Бет Рэвис - Через вселенную
Отступаю на шаг назад и оглядываю стену. От одной жертвы к другой змеятся линии, но ни одна не соединяет сразу всех. Робертсон и Кеннеди — мужчины, Эми — нет. Между всеми не меньше десяти лет разницы. Никто не родился в одном и том же месяце. Если сходства и есть, то они довольно слабые. Соединяю линией работу Эммы Бледсоу в морской пехоте с Уильямом Робертсоном. Эми и мистер Кеннеди оба из Колорадо. Я нерешительно смотрю на данные Эми, густая черная краска капает с кисти на пол, и только потом, осмелев, соединяю ее имя с именем убитого. Ощущение очень нехорошее. Странно видеть ее имя рядом с именем трупа. Но всех четверых не связывает ничего. Судя по каракулям и вычеркиваниям, испещрившим стену, Эми пришла к такому же выводу: системы может и не быть. Всего слишком много и слишком мало. Незначительных деталей целая куча, но нет ничего, достаточно серьезного для убийства.
Оборачиваюсь к Эми спросить, что она думает.
Но она все еще лежит, уставившись в потолок.
Спрошу, когда поправится.
Если.
Подхожу к столу Эми, чтобы положить на место кисть, и в глаза мне бросается что-то синее: блокнот, тот, что Эми взяла из отцовских вещей. В ушах звенит от волнения, когда я протягиваю к нему руку. На ограниченной территории корабля все личное ценится очень высоко, и я еще никогда сознательно не вторгался в чье-то личное пространство. Усмехаюсь. Кроме того раза, когда залез к Старейшине в комнату.
Кажется, Эми вдохновляет меня на всевозможные сумасшествия.
В мозгу всплывает урок Старейшины: различия — первая причина разлада. Вот и прекрасно. Кораблю не помешает немного разнообразия.
На первой странице — список имен. Наверху — Старейшина. Она обвела его несколько раз жирными линиями, раз десять подчеркнула и обвела в кружок. Под ним стоит слово «доктор» и вопросительный знак, а справа — несколько крошечных черточек на бумаге, словно она задумчиво стучала карандашом по странице. Под Доком спешно нацарапан список имен и описаний: я, Харли (но его имя вычеркнуто), Лют (подчеркнуто так яростно, что карандаш порвал бумагу), «та стервоза» (окружена вопросительными знаками и дополнена хмурой рожицей) и Орион (тоже зачеркнуто).
Я смотрю на список имен, не понимая, чем они так замечательны, что Эми потребовалось выписать их в отдельную тетрадь.
И тут до меня доходит.
Это ее список подозреваемых.
Мои губы сжимаются все сильнее, пока я разглядываю список. Она исключила Харли и Ориона и, кажется, не уверена насчет «стервозы» (Виктрии? Скорее всего). Но меня она не вычеркнула. Все еще считает, что я могу быть подозреваемым — по крайней мере, считала, когда составляла список.
Что же такого сделал Харли, что его исключили? Что мне сделать, чтобы заслужить ту же честь?
Когда она проснется, я докажу ей, что мне можно доверять.
Если.
Это просто еще одно испытание, и я его провалил. Каким-то образом я показал себя недостойным в глазах Эми, точно так же, как Старейшина всегда считал, что я недостоин быть лидером.
— Ааа… — стонет Эми.
Я бросаю блокнот и карандаш на стол и спешу к ней. Она сжимает пальцами переносицу, а когда опускает руку, я вижу, что в ее глаза вернулся свет.
— У меня адски болит голова, — жмурится она. На лице ее сейчас больше эмоций, чем за весь прошедший день. — Что случилось?
— Как ты сама думаешь?
— Господи, понятия не имею. Помню, вы получили общий вызов. И мы поднимались по той трубе. Было круто. К тому времени, как мы долетели до большого зала с огоньками, меня начало вроде как… пошатывать.
— Док сказал, что это реакция на корабль. Он тебе прописал психо… в общем, ингибиторы.
— Ингибиторы? Те же самые, которые пьете вы с Харли и «психи»? — Эми отталкивает меня и садится на кровати.
— Ну… да.
— AAA! — взвизгивает она. Спрыгивает с кровати и принимается кружить по комнате, сжав руки в кулаки. — На этом дремучем корабле все через черт-знает-что! Я не псих! И вы с Харли не психи!
Я ничего не говорю, потому что наполовину верю в это. Но она принимает мое молчание за возражение.
— Что заставило тебя и каждого на этом тупом корабле поверить, что все это… набрасываться на все, что движется, и вести себя, как безмозглые куклы… как вы можете думать, что это — это! — нормально?!
Я пожимаю плечами. Просто так было всегда. Как объяснить девушке, которая выросла в мире различий, анархии, хаоса и войны, что так функционирует нормальное общество, мирное общество, общество, которое не просто выживает, как было у нее на планете, но благоденствует и процветает, мчась сквозь космос к новой планете?
Эми решительно идет к столу и берет в руки пленку.
— Как включается эта фигня? — спрашивает она, вертя пленку в руках. — Она ведь типа компьютера, да? Неужели там нет информации о Земле? Дай я покажу тебе, что такое настоящие люди, нормальные люди! И как здесь все неправильно!
Но она делает не то — проводит пальцем по экрану, и появляется карта вай-комов, которую я ей до этого включал. Как вызвать на экран что-нибудь другое, она не знает. Сначала постукивает легонько, потом с силой, потом сжимает Руку в кулак и обрушивает на стол. Я встаю, подхожу к ней и забираю пленку. В глазах у Эми стоят слезы.
— Я этого не выдержу, — шепчет она. — Этих людей. Этот «мир». Я не смогу здесь жить. Не смогу провести тут всю жизнь. Я не могу. Не могу.
Так. Значит, какая-то часть речи Старейшины дошла до ее сознания. Она знает, что она — все мы — в ловушке.
Мне хочется обнять ее, крепко прижать к себе. Но я понимаю, что ей нужно совсем другое. Она хочет быть свободной, а мое единственное желание — схватить ее и не отпускать.
— Кажется, я знаю, чем тебе можно помочь, — говорю я.
57
Эми
Старший ведет меня по дорожке, идущей от Больницы, с очень таинственным видом. Он не хочет ничего говорить, и, наверное, поэтому у меня поднимается настроение — он похож на маленького мальчика, которому не терпится показать другу новую игрушку. Этого довольно, чтобы я на время забыла о головокружении и преследовавшем меня весь день чувстве, словно приходится пробираться сквозь толщу воды.
Сидящая на скамейке у пруда пара машет нам руками, когда мы проходим мимо. Лицо девушки сияет, и она льнет к груди парня с выражением полного блаженства. Правой рукой она обнимает свой живот, а парень накрывает ее руку своей.
Она склоняет голову, и я вдруг понимаю, что она разговаривает с еще не родившимся малышом, а не со своим спутником.
— И за всеми звездами протянулись светлые хвосты, и ото всех льется сияние, вниз, на нас и на тебя.
— Старейшина сказал, что они не для меня, — бормочет Старший себе под нос, когда их воркование затихает позади.
