Галина Гончарова - Полудемон. Счастье короля
— Ее величество вчера пыталась меня убить. После чего была схвачена и заточена в темницу, — спокойно объявляю я. — Там она останется до рождения ребенка, а потом проследует в монастырь. В какой — я решу потом.
По лицам видно — дамы сомневаются, но спорить не решается никто. Вперед выступает одна из дам, которые мне достались в наследство еще от Абигейли. Графиня Картен. Шестьдесят лет, страшна, как смертный грех, но в остальном — идеальна. Блюдет букву этикета так, словно это заветы Сияющего и остальных заставляет.
— Ваше величество, позволено ли нам будет…
— Навещать королеву? Нет.
— Но…
— Соберите ей белье, что‑нибудь из одежды, особо не балуя, а в остальном — обойдется.
— А маги жизни…
— Магов я приглашу, когда они понадобятся.
— Как прикажете, ваше величество.
— Прикажу. У королевы где‑то должен быть яд. Она смазала острие заколки ритвишем. Найдите мне баночку с ним и принесите. Отличить сможете?
— Да, ваше величество.
— Считайте, графиня, что это ваша первоочередная задача.
— Слушаюсь, ваше величество.
— Можете исполнять.
Понимают без перевода — и улетучиваются. А я направляюсь в столовую.
На завтраке еще раз приходится озвучить версию о покушении. И — нет, я не ранен. Мог бы, но не ранен. Повезло.
Показываю заколку с ядом, потом дамы находят у Дариолы баночку с ним же, и графиня приносит мне его практически к столу. К концу завтрака.
Открываю баночку, принюхиваюсь.
— Ритвиш. Благодарю, графиня.
— Ваше величество, еще…
— Есть и еще?
Есть. Еще два яда. Один медленный, который надо подсыпать в пищу, второй — в воду для купания. Проникает сквозь кожу.
Замечательно. Супруга активно готовилась. Но после такого уж точно никто не усомнится в ее виновности. Я‑то подкинуть баночки не мог…
— Где нашли?
— В притираниях ее величества.
— А смелая у меня жена. Перепутаешь вот так…
Придворные отвечают угодливыми улыбками. Хотя часть наверняка жалеет, что покушение не удалось.
Твари.
Ничего, я до всех вас еще доберусь!
* * *Вечером я захожу в спальню очень поздно. И — останавливаюсь.
Опа!
Вот это новости?
На моей кровати лежит обнаженная девушка. Свет свечей дробится на молочной коже, играет тенями, выхватывая то соски, то темную поросль между пухловатых и очень аппетитных ножек….
Ванесса.
— И что ты тут делаешь?
— Ваше величество, я пришла выразить вам свою благодарность…
— Да неужели?
Еще раз оглядываю ее с ног до головы.
— А ты уверена, что это делается именно так?
— Ваше величество, прошу, не гоните меня! Я… вы лучший! Вы самый прекрасный мужчина на земле… я с первого взгляда, как только вас увидела… я не могу без вас жить…
Слова льются легко и непринужденно, но я не вслушиваюсь в них.
Я стараюсь прочитать то, что скрывается под словами. И вижу там… Абигейл.
Да — да, еще одну Абигейл, которая пытается урвать для себя выгоду. И дело не в бедной семье — Иннис тоже была небогата, уж я‑то знаю, дело в этой хищной наглости. В уверенности, что все обязаны клюнуть на ее тело, а потом и выполнять все ее желания.
Хотел бы я знать, кто сказал этим дурочкам, что можно получить и удержать мужчину через постель!?
Кто эта наглая тварь?!
Мужчина, если он не полный дурак, может и получить удовольствие — и послать нахалку в дальнее путешествие. И вовсе он не обязан потом выполнять ее желания, дарить земли и жаловать титулы. Ничуть.
И даже то, что мне хочется…
В глубине души разгораются отвращение и брезгливость. И ведь она действительно смотрит на меня, как на безмозглого бычка. Помани, протяни — и побежит, радостно мыча.
Тварь. Очередная шлюха, которая пытается сесть на трон, раздвинув ноги. Крепко стискиваю зубы, так мне хочется спустить ее по лестнице, но тогда…
Это лишь первая 'ласточка'. И если я не хочу вернуть то же, что при Рудольфе…
А почему бы и нет?
И я маню девицу пальцем.
— Поди‑ка сюда?
Она встает с кровати, просияв от радости — и подходит ко мне с явным намерением прижаться всем телом. Останавливаю, взяв за подбородок.
— Ты еще девушка?
Глаза невинные и чистые, хоть казначею портрет дари. У него такие же, когда он своровать пытается.
— Ваше величество, моя честь — это единственное, что у меня есть…
Ну, началось.
— И ты решила ее вот так подарить мне? Смело, очень смело.
— Вы — мой король…
И герой снов, и мечта грез, и что там еще поют эти сладкоголосые циники? Ухмыляюсь.
— О, нет. Я не лишу тебя того, что должно достаться будущему мужу. На колени.
— Ваше величество?
— Я непонятно выразился? На колени.
И когда девица словно бы нехотя повинуется, распускаю завязки штанов. А что, этот способ ничуть не хуже всех остальных, зато девственности я ее не лишу, и следов не останется. А удовольствие получу, хоть какое‑то.
Судя по гримаске отвращения на лице девушки, мечты стремительно разбиваются о рифы реальности. Она давится, кашляет, фыркает, но мне уже не до того. Я размеренно двигаюсь, придерживая ее за затылок — и минут через двадцать разряжаюсь с томительным стоном удовольствия.
Когда я оставляю ее, девушка так и остается стоять на коленях. И если мои предположения верны — сегодня она получила очень жестокий урок. То, что ее не лишили девственности — если она там еще осталась — как раз неважно. Ее попользовали, как последнюю шлюху и собираются выставить.
Поднимаю ее на ноги, сую в руку кубок с вином.
— Выпила. Живо.
Повинуется. Глаза становятся чуть более осмысленными, она судорожно сглатывает.
— Еще раз заявишься — в таком виде спущу по лестнице. Стражники рады будут. Поняла?
— Д — да…
— Одевайся и уходи.
Наблюдаю за процессом, впрочем, не очень долгим. Девица пришла сюда в ночной рубашке и халате. Ну правильно, не на балу ж танцевать…
Нет стражников‑таки надо выгнать. Не королевская спальня, а проходной двор. Распустились при Рудольфе, охамели. Привыкли, что к дядюшке шлюхи ходили, как к себе домой — и отвыкнуть не могут. А мне не до девок, мне бы с бюджетом разобраться. И пошлины, опять же, за месяц поднять умудрились! В моей стране, да без меня! Какие уж тут бабы?
Тяжко вздыхаю и отправляюсь в ванную. Хоть там полежать пару минут…
* * *Ванесса вся кипит от гнева.
Грязная тварь!
Мерзавец!!
ГАД!!!
Да как он только посмел!?
Она ведь… а он…
Она едва не рычит, пролетая по коридорам дворца. Но старается сохранить невозмутимое лицо. И все равно, видит по ухмылкам стражников, по глазам встречающихся лакеев…
