Стефани Майер - Сумерки
— Как бы не так!
— Что ещё ты хочешь узнать?
— Почему ты можешь читать мысли, почему только ты? И Элис видит будущее… почему это происходит?
В темноте я почувствовала, как он пожал плечами.
— На самом деле, мы не знаем. У Карлайла есть теория… он полагает, что, переходя в новую жизнь, мы забираем с собой какие-то самые яркие свои качества, и они обостряются наравне с нашим интеллектом и способностями восприятия. Он думает, что, будучи человеком, я уже был чувствителен к мыслям тех, кто меня окружал. А Элис обладала даром предвидения.
— А что привнёс в новую жизнь он сам и остальные?
— Карлайл привнёс сострадание. Эсме — способность к безоглядной любви. Эмметт — силу, Розали — упорство. Или, иначе говоря, упёртость, — он хмыкнул. — Очень интересен Джаспер. В своей первой жизни он был харизматичной личностью, мог повлиять на окружающих, заставить принять его точку зрения. Теперь он умеет управлять эмоциями других, например, успокоить разъяренных людей или, наоборот, побудить к действию апатичную толпу. Очень изощрённый дар.
Я размышляла над всеми этими невозможностями, пытаясь принять их. Он терпеливо ждал.
— И с чего всё началось? То есть Карлайл создал тебя, кто-то должен был создать его и так далее…
— А откуда произошла ты? Эволюция? Акт творения? А может быть, как и другие виды, мы вовлечены в особые взаимоотношения хищника и добычи? Или, если ты не считаешь, что этот мир когда-то возник сам собой — что мне самому очень сложно принять — разве нетрудно поверить, что та же сила, которая создала рыбу-ангела и акулу, детёныша тюленя и дельфина-косатку, не создала одновременно твой и мой вид?
— Дай-ка разобраться… мне отводится роль детёныша тюленя, так?
— Верно, — он рассмеялся, и что-то коснулось моих волос. Его губы?
Мне хотелось повернуться к нему, чтобы убедиться, действительно ли он целует мои волосы. Но мне нужно было вести себя хорошо и не усложнять то, что и так было для него непросто.
— Ты собираешься спать? — спросил он, нарушая недолгую тишину. — Или у тебя есть ещё вопросы?
— Ну, миллион-другой.
— У нас есть завтрашний день, и следующий за ним, и дальше, — напомнил он. Я улыбнулась, в восторге от этой мысли.
— А ты уверен, что утром не исчезнешь? — пожелала убедиться я. — Ты же мифическое существо.
— Я тебя не оставлю, — прозвучало твёрдо, как обещание.
— И ещё одно на сегодня, — я вспыхнула. Темнота не помогала, наверняка он почувствовал жаркий румянец на моём лице.
— Что?
— Нет, забудь. Я передумала.
— Белла, ты можешь задать любой вопрос.
Я не ответила, и он застонал.
— Я надеялся, что буду меньше расстраиваться из-за того, что не слышу твои мысли. Но становится всё хуже и хуже.
— Я рада, что ты не слышишь мои мысли. Ты и так уже подслушиваешь мои разговоры во сне.
— Пожалуйста, — его голос был так настойчив, ему невозможно было сопротивляться.
Я покачала головой.
— Если ты не скажешь, я воображу себе нечто худшее, чем есть на самом деле, — мрачно пригрозил он. — Пожалуйста!
Опять этот умоляющий голос.
— Ну… — начала я, радуясь, что он не видит моего лица.
— Да?
— Ты сказал, что Розали и Эмметт скоро поженятся. Их… союз, он такой же, как у людей?
В этот раз он развеселился не на шутку, поняв, к чему я клоню.
— Это то, о чём я подумал?
Я беспокойно поёрзала, не в силах ответить.
— Да, полагаю, во многом такой же, — сказал он. — Говорю же, мы сохранили многие человеческие страсти, только они скрыты за более сильными желаниями.
— О, — всё, что я смогла ответить.
— А почему ты спросила?
— Ну, я просто подумала… что ты и я… когда-нибудь…
Он посерьёзнел — я поняла это по внезапной неподвижности его тела. Я тоже замерла, отреагировав автоматически.
— Не думаю, что это… это для нас возможно.
— Потому что тебе тяжело будет вынести такую… близость?
— Конечно, это проблема. Но я думал не об этом. Дело в том, что ты такая нежная и хрупкая. Я должен контролировать каждое своё движение, когда мы вместе, чтобы не поранить тебя. Я так легко могу убить тебя, Белла, просто случайно, — его голос звучал тихо и мягко. Он приложил ледяную ладонь к моей щеке. — Если я в какой-то момент не услежу за собой, сделаю слишком резкое движение, просто намереваясь дотронуться до твоего лица, я могу по ошибке раздробить тебе череп. Ты не представляешь, насколько хрупка. Я ни на минуту не могу позволить себе потерять самоконтроль, когда я с тобой.
Он ждал ответа, и беспокойство его росло, потому что я молчала.
— Ты испугалась? — спросил он.
Прежде чем ответить, я выждала минуту, чтобы слова мои оказались правдой:
— Нет. Я в порядке.
Сначала он, кажется, не решался спросить меня о чём-то, но потом произнёс лёгким тоном:
— Хотя, мне теперь тоже любопытно, ты когда-нибудь?.. — и умолк, предлагая мне самой додумать продолжение.
— Конечно, нет, — я вспыхнула. — Я же говорила, что никогда и близко не испытывала ничего подобного.
— Да, говорила. Просто я слышу мысли других людей и знаю, что любовь и желание не всегда идут рука об руку.
— Для меня всегда. Во всяком случае, в той мере, в какой они вообще для меня существуют, — вздохнула я.
— Прекрасно. По крайней мере, в одном мы совпадаем, — в его голосе звучало удовлетворение.
— А твои человеческие инстинкты… — начала я. Он ждал. — Ну, ты вообще находишь меня привлекательной в этом смысле?
Он рассмеялся и взъерошил мои почти высохшие волосы.
— Может быть, я не человек, но я мужчина.
Я непроизвольно зевнула.
— Я ответил на твои вопросы, теперь тебе нужно поспать, — настойчиво потребовал он.
— Не уверена, что смогу заснуть.
— Хочешь, чтобы я ушёл?
— Нет, — сказала я слишком громко.
Он рассмеялся и снова стал напевать ту незнакомую колыбельную. Его ангельский голос звучал у самого моего уха.
Измученная потрясениями и открытиями этого долгого дня, я уснула в холодных объятиях Эдварда.
15. Каллены
В конце концов, меня разбудил приглушённый свет облачного дня. Я лежала, прикрыв глаза рукой, ошеломлённая и потерянная. В сознание врывались обрывки сновидения, которое я мучительно пыталась вспомнить. Я застонала и повернулась на бок, в надежде, что сон вернётся. И вдруг поняла — всё по-настоящему, мне ничего не приснилось.
— Ох! — я села так быстро, что закружилась голова.
— Твои волосы похожи на стог сена… но мне нравится, — прозвучал спокойный голос из угла, где стояло кресло-качалка.
