Карен Монинг - Кровавая лихорадка
Бэрронс слишком хорошо меня знал.
— Он с-сказал, что ты… не… придешь.
Мне было так холодно, так холодно. Странно, но я почти не чувствовала боли. Наверное, у меня сломан позвоночник.
Он осмотрелся вокруг, будто искал что-то, и будь на его месте другой мужчина, я назвала бы его эмоциональное состояние — неистовством.
— И ты поверила ему? Нет, молчи. Я сказал, молчи. Просто лежи тихо. …Твою мать. Мак. …Твою мать.
Он назвал меня Мак. Улыбаться я не могла, слишком разбито было лицо, но мысленно я улыбнулась.
— Б-Бэрронс?
— Я сказал, молчи, — прорычал он.
Я собрала все уходящие силы чтобы сказать:
— Н-не дай мне… умереть… здесь.
«Умереть… здесь» раздалось слабым эхом в пещере.
— Пожалуйста. Забери меня… к… солнцу. — сказала я и подумала:
«Похорони меня в бикини. Рядом с сестрой».
— …Твою мать, — снова взорвался он. — Мне нужны они!
Он встал и снова с тем же неистовством начал осматривать пещеру. Интересно, что он может тут найти. Накладывать шины бесполезно. Я хотела ему это сказать, но не смогла выдавить ни звука. Еще я пыталась сказать ему, как мне жаль. Это тоже не получилось.
Наверное я моргнула. Его лицо было так близко. Его руки зарылись в мои волосы. Я чувствовала его теплое дыхание на своей щеке.
— Мак, тут нет ничего, чтобы помочь тебе, — в его голосе была пустота. — Если бы мы были в другом месте, если бы у меня было кое-что, существуют… заклинания. Я мог бы. Но ты не проживешь столько, я не успею вытащить тебя отсюда.
Тишина, или он продолжал говорить, а я просто не слышала его. Время для меня утратило свою важность. Я плыла.
Снова надо мной возникло его лицо. Темный ангел. Баски и пикты, сказал он. Преступники и варвары, передразнила я. Какое красивое лицо, не смотря на его дикость.
— Ты не можешь умереть, Мак. — его голос был жесток и неумолим. — Я тебе не позволю.
— Так… останови… меня, — сумела произнести я, хотя не уверена, что прозвучало с иронией. Хорошо еще, что чувство юмора не покинуло меня. И хорошо, что Мэллису не удалось превратить меня перед смертью в чудовище. Вот оно — хорошее. Надеюсь, папа хорошо позаботиться о маме. Надеюсь, кто-нибудь позаботиться о Дани. Хотела бы я узнать ее получше. Под ее броней я почувствовала родственную душу.
Я не отомстила за Алину. Кто теперь это сделает?
— Я не хотел этого, — говорил Бэрронс. — Я этого не выбирал. Ты должна это знать. Важно, чтобы ты знала.
Понятия не имею, о чем он. В моем мозгу возникло нечто и сверлило меня, какое-то ядро, мысль. Мне нужно подумать. Выбрать.
Я почувствовала прикосновение к векам. Он закрыл мне глаза. «Но я еще не умерла», — хотелось мне сказать.
Его теплая рука прижалась к моей шее. Голова моя свесилась на бок.
«Н-не дай… мне… умереть… здесь», — снова эхом раздавалось в моей голове. Я поразилась как слабо и глупо звучат мои слова. Беспомощно. Один пух и никакой стали. Я была жалкой, с большой буквы Ж.
Теперь я различила и второй мерзкий вкус во рту. Он стал сильным на щеках и рот наполнился слюной. Я изучила вкус, перекатывая на языке как испорченное вино. В этот раз я узнала яд, прежде чем выпить — трусость.
Я повторяла ту же ошибку. Сдавалась, хотя битва еще не окончена.
Моя битва не кончена. Может мне и не нравиться выбор — в принципе, я могу даже презирать свой выбор — но сражение не кончилось. Мэллис сказал, что слопав Невидимого он получил способности для занятий черной магией, силу десятерых человек, усиление чувств, и заживление смертельных ран.
Черную магию можно пропустить. Беру силу и обостренные чувства. Особенно я была заинтересована в излечении смертельных ран. Может я и пропустила один шанс на выживание сегодня. Второй я точно не упущу. Теперь рядом Бэрронс. Камера открыта. Он сможет добраться до Эльфа на алтаре и скормить мне его.
— Бэрронс. — Я усилием воли заставила глаза открыться. Веки были такие тяжелые, будто придавленные монетами.
Он уткнулся мне в шею и тяжело дышал. Он оплакивал меня? Уже? Ему будет меня не хватать? Неужели я, хоть чуточку, стала важна для этого загадочного, жесткого, замечательного, одержимого мужчины? Плохой ли хороший, правильный или нет, для меня он был важен.
— Бэрронс, — снова произнесла я, в этот раз тверже, вложив в слова все последние силы, их хватило чтобы привлечь его внимание.
Он поднял голову. В мерцающем свете факелов его лицо казалось маской из грубых равнин и углов, он отрешенно смотрел на меня. Темные глаза превратились в окна, за которыми простиралась бездонная пропасть.
— Прости меня, Мак.
— Ты… не виноват, — только и смогла я проговорить.
— Я виноват больше чем ты можешь себе представить, женщина.
Он назвал меня женщиной. Я выросла в его глазах. Интересно, что он подумает обо мне потом.
— Прости, что не пришел за тобой. Нельзя было отпускать тебя домой одну.
— По-послушай, — произнесла я. Если бы я могла пошевелить рукой, я бы отчаянно вцепилась ему в рукав.
Он склонился ниже.
— Невидимый… на алтаре? — спросила я.
Он сдвинул брови. Посмотрел через плечо, и снова на меня.
— То существо все еще там, если ты про него.
Голос мой звучал ужасно:
— Принеси… его… мне.
Он удивленно поднял бровь и моргнул. Он посмотрел на корчащегося Невидимого и я увидела как разум его заработал.
— Ты… что… был Мэллис… — тут он прервал меня.
— Что ты именно хочешь сказать, Мак? Ты хочешь сказать, что хочешь это съесть?
Я не могла говорить. Я разомкнула губы.
— Черт меня дери, ты хорошо подумала? Ты понимаешь, что с тобой может произойти потом?
Снова я пустилась с ним в один из тех беззвучных разговоров. Я сказала: «Прекрасно понимаю. Я буду жить».
— Я про минусы. Минусы есть всегда.
Я сказала ему, что самый важный минус это моя смерть.
— Есть вещи пострашнее смерти.
«Не тот случай. Я знаю, что делаю».
— Даже я не знаю, что ты творишь, а я знаю все, — пробурчал он.
Если бы я могла, я бы рассмеялась. Его заносчивость не знала границ.
— Мак, это темный Эльф. Ты собираешься съесть Невидимого. Ты соображаешь что делаешь?
«Я умираю, Бэрронс».
— Не нравиться мне эта идея.
«У тебя есть получше?»
Он резко втянул воздух. Я не поняла тех сложных мыслей, что промелькнули на его лице в следующий момент — слишком уж они были сложные, за пределами моего разумения — он отбросил их. Но несколько секунд колебался, прежде чем резко отрицательно мотнуть головой, и я поняла, что у него была другая идея, которую он посчитал еще хуже чем моя.
