Земля воров (ЛП) - Халле Карина

Я киваю.

— Ты все еще не хочешь говорить мне, куда мы едем?

— Ты все равно не знаешь это место. Просто доверься мне. Позволь мне сделать всю работу.

Я не могу удержаться от улыбки. Он определенно сделал всю работу сегодня утром и вчера вечером.

Он цокает языком, и Оникс делает шаг вперед. Мы всего в нескольких шагах от входа в замок, когда Леми неожиданно появляется рядом с нами.

Лошадь встает на дыбы, и я вскрикиваю, а Андор наклоняется вперед, чтобы удержать меня, пока мы не выровняемся.

— По крайней мере, на этот раз ты осталась в седле, — замечает Андор.

Леми виляет хвостом, каким-то образом догадавшись, что я собиралась отправиться куда-то без него, и, похоже, относится к лошади как к большой собаке, обнюхивая ее копыта, пока Оникс пятится от него.

— Леми, — ругаю я его. — Ты слишком назойлив.

Уши Леми подрагивают, он смотрит на меня, а затем на лошадь, после чего садится рядом с нами и терпеливо ждет.

— Ладно, поехали, — говорит Андор, трогая лошадь с места, Леми трусит рядом с нами, мы направляемся прочь из Штормглена.

Глава 28

Бринла

Я не знаю, сколько времени мы ехали, может быть, несколько часов, но я наслаждалась каждой секундой. С каждым вздохом в меня проникает свежий аромат растущих вокруг сосен, смешанный с запахом холодного ручья, протекающим рядом с нами, воздух, который кажется влажным, сладким и чудесным. Я наслаждаюсь путешествием, как хорошим вином, осознавая, насколько этот момент мимолетен и что я, возможно, больше никогда не испытаю этого. Даже Леми бегает вокруг, задрав морду кверху в поисках собственных приключений и радостно виляя хвостом. Я понятия не имею, куда мы направляемся, но на данный момент это не имеет значения. Это просто место. Красивое, новое, где будем мы с Андором.

Мы поднимаемся все выше и выше в горы, тропинка вьется вокруг высоких деревьев, которые, кажется, тянутся до самого неба, вдоль лугов, покрытых мхом и крошечными розовыми цветами, через редкие ручьи, которые мы преодолеваем верхом на Ониксе, и рыбы шарахаются в сторону от нашей тени.

Через некоторое время мои щеки и шея начинают мерзнуть. Андор крепко обнимает меня сзади, и мне все еще тепло, его тело и пальто хорошо защищают меня, в то время как над верхушками деревьев начинают собираться тучи, скрывая солнце и острые горные вершины.

Я не могу не думать о своей тете, и это причиняет мне боль. Горе слишком глубоко, чтобы чувствовать что-то другое.

Я думаю о том, как бы все сложилось, если бы я вытащила ее из Темного города и привезла в Норланд, как пыталась сделать. Я нахожу изменение климата чудом, новизной, которой можно наслаждаться, но понравилось бы это моей тете? Я проецировала на нее свое недовольство — какой ограниченной я себя чувствовала, застрявшей в том городе, как была неудовлетворена своей жизнью. Я хотела уехать, чтобы стать кем-то другим, но Эллестра, вероятно, была счастлива, оставаясь в своем доме и попивая чай. Там у нее было сообщество, дом, пара близких друзей. Я пыталась отнять это у нее.

Я отняла это у нее. Вместе с ее жизнью.

— Эй, — говорит Андор мне на ухо, обдавая горячим дыханием. — Я рядом.

Он прижимает меня к себе крепче, и мое тело расслабляется в его объятиях, а тяжесть в груди, постоянная боль в моем сердце ослабевает. Ровно настолько, чтобы я на мгновение почувствовала облегчение от тяжелого хоровода своих мыслей. Каким-то образом он знает, о чем я думаю и что чувствую, давая мне понять, что он рядом. Как будто он хочет взять на себя часть моего бремени, чтобы мне стало легче.

Потому что горе действительно ощущается как бремя, но такое, от которого ты боишься избавиться. Ты боишься, что если передашь его кому-то на секунду, если забудешь, пусть даже на краткий миг, что ты кого-то потерял и что твое сердце разбилось вдребезги, то, когда вспомнишь, это ударит по тебе еще сильнее. Это похоже на тот блаженный момент, когда ты только просыпаешься, твой мозг пуст, как чистый лист, и все в мире хорошо, пока холодный, смертельный нож реальности не пронзит тебя до костей.

Поэтому я полагаюсь на силу тела Андора и его сердца и совершаю прыжок веры. Я заставляю себя перестать испытывать боль и вину и насладиться этим моментом. Я знаю, что будет больно, когда скорбь вернется, потому что она всегда будет возвращаться, до конца моей жизни, но я знаю, что мне все еще нужно просто… жить.

Я вдыхаю свежий, бодрящий воздух, который теперь стал холоднее, Оникс везет нас через редкий лес, пока мы не достигаем похожего на пещеру отверстия в склоне горы.

— Нам туда? — спрашиваю я, и мое сердце начинает биться чаще. До сих пор все было так хорошо и спокойно.

— Да, — отвечает Андор, целуя меня в затылок. — Оно того стоит.

Можно было бы подумать, что мне не привыкать бродить по пещерам и тоннелям, но здесь, где горный склон поднимается так круто, темнота кажется особенно удушающей, ведь я не знаю, где мы находимся и куда направляемся.

Я задерживаю дыхание, когда Оникс входит в тоннель, воздух влажный, стук копыт звучит глухо. Я вдыхаю странный запах, который кажется мне знакомым, но не могу определить что это.

— Это светящиеся папоротники, — говорит Андор. — Наша версия ваших слизней, только они не падают на тебя и на вкус напоминают анис, если их приготовить. Просто подожди, пока твои глаза привыкнут.

Мгновение я не понимаю, о чем он говорит, пока мы движемся в темноте, а запах аниса становится все сильнее, но потом я вижу крошечные сине-зеленые огоньки, которые начинают светиться ярче, как звезды на чернильно-черном небе.

— Что? — шепчу я, оглядываясь по сторонам. Светящиеся точки сияют, заставляя шерсть Оникса и Леми отливать синим в их мерцающем свете. — Что это?

— Это светящиеся папоротники, — смеется Андор. — Они растут здесь в темных местах, особенно в этой области.

— Это… волшебно, — говорю я с восхищением. Это как путешествие по ночному небу. — Я понимаю, почему ты хотел привести меня сюда, — добавляю я, чувствуя, что нужно говорить тише, чтобы не потревожить растения.

— Это не единственная причина. Видишь свет в конце тоннеля?

Я смотрю поверх головы Оникса и вижу маленькое белое пятно в конце темноты, которое становится все больше и больше по мере того, как мы приближаемся. Оно также становится ярче, но не от солнца, а как будто белый цвет расширяется, пока светящиеся папоротники не исчезают, а стены пещеры не отступают.

Я прикрываю лицо рукой и морщусь от резкого света, в то время как самый холодный ветер, который я когда-либо чувствовала, обрушивается на нас, как ураган. Я закрываю глаза от его жгучего холода, а Андор крепко обнимает меня.

— Ты привыкнешь к холоду, — шепчет он мне на ухо. — Не торопись и открой глаза.

Оникс проходит еще несколько шагов, издавая странный, но знакомый шуршащий звук, который немного напоминает мне о верблюдах в пустыне, затем останавливается и громко фыркает.

Леми лает, и я слышу, как он бежит.

Я с трудом открываю глаза.

Как и раньше, я почти ничего не вижу и вынуждена щуриться, чтобы не ослепнуть от яркого света.

Затем мои глаза начинают привыкать.

И я понимаю, что белый цвет окружает нас повсюду, покрывает землю под нами волнами цвета слоновой кости, сверкающий, как крошечные драгоценные камни, укутывающий инеем ветви самых высоких деревьев и падающий хлопьями на мои руки, нос и волосы.

— Это… это…? — Я даже не могу правильно сформулировать вопрос, наблюдая, как черная фигура Леми мчится по нему, поднимая белый пух в воздух и явно наслаждаясь каждой секундой. Я смотрю на свою руку, на нее падает снежинка, холодный поцелуй, который длится несколько мгновений, прежде чем она тает, оставляя слабый блестящий след.

— Снег, — говорит Андор. — Я помню, как ты радовалась, когда увидела дождь. Я подумал, что, возможно, это будет первый раз, когда ты увидишь снег.