Елена Муравьева - ПЛАН «Б»
По золотому песку пляжа носилась, как полоумная, женщина, из тела которой долетали звуки. Беспородная смесь танца живота, классической тарантеллы и скачков а-ля маленькие лебеди, с передергиванием на цыганский манер плечами, сопровождалась дикой и громогласной какофонией. Движения меняли друг друга стихийно, тоже происходило и с сопровождением. Ведущую партию в грохоте перехватывали то скрипки с виолончелями, то саксофоны, то баяны и гитары. Заглушая все порою, неимоверного диапазона голос — суммарная производная от сопрано до баса — издавал визго-рыко-вой, переходя непроизвольно от свирепо-низких нот к сверхвысоким; то, вливаясь в стройный ряд четырехголосного хорового пения, то противоставляя себя оному.
И все же, в царившем хаосе, вакханалии звуков и движений, анархии направлений, танец, музыка, и вокал несли явно выраженную содержательную нагрузку. А богатство и неуправляемость средств выразительности — подчеркивали интеллектуальную концепцию. Впрочем, смысл того и другого уловить было сложно. Но кое-что до Никиты дошло. Барышню одолевали сомнения. Но какого толка и по какому поводу — было решительно не понятно.
* * *Сначала выступление давалось Тате с трудом. Слишком уж многими талантами она нафаршировала себя, чтобы управиться сразу и со всем. Но со временем дело наладилось. Подергивание носка левой ноги служило сигналом к вступлению струнной группы оркестра, согнутое колено подключало духовую группу, ударная принималась за работу по велению тазобедренного сустава. Пошлейшее покачивание бедер смиряло прыть эстрадных музыкантов. Аналогичным образом нашлась управа и на прочие творческие силы.
Освоив техническую часть, Тата перебралась на новый уровень мастерства. Движения принялись сочетаться с музыкой, тактом и ладом. И если поначалу приходилось шевелить всеми органами поочередно, то наловчившись, она смогла совмещать изменения в положении, внутреннее побуждение, импульс, ритм и силу воедино.
Слаженнее зазвучали инструменты, классические и народные, мелодичнее совместились различные стили, старинные и авангардные. Еще немного и из хаоса родилась бы гармония. Но, увы, не сложилось.
* * *Зеленоглазая плясунья вдруг остановилась, махнула рукой и со словами «что за хрень, ну, сколько можно воду в ступе толочь…» исчезла. Тут же небо посерело, потемнело, мгла настигла пляж, укрыла море и странный сон, привидевшийся Никите, оборвался.
Утром Линев, по обыкновению, ничего не помнил. Однако некое подспудное ощущение странности, нелепости появилось в душе, переросло в подозрение и, наконец, вылилось в уверенность: надо срочно уносить ноги. Иначе, быть беде.
Кстати, оказалось и вскоре полученное письмо.
«Извините, у меня и сегодня не сложилось с рестораном», — уведомила дама ближе к обеденному перерыву.
«Предлагаю закрыть тему», — ответил Никита, в тайне радуясь выпавшей «удаче».
«Извините, так сложились обстоятельства».
«Извините, я занят», — отстучал Линев.
«Но вы не обиделись на меня?»
«Нет. С какой стати? Да и обиды — удел кухарок».
«Может быть, получится завтра…»
«Если вы определитесь, я постараюсь вписать нашу встречу в свои планы».
Директорша молчала минут двадцать, затем призналась:
«Завтра я свободна».
«Тогда в 20.00. В ресторане «Прага»».
Глава 14. Фиаско
Тата прочитала ответ Линева и зашлась от злости. Что за тон! Что за замашки! Еще бы добавил: с вещами на выход. Но возражать было глупо. Сама довела ситуацию до критической точки, пенять не на кого.
Дальше все было, как обычно: рабочий день пролетел в суете, вечер прошел у телевизора, в окружении почетного конвоя. Не изменила обыкновению и недавняя привычка. Ближе к полуночи потянуло на подвиги, да так, что хоть вой, хоть в петлю, и, недолго думая, Тата оправилась сниться Линеву.
Никита только что заснул. Его мозг излучал альфа-волны, на которых сознание перестает контролировать организм и открывается, как в медитации, подсознание. Также в это время выделяются естественные наркотики — гормоны, отвечающие за радость, отдых, уменьшение боли и максимален доступ к чувственно-образным представлениям.
Не воспользоваться такой возможностью было глупо. Но, как на грех, в голову ничего интересного не приходило. Помучившись минуту и так и не решил, чтобы такого учудить, Тата, впервые за все время путешествий в сны, осталась сама собой.
— Никита, — позвала чуть слышно.
— Отстань! — немедленно взбунтовался мужской мозг.
— Почему?
— Я тебя боюсь.
— Я — хорошая. Я не сделаю ничего плохого! Подойди ко мне.
Сон Никиты наполнился содержанием. Он увидел себя и женщину, которая вот уже который день занимала его воображение и мысли.
— Подойди ко мне, — повторила Тата.
— Нет! — отказался Никита из сна.
— Да.
Как ни сопротивлялся Линев, а не устоять не смог. Приблизился на расстояние вытянутой руки, замер, понуро опустив голову.
— Посмотри мне в глаза.
— Не хочу.
Чужая воля требовала подчинения, и под прицельным взглядом гостьи хозяин уставился в зеленые омуты.
— Дотронься до меня, — сказала Тата.
— Нет.
— Да.
Желая ускорить процесс, Тата сама протянула руку к Никите и…ощутила кончиками пальцев холод стекла. Между нею и Линевым стояла тонкая прозрачная перегородка, от поверхности которой веяло ледяным отчуждением.
Тата сделала несколько шагов влево, вправо. Все тоже. Преграда не имела границ.
«Неужели — мелькнула мысль — Никита от меня отгородился? Нет! Это невозможно. Волшебство обладает всепроникающей силой, простой человек не в состоянии остановить чары. Стало быть — других вариантов не было — преграду установила я сама. Но зачем?».
Во власти худших опасений Тата метнулась на душу-полянку и обмерла. На красной пластиковой розе розовели живые бутоны. Некоторые даже распустились, свидетельствуя о наличии самой настоящей влюбленности, которая, видимо, и защищала Никиту от новых экспансий.
«Все-таки вляпалась… — от огорчения на глаза навернулись слезы. Но ум работал ясно. Лучшим вариантом из сложившейся ситуации было немедленное бегство. Вернувшись домой, обмозговав все, еще можно было как-то что-то уладить.
Но…нежный розовый цвет был так прекрасен. Он будто искрился искушением и словно шептал: дотронься, погладь, не отвергай…
Поддавшись порыву, Тата наклонилась к бутонам, втянула чуть сладковатое амбре и замерла. Запах любви рождал ассоциации. От хороших сразу захотелось петь, от плохих выть. Но хороших было больше и это обязывало к определенным действиям.