Елена Грушковская - Странник
Фалкон развязывал шнуровку сапог. Увидев в дверях комнаты лорда Райвенна, он поднялся на ноги.
— Здравствуй, друг мой, — сказал лорд. — Я рад, что ты вернулся. Но почему ты в маске? Ты ли это?
— Это я, милорд, не сомневайтесь, — ответил Фалкон. — На мне маска, потому что моё лицо уже не такое, как было раньше.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурился лорд Райвенн. — Ты обезображен? Как это случилось? Сними маску, покажи мне, что там!
— Милорд… — начал Фалкон.
— Дружок, я должен это увидеть, — настаивал лорд Райвенн. — Ведь я не чужой тебе! Ты можешь показать мне это без стеснения.
Фалкон, помедлив, поднял руку к маске и медленно потянул. Чёрная ткань сползла, открыв взгляду лорда Райвенна большой грубый шрам, проходивший наискосок через всё лицо Фалкона и заканчивавшийся на нижней челюсти. Шов был ещё не снят, и шрам багровел на бледном лице Фалкона широким неровным бугром.
— Дитя моё, кто это с тобой сделал? — потрясённо спросил лорд Райвенн, дотрагиваясь до щеки Фалкона.
— Того, кто это сделал, уже нет в живых, — ответил Фалкон. — Теперь это неважно.
— Ты кого-то убил? — ужаснулся лорд.
— Это был негодяй, — сказал Фалкон. — Преступник, пират. Многие теперь вздохнут с облегчением. Я избавил Галактику от одного из самых гнусных мерзавцев. Никто не станет за него мстить, потому что все его ненавидели и боялись, даже его собственные люди.
— Фалкон, ты как будто нарочно ищешь опасность! — возмущённо воскликнул лорд Райвенн. — Ты играешь со смертью, а она не любит, когда с ней шутят! До каких пор это будет продолжаться?!
Фалкон, взяв его руку, поцеловал её.
— Не сердитесь, милорд. Это было в последний раз, клянусь. Больше я не стану рисковать, мне теперь есть к кому возвращаться.
— О чём ты? — нахмурился лорд Райвенн.
Фалкон не ответил, лишь улыбнулся. Он снова сел на стул и закончил расшнуровывать сапоги, снял их и стал расстёгивать лётный костюм. Лорд Райвенн спросил:
— Кто так плохо наложил тебе швы?
— Я сам себя зашил, — ответил Фалкон. — Врачей поблизости не было.
— Фалкон, останется очень безобразный шрам, — сказал лорд. — Придётся делать пластическую операцию.
— Особой надобности я в этом не вижу, — ответил Фалкон.
— Я настаиваю на этом, — сказал лорд Райвенн. — Не годится ходить с таким украшением!
— Если вы прикажете, милорд, я подчинюсь, — ответил Фалкон.
— Я никогда тебе не приказывал, друг мой, — вздохнул лорд Райвенн. — Потому что это бесполезно. Я только прошу тебя. Шрам нужно убрать.
— Ваша просьба равносильна для меня приказу, — ответил Фалкон. — Как вам будет угодно, милорд.
— Хорошо, тогда пока отдыхай, а я скажу Криару, чтобы записал тебя к пластическому хирургу, — сказал лорд Райвенн.
Фалкон снял лётный костюм, оставшись в тонком нижнем комбинезоне.
— Как Джим? — спросил он. — У него всё в порядке? Он здоров?
— Трудно сказать, — вздохнул лорд Райвенн. — Я сам пока не могу разобраться, здоров он или нет.
Фалкон встревоженно нахмурился.
— Что с ним? — спросил он дрогнувшим голосом. — Что-нибудь серьёзное?
— Да нет… Не думаю. Так, какие-то недомогания, — сказал лорд Райвенн, пожимая плечами. — Я уже возил его на обследование, но оно не выявило ничего определённого. Врач сказал — переходный возраст, перестройка организма в связи со взрослением и всё в таком роде. Насколько мне помнится, у Раданайта в этом возрасте ничего подобного не было.
— Но ему и не доводилось пережить то, что пережил Джим, — сказал Фалкон.
Джим сидел в оцепенении на полу, обхватив руками колени, когда над ним склонился Криар.
— Вот вы где, сударь! А я пришёл вас будить, смотрю — а вас нет. Ну, раз вы поднялись, то одевайтесь и ступайте завтракать… Милорд Райвенн уже в летнем зале.
— Я, наверно, не буду… Я попозже, — пробормотал Джим чуть слышно, глядя перед собой застывшим взглядом.
— Что, опять нездоровится, господин Джим? — спросил Криар, с искренней заботой и огорчением заглядывая ему в лицо. — Вы себя плохо чувствуете?
— Да нет, я в порядке, — почти беззвучно шевельнул губами Джим.
— Думаете, я не вижу? — покачал головой Криар. — На вас просто лица нет, мой хороший. Вам бы прилечь.
Джим отрицательно качнул головой. Криар вспомнил:
— Забыл вам сказать: там господин Фалкон вернулся.
Джим ничего не ответил, уткнувшись лицом в колени. Криар, вздохнув, пошёл докладывать лорду Райвенну, что Джиму опять нездоровится, а сам Джим, посидев ещё немного, вернулся к себе в комнату. Нужно успокоиться, сказал он себе, нужно взять себя в руки: Фалкон не должен увидеть его таким. В конце концов, разве внешность Фалкона имеет для него решающее значение? Главное — он жив, он вернулся, а всё остальное неважно. Снова будут его крепкие объятия и его нежные губы, а ночью… Джим вздохнул, закрыл глаза и улыбнулся. Ночью он позволит Фалкону всё, что тот захочет. В животе разлилась сладкая истома.
Перед тем как уехать, лорд Райвенн зашёл к нему — справиться о его самочувствии.
— Ну что, дружок? Как ты? — спросил он озабоченно. — Криар сказал, ты снова недомогаешь.
— Не беспокойтесь, милорд, — ответил Джим. — Криар преувеличил. Я в порядке.
И для пущей убедительности Джим улыбнулся. Может быть, лорд Райвенн не очень ему поверил, потому что, целуя Джима, он заглянул ему в глаза своим добрым проницательным взглядом, в котором сквозило искреннее беспокойство.
Чтобы предстать перед Фалконом в достойном виде, Джим расчёсывал у зеркала волосы; в это время фигура в длинном чёрном плаще с капюшоном поднималась по мраморной лестнице, выстланной ковровой дорожкой. Положив расчёску, Джим взял щипцы для завивки, включил их и накрутил на них первую прядь; фигура в плаще вышла на лоджию и направилась по ней к комнате Джима. Она шла не с пустыми руками: из-под чёрного плаща виднелся нож в кожаном чехле и стеклянная банка. Джим как раз накручивал на щипцы вторую прядь волос, когда рука в чёрной перчатке легла снаружи на ручку двери его комнаты. Дверь открылась, впустив в комнату струю прохладного воздуха, пахнущего осенью; коснувшись кожи Джима, дыхание осени заставило его вздрогнуть. Вместе с холодным осенним запахом в комнату проник чёрный плащ с капюшоном, чёрные сапоги бесшумно прошли по ковру, а рука в чёрной перчатке поставила на туалетный столик Джима рядом с расчёсками и флаконами запечатанную банку с бесцветной жидкостью, в которой плавал отрезанный белый язык с бахромой по краям, на срезе серый. На её крышку лёг нож в кожаном чехле, украшенном крестиками из тонких цветных полосок — нож Зиддика, тот самый, которым пиратский капитан грозился выколоть Джиму глаз, если он не будет паинькой.
