы за свою помощь, в этом можете быть спокойны. Но есть одно обстоятельство – он хочет видеть вас и желательно с сыном. Я не ожидал такого, думал все сведется к пустой формальности. Но, наверное, это разумно – увидеться и выяснить последние нюансы перед тем, как принять решение.

Я беспокойно провела рукой по тонкой шерсти юбки, нечаянно наткнувшись на ножны, которые первый раз после своей свадьбы пристегнула к поясу. И плотнее укуталась в широкую шаль. Кивнула.

- Аудиенция? А у меня нет траурного гардероба, Жак. Только относительно… темный винный цвет с черной отделкой и такой же кружевной палантин. Боюсь нечаянно скомпрометировать таким образом Франсуа. Я его мать, репутация…

- Этого достаточно – темный наряд и черный палантин. Дополнительно приобретете потом… Мы говорим сейчас не о том, Маритт! В то время вы то ли не сочли меня достойным своего доверия… Но, скорее, зная вас, могу предположить иное – хранили моё душевное спокойствие. Сейчас молчать об этом уже нельзя, потому что я давно заметил внешнее сходство Франсуа и графа де ла Марльера. И где-то даже благодарен вам за ваше молчание. Но сейчас то же самое увидит де Роган. А они до сих пор дружны и молчать он не станет.

- Не ожидали, что он нас вызовет? Я тоже – да… – нервничала я, - тогда нужно было сообщить, я оставила бы его и Андрэ в Ло.

- Андрэ не сможет противостоять герцогу Вюртембергскому, вы могли уже не застать их там, - расстроено рассуждал он.

- Да… И больше того – мы не сможем зимовать в том доме, - резко вдохнула я, прогоняя слезы: - Вместе с Раулем умер и он. Вечера в нём стали невыносимы… Мы осиротели, Жак – я и сын. Там пусто… так пусто! Нужно было уезжать. Ноги сами несут меня на его могилу, иду в одно место… потом ловлю себя… В общем, я тоже подумала о его братьях, которым и я не помеха. А еще о том, что образование Франсуа нужно продолжить. В Безансоне замечательный университет и курс лекций, которые сын может получить за этот год, точно не помешает. Не должны были… но мы могли что-то упустить. Всегда существуют тенденции к обновлению и улучшению образования, вы согласны?

- Я понимаю вас! И будто сам переживаю эти вечера. Но это самое первое - острое горе, оно закономерно, - сдавленно прорычал Дешам, - и что прикажете делать? Говорите со мной, Мари, не время для слез!

- Да они сами, Дешам! Не спрашивают… - вытерла я глаза и нос, - решение принято – до совершеннолетия Франсуа мы живем в Безансоне, он учится. А дальше всё, как планировал его отец. Пока тоже снимем этаж в маленьком доме – много нам не нужно. Андрэ с женой будут жить с нами.

- Ло?

- С этим я хотела обратиться к де Рогану, когда он решит. Нытьём больше, нытьём меньше... Если, конечно, не решитесь на переезд вы.

- Я пока думаю, Мари. Эту зиму Леон еще учится в университете. И да - де Роган пока не принял по вам решения. Можно сказать ему, что на этот раз вы не взяли сына с собой.

- Не хочу лжи, Жак, - трясло меня то ли от холода, то ли от нервов, - это неблагодарно по отношению к нему... Хорошо! А что, собственно, случится, даже если он узнает кровь ла Марльера? Поднимать шум из-за бастарда не станут, кому он нужен в этой роли? Даже достойнейшие молодые люди, вот как вы, Дешам, не признаны и носят имена своих матерей. У графа есть наследники?

- Я не представляю себе, что происходит в семье графа. Но, судя по времени, уже должны быть, - так же нервничал, судя по всему, доктор, - мы не можем знать, что последует за узнаванием. Отрицать – единственная возможность, ваш сын родился в законном браке и в должный срок… допустимый, я хочу сказать.

- Именно, друг мой! – покивала я, - а в свете того, что Франсуа будет жить здесь – в совсем небольшом Безансоне… И все равно в апреле пришлось бы представлять его обществу, чтобы выправить документы… Других вариантов просто нет! К де Рогану мы пойдем вместе. Насколько я помню, он немного ироничен, резковат, слегка высокомерен, но даже в подмётки не годится в этом моему деверю, - усмехнулась я, вспоминая величественную, как монумент, фигуру: - А еще он умён и терпелив. Вела я себя тогда не лучшим образом, это надо признать. Будем надеяться, Жак… нужно верить в людей.

- А что нам остаётся? – вздохнул он, - но с верой осторожнее, Мари. Человек так высоко взлетевший, всегда видит с этой высоты свою выгоду.

- Выгоду видят все. Но он не захотел платы, так что будем надеяться на лучшее отношение.

Приняв решение, я немного успокоилась. Позвав мальчиков, мы так же не спеша прошли до гостевого дома.

На следующий день я отослала письмо секретарю де Рогана с просьбой об аудиенции, и пока Франсуа изучал крепость, заказала пару черных шелковых платьев и перчаток у знакомой модистки. Одно совсем простое, второе с претензией на роскошь. Мне придется иногда выходить в свет – готовить почву для представления Франсуа. Нужно будет разослать открытки, что-то еще… И снова ловила себя на том, что мысли путаются и куда-то теряются. А я замираю и бездумно смотрю в никуда, а из глаз бегут слёзы.

Самый острый период, самый горький, самый одинокий…

Ответ с датой и временем прибыл уже на следующий день. До самой встречи оставалось три часа. Дешам был на службе, мне нужно было успеть привести в порядок одежду сына и свою, сделать прическу и просто – успокоиться. Пришлось просить горничную. Мы успевали по времени, и даже спокойно, не запыхавшись, дойти до губернаторской резиденции.

Я надела темное платье в винно-пурпурных тонах с отделкой из стружки черных страусиных перьев вокруг декольте. На винного же цвета шляпу накинула край черного кружевного палантина, опустив концы на грудь - вдовий наряд предполагал более скромный вырез. И, как положено, короткие кружевные перчатки… тоже в траурном цвете.

Уже на подходе к Гранвелю нас догнал изящный двухместный ландолет. Форейтор горестно простонал:

- Мада-ам, ну как же так? Вы не дождались! Присаживайтесь со всем удобством, и вы, молодой господин, тоже.

Так же неспешно, как мы шли, экипаж катился по центральной площади. Франсуа, кажется, отошел от неожиданности и предположил:

- Кажется, губернатор добр к нам. Вы зря так волновались, мама.

- Решение еще не принято, но не переживайте - вам просто нужно оставаться самим собой. Сейчас отец гордился бы вами.

И ребенок улыбнулся, снова поправляя кружевное жабо и шитые золотистым узором обшлага жюстикора.

- Мы вдвоем с ним выбирали этот цвет, - довольно заглянул он мне в глаза.

- Да, в цветах мужского наряда он тоже замечательно разбирался.

- Вам не больно, когда я вспоминаю его вот так - вслух?

- Нет, - улыбалась я, - я все равно думаю о нем почти постоянно. И говорить о нем только приятно.

Вестибюль дворца показался мне незнакомым – в прошлый раз он был празднично украшен розами и статуями, а сейчас в пустом пространстве под высокими сводами гулко отдавались наши шаги. Нас встретил мужчина в скромном костюме и попросил пройти за ним, иначе мы рискуем запутаться в переходах. Я благодарила… сердце билось где-то в горле, рука судорожно сжимала скальпель.

Я не смогла без него. Просто не могла заставить себя выйти из дома без единственного своего оружия, без единственной теперь защиты. И мысли наподобие «кому ты сдалась, возрастная дура?» в адекватное состояние не возвращали. Без этого предмета, в этот раз перевитого для маскировки винного цвета лентой, я чувствовала себя не то, что беззащитной – голой.

Де Роган встретил нас в своем кабинете, вставая из-за стола. Но движение не закончил, опустившись в полу-кресло опять и не сводя взгляда с моего сына – то, чего я и ожидала, к чему готовилась эти дни.

- Ваша светлость, мсье герцог, - сделала я глубокий "придворный" реверанс, который тоже репетировала последние пару суток. При нем поклон настолько низок, что лицо упирается в складки раскинувшегося по полу платья, и чтобы не испачкать их пудрой, принято поворачивать его набок. Я ткнулась, что называется, мордой… потому что скальпель тоже достиг пола и стукнул. Гадство… к глазам подступали слёзы. Сейчас этот гад должен хоть что-то сказать, чтобы я поднялась наконец. И почти сразу же прозвучал смешок и шаги – хозяин кабинета шел к нам.