Алёна Медведева - Маски. Иллюзия превращений
Кузьмин, очевидно, такого поворота не ожидал, но возражать не посмел. Бросив на меня сочувственный взгляд, быстро встал и вышел. И синхронно с опустившейся дверью с Орино слетела вся напускная сдержанность, а сам верлианец мгновенно подошел вплотную, опершись руками на подлокотники кресла и нависнув надо мной.
– Значит, жених? – От суровости тона меня пробрал страх.
Хорошо принимать категоричные решения в своей каюте далеко от него, а когда вот так – его взгляд в упор и сам он так близко – огонек паники мгновенно вспыхнул в груди. Но и вчерашнее оскорбление вкупе с растоптанными чувствами не давало тихо и безропотно сдаться. Однако врать я была не намерена.
– Нет, – голос прозвучал скорее как писк, поэтому, прежде чем продолжить, прокашлялась, – нет жениха. Это недоразумение!
И тут же подумала: я его так же убеждала в Казани! Не очень-то он мне поверил…
– Вчера… – верлианец замялся, подбирая слова, – почему ты не взяла водоталы и вернула их назад… и еще добавила, и подарки?
И все это, так же продолжая нависать надо мной, лишая возможности видеть что-то другое, нормально вздохнуть.
– Это те две тысячи, что по ошибке взяла в Казани. Я же говорила, что верну. – Собственный голос прозвучал зло, а Орино озадаченно на меня уставился.
– По ошибке. – Он недоуменно, словно пытаясь вникнуть в смысл фразы, повторил за мной. – Этого мало? Это не соответствует запросам?
Моя нервная система не выдержала, и резко, стремясь оттолкнуть, я пнула его носком туфли по ноге. И тут же закричала, срываясь на истерику:
– Конечно, мало! Я же хочу сразу целый город-купол! И личный звездолет! И… и… Луну с неба!
– А Луну зачем? – озадаченно переспросил верлианец, проигнорировав мои попытки оттереть его в сторонку.
Я шумно выдохнула и, закатив глаза, застонала:
– Чтоб была!
Орино глубоко задумался, а мне захотелось тихо удавиться. Он вообще меня понимает? Вот хоть чуть-чуть?
– Знаешь, Луна – это чрезмерно, – осторожно заметил он. – Это вне моих возможностей. На ней крупная научная верлианская база, и просить меня о подобном… нечестно.
– Да ты что?! – Я искренне изумилась.
Орино настороженно кивнул и тут же уточнил:
– Что тебя не устраивает во мне? Почему ты так… поступила?
– Ты меня не ценишь, не уважаешь и, как вижу сейчас, не понимаешь, – грустно и меланхолично сообщила ему, чувствуя упадок сил и накатившую безнадежность.
– Я тебя не ценю?!! – Определенно, Орино был возмущен.
– По-твоему, ценить меня – значит не считаться с моими чувствами? Игнорировать мое мнение, мои желания? – Унизительно было откровенно говорить о примерах его отношения ко мне.
– Это ты про отпуск? – подумав, уточнил верлианец.
– И про отпуск тоже, но даже не это главное – ты мне за все это время хоть раз сказал, как относишься ко мне? О том, что чувствуешь, когда я рядом? А о том, что дальше будет? И не надо думать, что я сплю и вижу, как заполучить тебя в супруги, но элементарного внимания я достойна? Я тебе вообще зачем? А ты мне? Ты этими вопросами не задавался? А я вот задалась! И решила, что поскольку тебе безразлична, то смысла поддерживать отношения не вижу. Будем считать, что твой благородный порыв избавить мужскую половину коллектива от моего тлетворного влияния успешно реализован, и на этом отношения свернем. – Кажется, я все же ему это сказала.
Верлианец с необычайно широко распахнутыми глазами немигающе уставился на меня и молчал минут пять, потом, резко выдернув меня из кресла, сел туда сам и, вопреки моим активным попыткам воспрепятствовать ему, усадил меня на колени.
– Ты меня удивила, – сконцентрировавшись на мне взглядом, начал верлианец. – Мне неудобно говорить о своей несостоятельности, но, раз так надо, я готов прищемить себе хвост и плавники. Я всеми возможными способами все эти месяцы выражал тебе свое внимание, подчеркивал твою значимость для меня, но тебе этого недостаточно? Хорошо, скажи мне, как можно выразить все это иначе! И что ты хочешь сказать насчет незаявленного отношения к тебе? Я при первом же разговоре в этом самом кабинете тебе все на эту тему сказал!
– Когда?!! – Я уставилась в неземные глаза мужчины. – Какое внимание? Ты мне слова доброго не сказал! Ах да – подарил две ленты, простите великодушно, как я об этом забыла! А значимость мою ты подчеркивал, когда воспоминания мне блокировал? Так не поступают с теми, кто дорог! И скажи мне наконец о будущем – зачем я тебе, зачем?
Орино замер, сразу насторожившись.
– Блокировал воспоминания? – повторил он медленно.
– Да! – рявкнула я. – Я так и не вспомнила, что было ночью в Казани!
Верлианец немного расслабился.
– Я тебя купал? Я тебе удовольствие доставлял? Волосы тебе расчесывал? Ласкал тебя? – Он смущенно отвел взгляд в сторону. – Если все тебя так не устраивало, почему не сказала сразу?
Захотелось треснуть его в лоб! Я ему про уважение и взаимное доверие, а он мне опять про постель! Еще и похвалите его, такого великолепного.
– Не могу с тобой разговаривать, ты меня не слышишь, – сказала ему. – Я тебя уверяю: грязная к тебе никогда не приходила, и мыть меня можно было пореже. Но я терпела, стремясь сделать приятное тебе! Волосы я и сама расчесать в состоянии – это два! И самое главное, по-твоему, выходит, что чем лучше у тебя получается контактировать со мной «в горизонтальной плоскости», тем я счастливее должна быть и увереннее в тебе? Это три! Так что мой вердикт таков: я для тебя значу меньше, чем вот этот коврик на полу! Поэтому вчера я приняла единственно верное для нас решение.
Орино был неописуемо ошарашен. Во время моей возмущенной речи он так сосредоточенно смотрел на мой рот, словно ловил каждое слово, но теперь он потрясенно молчал. Все же для мужчин критическое упоминание их возможностей болезненно.
– Получается, все это время я совершенно не справлялся со своими обязанностями? И своих прав давно лишился? – прошептал он подавленно.
– Какими обязанностями? Любовника? Справлялся на все сто, успокойся и не переживай! Но вот как мужчина для серьезных отношений – ты никакой, уж извини. А любовной связи я больше не хочу. Поэтому, если все еще считаешь меня угрозой внутреннему микроклимату в коллективе, увольняй, я уже сама пришла к этой мысли, – сдерживая нервную дрожь, заявила верлианцу, расставив все точки над «и».
– Не понял, – он резко мотнул головой, стремясь прийти в себя, – так тебя во мне все устраивает или, наоборот, не устраивает?
Еще при этом таким взглядом на меня уставился… вопросительно-обреченным, что ли. Вот что ему непонятно? Десять раз об одном и том же ему сказала.
