Кошка Белого Графа - Калинина Кира Владимировна
– Так-то оно так, – вздохнул Альрик. – Но король Бертольд обидится, если я отниму силу у его дочери. Он и так волнуется. Мои дары ему покоя не дают, старому тритону.
– А вы ему пропишите все, как есть. Ее, мол, высочество меня как мужа принять отказалась, должен же я хоть какое-то возмещение иметь? Ежели он свою дочь соблюсти не сумел, с вас-то какой спрос?
Альрик хмыкнул. Грубо, прямолинейно, но что-то в этом есть.
– Значит, брать, говоришь? – он сделал глоток и покатал жидкость во рту, наслаждаясь ягодно-кедровым вкусом. Хороши все-таки у Болли бальзамы!
Настроение стало потихоньку подниматься.
Но купчишка тут же все испортил. Никакого такта у человека.
– За дочерьми нынче глаз да глаз нужен, – рассуждал он. – Я свою Эмку в кулаке держу, чтоб на сторону глядеть и думать не смела. А то повадился граф Скадлик подарочки таскать…
Альрику сразу вспомнилось, как сжал зубы Даниш, выслушав королевскую волю. Даже не понял, что ему оказана честь – беречь то, что Альрик по-настоящему ценил.
Тому же Скадлику он бы свою Эми не доверил.
Альрик даже не потребовал от Даниша не прикасаться к ней. Был уверен, что тот и так будет обходить спальню навязанной жены стороной. Но точила душу опаска. Эми слишком хороша. Как бы Рауд не увлекся! А женщины существа непостоянные, у них кто перед глазами, тот и на сердце…
Король залпом допил бальзам и велел Болли убираться. Затем подошел к окну и прислонился лбом к холодному стеклу.
Ночью ему снился отец. «Молодец, – говорил он. – Все идет, как надо. Я горжусь тобой». Почему же на душе так скверно?
За спиной скрипнула дверь.
– Что еще, Болли? – раздраженно спросил Альрик.
В ответ раздался нежный шелест, какой издают только женские шелковые юбки.
Он обернулся.
В дверях стояла Эми, прекрасная, как летняя заря, и испуганная, как лань при виде охотника.
– Прости, Альрик, я знаю, что не должна была приходить, но я так соскучилась. Ты ведь не прогонишь меня?
– Эми!
Он в три шага оказался рядом и заключил свою стрекозку в объятия, с наслаждением вдыхая аромат ее волос, ее кожи, чувствуя, как кровь бежит быстрее, а сердце жарко бухает в груди.
– Я тоже скучал.
– Тогда, – она кокетливо склонила головку к плечу, – я могу ненадолго остаться?
Привстала на цыпочки и легонько куснула Альрика за мочку уха.
Утром я проснулась и поняла, что зря обидела Рауда. Может быть, его затея окончится плохо. Но как бы я сама поступила на его месте? Отдала силу, уехала подальше и спокойно смотрела, как король разрушает себя и страну? Эта зима – только начало. Если Рауд прав, дальше будет хуже. А если права Камелия, нас ждут не только природные напасти, но и войны.
Возможно, беду еще не поздно остановить и способ Рауда точно лучше способа вайнорцев. Сердиться на него нельзя и отговаривать нельзя. Все равно не отговорится, только потратит на спор душевные силы. А силы ему нынче ночью пригодятся – и душевные, и телесные, и магические, и все, какие только ни есть в человеке.
Надо объясниться с ним до церемонии, и сделать это лучше лично, а не мысленно, на расстоянии, когда не видишь лица и не знаешь наверняка, слышат тебя или нет.
Где живет Белый Граф, я выяснила. Половину пути прошла тайными ходами, придумывая, что и как скажу. Сердце колотилось, будто перед выпускным экзаменом. Как он меня встретит? Вдруг и слушать не станет?
Ход вывел в коридор, затканный незнакомыми желтыми цветами. Пахли они почти как живые. Я полной грудью вдохнула сладкий аромат, повыше подняла хвост и двинулась вперед.
Прямо навстречу неприятностям.
В конце коридора распахнулась дверь. Из нее с шумом вылетел Грыз, увидел меня и встал как вкопанный, растопырив кривоватые лапы. Его тяжелая челюсть выпятилась, в пасти заклокотал рык.
Сердце у меня вмиг скатилось к самому хвосту… а потом медленно-медленно вернулось на место.
Я всегда могу влезть на стену, верно? По листочкам и цветочкам. Но для начала попробую по-другому.
«Стой, Грыз, – сказала, глядя прямо в свирепые глазки. – Я не кошка. Я человек, а ты не можешь нападать на людей. Хозяин тебя за это по головке не погладит».
Рык перешел в ворчание, глазки мигнули, и во всем облике пса проступила неуверенность.
Он услышал меня? Услышал и понял?
Я была так занята нашим противостоянием, с таким вниманием следила за каждым движением бульдога, что не замечала ничего вокруг – и шаги за спиной уловила, лишь когда Грыз встрепенулся всем своим бочкообразным телом и отскакнул назад, клацнув когтями по полу.
Окаменелый паркет дворца не умел ни скрипеть, ни гнуться, но даже он загудел от удара тяжелого каблука, с силой впечатанного в пол. Зычный голос, каким хорошо отдавать команды на плацу, гаркнул:
– Поди прочь, уродец! Вот я тебя!..
Не думала, что когда-нибудь буду рада виконту Дегерингу!
Я обернулась, чтобы посмотреть на своего спасителя. Но, кроме сапог, ничего увидеть не успела…
Сверху упала душная ночь с запахом шинели. Спутала, спеленала, подхватила, взметнула куда-то вверх и понесла. Ни вырваться, ни закричать! Ночь смыкалась вокруг, как кольца удава. Когда разомкнется, чую, будет вместо кошки яйцо всмятку. Даже мысли сплющились в жаркую лепешку, скворчащую паникой, в глазах зарябило от нехватки воздуха…
Рауда я звала уже под нарастающий шум в голове, не думая, услышит ли он, придет ли снова или скажет: «Ну тебя, надоела».
Эти страхи проклюнулись немного погодя, когда Дегеринг ослабил хватку, давая мне вздохнуть.
Под его сапогами хрустел снег. Я не могла понять, где мы и есть ли вокруг еще кто-нибудь, но на всякий случай закричала:
– Мя-а-а-у!
– Не вопи, дурья башка, – мою голову сжала тяжелая ручища. – Я квартиру в городе снял. Там тебя никакие собаки не достанут. Управимся тут, заберу в Вайнор. Будешь жить как королева! А там подберем тебе пару, вывезем вас в Приют Зимы на пару месяцев, устроим случку… Такие котята пойдут, что дамочки в столице фамильные бриллианты закладывать станут, лишь бы одного получить!
Дегеринг бормотал что-то еще, поспешая по снегу почти бегом, а потом вдруг остановился, будто налетел на препятствие.
Музыкой для моих ушей прозвучал знакомый голос:
– Я говорил вам, Дегеринг, это моя кошка.
Удав разжал кольца, шинель взмахнула серыми крыльями, как подбитый коршун…
Воздух! Свежий, морозный, вкусный!
Я свободна!
– Иди ко мне, – сказал Рауд.
И я с разбегу прыгнула к нему на руки, успев заметить, как виконт, дрыгая ногами, задом выбирается из сугроба.
– Не думал, что вы опуститесь до кражи, – сказал ему Рауд.
– Вам эта кошка не нужна, – тяжело отдуваясь, пробасил Дегеринг. – Вы отдали ее принцессе.
Он весь был в снегу – гвардейский мундир с галунами, непокрытая голова, красное от унижения лицо и растрепанные усы.
– Но принцессе она тоже не нужна! Если бы не я, ее сожрала бы собака. Дурная тварь нечистой породы. Держать таких в королевском дворце – стыд!
Он судорожно отряхивался, пыхтя, как паровоз под парами. Но это не помогало. Началась метель. Снег, обтекая нас с Раудом, сыпался на Дегеринга сплошным валом.
– Оденьтесь, виконт, – посоветовал Рауд. – Простудитесь.
Снежные феи резвились вовсю. В вайнорца летели снежки; вспышки волшебных жезлов в крохотных ручках превращали снег, налипший на его волосы и усы, в сосульки, снежные ручейки струились вверх по начищенным сапогам и сыпались за голенища.
Когда Дегеринг повернулся, чтобы поднять шинель, легкая пороша под его подошвами обернулась льдом. Виконт попытался устоять, нелепо взбрыкнул и шлепнулся носом в сугроб, а едва вынырнул, на него обрушился шквал снежков.
– Ну знаете, Даниш! – заревел Дегеринг. В снегу с головы до ног он был похож на белого медведя, вставшего на задние лапы. Медведя в крайней степени свирепости. – Это уже оскорбление! И вы мне за него ответите!