Мара Полынь - Альпийское золото
— Я понял, что Рейн в тебе нашёл, — пробормотал тихо Твиннр, так, чтобы слышала одна я. — Он смотрелся в тебя, как в зеркало.
Глава 20. Бабай
Думаю, сейчас я узнаю, на что способен ключник, загнанный в угол. Отступать некуда. И бежать некуда. Моя семья в руках у Калейки. Эгмон, если он до сих пор жив после смертельных гонок по мирам, может явиться в любую секунду. Туа Либра, великий кршник, который способствовал созданию пепперкаттера, оказался не таким уж и милым. Да и, похоже, он заодно с Торговой коалицией. Или наоборот, почему-то страстно хочет её гибели и всячески подталкивает к этому. Если бы я могла обмануть людей с их до определённой степени наивными представлениями об устройстве Вселенной и несовершенными пепперхаундами, то существо, которое воспринимает окружающий мир, как часть своего тела, — вряд ли с ним можно что-то поделать.
Твиннр ничем не поможет — даже если бы это было в его силах, идти против главы клана… кажется, это немыслимо.
Мы с Рейном сидели в пещере вдвоём, если не считать кузнеца. Последний беззвучно лежал в своём углу и походил на груду мёртвого камня. Может, спал, а может, не хотел нас напрягать своим присутствием. Я медленно расчёсывала и заплетала в косички длинные серебряные пряди. Занятие, которому я не предавалась уже, кажется, тысячи лет. Многолик сидел абсолютно неподвижно — Твиннр предупреждал, что восстановление займёт какое-то время. Но как-то оно слишком растянулось. В мою кровь уже впиталась привычка менять миры чуть ли не по десять раз на дню, поэтому каждая минута промедления, каждый час бездействия сводили пальцы судорогой. Действительно, что я ещё умею делать, кроме как открывать миры? Приносить несчастья? Приносить деньги? Быть чужой пешкой?
Уверена, что есть лекарство, и если отдохнуть и подлечиться, то я вновь стану жизнерадостной и любящей. Люди слишком зависят от химии, что творится в их телах. Гормоны сюда, гормоны туда. Одно соединение так, другое эдак — и всё, перед тобой уже совсем другой человек. Когда я жила на Земле, больше всего я боялась заболеть менингитом. Ведь после болезни человек меняется. Меняется характер, поведение… Ведь все мелочи, что нас окружают — это мы и есть. И что будет со мной после болезни — я перестану быть собой и даже не замечу этого. Как это страшно. Сейчас я не знаю, действительно ли это страшно. Так хочется оставить всё. Закрыть глаза и больше никогда не просыпаться. И хочется отомстить. Я понимаю, что это глупо. Кому мстить? За что вообще? Но хочется сделать пакость. Всему миру сразу. Похоже Туа Либра устроил большую заварушку, и мы — лишь незначительная в ней деталь. Но какая конечная цель происходящего — я не знаю. Вот уж правду говорили, что умом негуманоидов не понять.
— Почему Либра это делает? — вздохнула я, не ожидая услышать какой-либо ответ.
— Когда ты тычешь палкой в муравейник, ты тоже не преследуешь определённых целей, — тихо ответил Рейн. — Ему просто интересно.
Я замерла, затаив дыхание — неужели он пришёл в себя — но Рейн оставался молчалив и неподвижен. Попробовать ли задать другие вопросы? Будет ли он сейчас правдиво отвечать?
— Но другие кршники вроде бы этого не делают? Или я просто об этом не знаю?
— Другие кршники в большинстве своём старше. Туа Либра — самый младший из тех, кого я знаю. Другие делали вещи и похуже. Просто это было очень давно в нашем понимании.
— Сколько же их, этих кршников?
— Достаточно.
Рейн вдруг — я еле успела отпустить его волосы — спрыгнул с камня и направился к выходу из пещеры. Что могло привлечь его внимание? Я заторопилась следом. Снаружи нас встретили лишь ветер и пустое небо. Ни души вокруг. Тем жутче выглядел его пустой взгляд, пристально вглядывающегося куда-то ввысь.
— Что… — но я не успела закончить, Ненаш резким движением приказал мне замолчать. Потянулась и закончилась одна минута, потом следующая.
— Они идут, — наконец, еле слышно прошептал он и перевёл взгляд на меня. Абсолютно белые, как будто затянутые бельмами глаза, казалось, ничего не должны были видеть, но я почему-то понимала, что он смотрит на меня. — Одень самый крепкий щит, который у тебя есть, сейчас будет очень громко и больно.
Пока он говорил, над нами начала формироваться странная белёсая дымка, как будто гигантская птица расправляет крылья. Я судорожно кивнула и начала плести вокруг себя кокон со всей скоростью, на какую была способна, но не успела закончить, как раздались свист и грохот. Мощная ударная волна опрокинула меня на землю и протащила до ближайшего валуна. Я подняла голову лишь для того, чтобы увидеть несколько странных парящих устройств, напоминающих огромных серебряных стрижей.
Рейн медленно поднял руки и меня накрыла новая ударная волна. Казалось, он сам был бомбой. Странно — последствия взрыва были, но самого взрыва не случилось. Я увидела, как планеры дёрнулись в разные стороны в попытке уйти с линии атаки. Рейн тёк и менялся, вытягиваясь и истончаясь всё больше. Поднятые руки потемнели и изогнулись, и теперь он походил на сухое изломанное дерево с раскидистой кроной, а не на гуманоида. Та белёсая штука, похожая на туман и крылья птицы одновременно, теперь стала плотнее и, похоже, была основной причиной проблем наших неприятелей. Я никогда не бывала рядом с артиллерийской установкой во время стрельбы, но, думаю, если бы однажды мне довелось стать свидетельницей артиллерийского залпа, то чувства я испытала бы похожие. Я открыла рот в надежде, что ещё не поздно попытаться спасти барабанные перепонки.
Но почему никто не спешит нам на помощь? Где Твиннр и Муриэль? Где Калейка, в конце концов? Серебристые кораблики падали один за другим, и кроме нас на острове никого не было.
Двум планерам всё же удалось уйти. Какое-то время Рейн стоял не шевелясь, а потом медленно начал возвращаться в свой оригинальный облик. Боюсь даже подумать, кого он сейчас копировал, чтобы сбить самолёты. Наши истребители, конечно, будут покрупнее, чем то, с чем он только что сражался, но думаю, что столкнись они однажды в настоящем бою с многоликом — им также не устоять. Если честно, раньше я думала, что многолики — пехота. Могут драться против толпы противников. Но быть противовоздушной защитой… Вполне возможно, что они будут чувствовать себя не хуже и под водой, и в других странных условиях, о которых я со всем своим опытом могу только догадываться. Каждый раз, когда мне приходится сталкиваться с многообразием их способностей, пусть я всегда обещаю себе больше не удивляться — всё равно удивляюсь.
Я отряхнулась от пыли и подошла к вновь безучастно замершему Рейну — он вновь стал самим собой и перестал меняться. Было похоже, что сознание постепенно возвращалось к нему, но способность проявлять инициативу ещё полностью не восстановилась.
