Полукровка (ЛП) - Вендел С. И.

Нежное мурлыканье заурчало у нее под щекой, и большая рука забралась в кудри, перебирая их пальцами. Сорча поцеловала его прямо туда, где размеренно билось его сердце, прежде чем, наконец, открыть глаза и посмотреть на своего красивого полуорка.

Его взгляд был таким же мягким, как утренний свет, пробивающийся сквозь деревья, на лице не было морщин, а уголки губ слегка приподнялись. За последние несколько дней его поведение так изменилось, и когда она посмотрела в эти карие глаза, насыщенные, как мед, в утреннем свете, она увидела такое же глубокое, звучащее счастье, что бьется в ее собственной груди.

Повернувшись под одеялами, Сорча взяла его дорогое лицо в ладони и притянула к себе для поцелуя. Он замурлыкал ей в губы, и она почувствовала, как становится влажной под его руками и ртом.

Прошло много времени, прежде чем они снова расстались — даже голодного Дарраха, бродившего взад-вперед по их бокам, было недостаточно, чтобы разлучить их.

Наконец, Орек усмехнулся и перевернулся на спину, чтобы дотянуться до кармана своего рюкзака. Он вытащил морковку, чтобы успокоить Дарраха, который радостно зачирикал и унес свою добычу.

Сорча снова уютно свернулась в его тепле, когда Орек устроился рядом с ней, натянув одеяло, чтобы прикрыть ее обнаженное плечо от холода. Долгое время Сорча позволяла им оставаться в этом маленьком уголке мягкой тишины, обводя черты его лица кончиками пальцев. Ей нужно было спросить его снова, но слова не хотели приходить и нарушать этот идеальный момент.

Сегодня она увидит свою семью. Это принесло свою радость, и ее желудок скрутило узлом от волнения при мысли о том, что она наконец вернется домой. Во-первых, она никогда не хотела покидать свою семью, но теперь она не могла по-настоящему сожалеть об этом, не тогда, когда это привело ее к мужчине, смотрящему на нее сверху вниз, как будто она была всем его миром.

Она могла бы опьянеть от этого взгляда.

Но начиная с сегодняшнего дня, все изменится. Все будет по-другому. Она не вернется к своей семье прежней Сорчей. И ей нужно было еще раз убедиться, что он понимает, что его ждет.

Наконец, она заставила себя сказать:

— Орек, ты уверен? Насчет того, чтобы остаться?

Нежное раздражение витало в холодном утреннем воздухе.

— Ты не можешь избавиться от меня сейчас, моя пара. Я твой.

Она невольно улыбнулась, и потребовалось немалое усилие воли, чтобы вместе с этой улыбкой не наклониться для еще одного долгого поцелуя.

Вместо этого она сказала:

— Моя семья огромная, и в ней всегда шумно. Нас так много в доме, не говоря уже о конюшнях, и я просто не хочу, чтобы ты…

С грохотом Орек перекатился, чтобы подмять ее под свое большое тело. Его губы прижались к ее губам в обжигающем поцелуе, который почти стер слова из ее головы. Его рот проложил горячую дорожку вниз по шее, к груди, где он целовал и покусывал ее сиськи, превращая соски в твердые, выпуклые точки, которые он втягивал в горячий колодец своего рта.

— Я научусь, — сказал он, поочередно меняя грудь. — Ты хочешь быть рядом со своей семьей, а мне нужно быть с тобой. Так что мы пойдем к твоей семье.

Слова были идеальны, так идеальны были и его губы, когда он поцеловал чувствительную нижнюю часть ее грудей и начал дразнить ее ниже.

Но…

Со стоном Сорча вывернулась из-под него, вынырнув из гнезда одеял. Она схватила мех, чтобы завернуться в него, и повернулась к нему лицом. Взгляд, который он бросил на нее, был таким недовольным, что она чуть не рассмеялась, но внутри у нее все скрутило.

— Ты должен подумать с ясной головой, — настаивала она. — Мы больше не будем только вдвоем. У меня тоже есть обязанности. Ответственность. Возможно, жизнь здесь — не то, чего ты действительно хочешь.

Он схватил ее за икру, чтобы она не отодвинулась еще дальше, сохраняя хотя бы небольшой контакт между ними.

— Я остаюсь с тобой, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — До тех пор, пока ты хочешь меня.

— Это должно быть то, чего ты хочешь. Это и твоя жизнь тоже, Орек.

— Почему ты решила оставить меня? — спросил он.

— Нет! — сморщившись, Сорча упала обратно на одеяла рядом с ним. — Я снова все порчу. Я просто… не хочу, чтобы ты пожалел об этом и передумал.

Я не хочу, чтобы однажды ты проснулся и понял, что я того не стою.

Его брови опустились, но в глазах было слишком много сочувствия, чтобы это действительно был хмурый взгляд. Он долго смотрел на нее, и Сорча попыталась не ерзать под этим проницательным взглядом.

Когда он заговорил снова, это был тот глубокий, рокочущий голос, которым он рассказывал истории, и он привлек ее внимание и удерживал прикованным к нему.

— Я никогда по-настоящему не принадлежал ни одному месту. Никому. Но Сорча, пара моя, я твой. Если быть частью твоего клана — это то, что я должен сделать, чтобы заполучить тебя, тогда я сделаю это. С радостью. Потому что теперь ты — моя жизнь.

Она хотела верить в это, хотела позволить своей любви к нему, которая вибрировала в пространстве между ними, заглушить все ее сомнения. Но все еще оставалась та часть ее души, похороненная глубоко под ребрами, которая видела всю эту надежду, обещание и любовь, и содрогалась от ужаса. Что произойдет, когда он устанет от ее семьи и возмутится, что они отнимают у нее так много времени? Что тогда почувствовало бы ее сердце, светящееся любовью?

Опустошение.

Что-то из этих эмоций, должно быть, отразилось на ее лице, потому что Орек потянулся, чтобы усадить ее к себе на колени.

— Что такое? — пробормотал он.

— Что, если меня недостаточно? — прошептала она онемевшими губами. — Что, если я не стою того, чтобы меня сохранить?

Сначала она подумала, что звук, вырвавшийся у него, был очередным мурлыканьем, но грохот был слишком неистовым, а тон слишком агрессивным. Она подняла на него взгляд и увидела, что он по-настоящему нахмурился, глаза потемнели от разочарования, когда он зарычал на нее.

— Ты стоишь всего. Любых перемен и жертв, — взяв обе ее руки в свои, он приподнял ее подбородок другой рукой, заставляя посмотреть на него, когда сказал: — Я должен был сказать тебе давным-давно. Орки иногда чувствуют притяжение супружеской связи к избранному. Если дать ей возможность развиться, орки сильно привязываются к своей паре. Это создает внутреннюю связь, нечто нерушимое.

Надежда, такая острая, что граничила с болью, сжала ее горло.

— А ты…?

— Я уже давно хотел, чтобы ты стала моей парой. Я думал, что если связь не завершится, я смогу отказаться от тебя, когда придет время. Но чем дольше я был с тобой, тем больше понимал, что никогда не смогу. К тому времени, как мы добрались до пещер, я понял, что потерян из-за тебя.

Он прижал обе ее руки, все еще заключенные в его, к своей груди, чтобы дать почувствовать, как там колотится его сердце.

— Ты моя пара, Сорча. Связь существует. Я чувствую это так же верно, как чувствую, как бьется мое сердце.

Она сглотнула пересохшим горлом, сумев только прохрипеть:

— Люди не…

— Я не человек. Возможно, я и не чистокровный орк. Но я весь твой, Сорча. Я не оставлю тебя. Никогда.

Слова проникли внутрь нее, сквозь кожу, в кровь и кости. Они действовали как тонизирующее средство от боли, притупляя все тревоги и сомнения, которые хотели, чтобы она оттолкнула все, что могло причинить ей боль, даже что-то такое великолепное, как Орек и жизнь с ним. Его слова унесли их прочь, и, наконец, Сорча вздохнула.

— Я так сильно люблю тебя, — поспешила сказать она. — Я полюбила уже давно, даже если не знала об этом, — она схватила его за толстое запястье, потянув вниз, чтобы прижать к своему сердцу. — У людей, может быть, и нет супружеских уз, но я чувствую тебя здесь.

Глубокие морщины прорезали его лицо, как будто ему было больно, но Сорча поняла. Тяжесть того, что произошло между ними, обещание того, что ждало впереди, было столь же ужасающим, сколь и прекрасным.