Безрассудная (ЛП) - Робертс Лорен

Я наконец-то догнала его и пошла рядом. — А быть ослом тоже естественно, или этому тебя научили во дворце?

Его губы подергиваются, пока он обдумывает мой вопрос. — Естественно. Но я не могу присвоить себе все заслуги. — Он оглядывает меня. — Это ты вытягиваешь из меня.

Я отворачиваюсь, сканируя камни, чтобы оправдать свое желание смотреть куда угодно, только не на него. Местность становится все более неровной, невероятно каменистой. Стены по обе стороны от нас высокие и испещрены выбоинами. Большинство из них слишком малы, чтобы назвать их пещерами, но мой взгляд привлекает устье одной, которая выглядит многообещающе. Я смутно задаюсь вопросом, в какой из них обитает сама первая королева.

— Как тебе вон та? — указываю я.

На его лбу выступил пот, а рот сжался от боли. Когда он просто кивает, не делая никаких хитроумных замечаний, я понимаю, что он испытывает сильный дискомфорт.

Солнце палит на нас, пока мы медленно пробираемся к пещере. Волдыри вопят при каждом шаге, когда кожа трется о ботинки. Я прикусываю язык, зная, что то, что чувствует рядом со мной Энфорсер, гораздо хуже.

Когда мы наконец входим в пещеру, нас окутывают тени. Свет здесь словно поглощен, поэтому кажется, что мы ступили в пещеру вечером.

— Сядь, — сурово приказываю я.

Он не сводит с меня глаз, повинуясь, опускается на землю. — Что ты делаешь, Грей?

Я приседаю позади него и осторожно поднимаю его окровавленную рубашку, чтобы осмотреть рану. — А что, по-твоему, я делаю, Азер?

— Похоже, ты заботишься обо мне, — говорит он с ухмылкой, просачивающейся в его голос. — И такое ощущение, что ты меня раздеваешь.

Я фыркаю. — Не будь слишком польщен. Я не могу допустить, чтобы ты стал мертвым грузом, не так ли?

Он кряхтит от боли, когда кончики моих пальцев касаются нежной кожи вокруг раны. Запах крови ударяет мне в нос, заставляя сделать глубокий вдох, прежде чем сказать: — Мне нечем зашить ее. Все, что я могу сделать, — это промыть ее и забинтовать.

— Отлично, — выдавливает он. — Давай покончим с этим, да?

— Но ее нужно зашить, — строго говорю я. — А то может попасть инфекция.

— Мы вернемся в Илью уже завтра, — спокойно говорит он. — Повязка остановит кровотечение на достаточное время. Я сам себя исцелю, когда мы доберемся туда.

— Верно. — Я киваю, сглатывая при виде крови. Я хватаюсь за край его рубашки, чтобы осторожно стянуть ее через голову. Он шипит, когда она задевает его рану. Нежно положив руку ему на спину, я побуждаю его лечь на живот.

Спина обнажена и вытянута передо мной, на коже запекшаяся кровь. Я едва могу разглядеть под ней порез, и от металлического запаха у меня щиплет в носу. — Расскажи мне что-нибудь, — слабо говорю я.

— Рассказать тебе что-нибудь? — В его смехе слышится боль. — Неужели сейчас самое подходящее время для…

— Да, — перебиваю я. — Это может быть что угодно, просто… просто поговори со мной.

Я зажмуриваюсь, чтобы отвлечься от ощущения его крови на кончиках пальцев и вида того, как она растекается по его коже. Что-то в том, как он замирает, подсказывает мне, что он начинает понимать.

— Хорошо. — Его голос звучит напряженно. — Правду?

— Всегда правду, — бормочу я.

Долгая пауза. — Иногда я завидую, что именно ты убила моего отца.

Мои глаза распахиваются, чтобы с недоумением уставиться на его затылок. — Ч-что?

Он вздыхает. — Я всю жизнь фантазировал о том, чтобы сделать то, что сделала ты. Я не горжусь этим. Но каждый раз, когда он резал меня, кричал на меня или заставлял снова и снова сталкиваться со страхом, я боролся с желанием причинить ему ответную боль. И Чума знает, что я мог бы это сделать. — Он замолкает, голос становится напряженным. — Это поглощало все мои мысли. Потому что прежде чем я возненавидел его за все, что он сделал со мной, я возненавидел его за то, что он ненавидел Аву. Он никогда не признавался в этом, конечно, но я знал. Знал, что он ненавидит ее за слабость, знал, что он считает ее позором фамилии.

Я медленно тянусь к одной из фляг, которые мы наполнили дождевой водой, отвлекаясь на секреты, льющиеся с его губ. — Но я никогда не мог заставить себя сделать это. — Он вздыхает. — Как бы он ни тренировал меня и как бы ни ненавидел людей, которых я любил, он все равно оставался моим отцом. Кровь и долг глубже, чем ненависть.

Я затихаю на какое-то время, не сводя глаз с тускло освещенной каменной стены перед нами. — И я сделала то, что ты втайне хотел бы сделать сам.

— И самое ужасное, — бормочет он, — что я должен ненавидеть тебя за это. Но тебя ненавидеть гораздо труднее, чем его.

У нас осталось мало воды, и, что ужасно, я не колеблюсь, прежде чем вылить большую ее часть на его рану. Потому что, несмотря ни на что, я поняла, что мало чем бы не пожертвовала ради него.

Я не позволяю себе зацикливаться на этом внезапном открытии.

— Черт, — шипит он, чувствуя, как вода жжет, просачиваясь в рану. — Беру свои слова обратно. Может, тебя не так уж и трудно ненавидеть, — хрипит он.

Кровь стекает по его спине, окрашивая кожу в багровый цвет. Мои руки в ней, каждый палец липкий и пахнет смертью, с которой я слишком хорошо знакома.

Я не играю с ним. Не дразню его и не отвлекаю от боли. Вместо этого я отворачиваюсь, промывая рану, не в силах смотреть на красные потеки. Трясущимися руками я вырываю ткань из того, что осталось от моей юбки. Окровавленными пальцами заправляю импровизированную повязку ему под грудь.

Тяжело дыша, склоняюсь над его спиной, чтобы обернуть рану тканью.

Моя коса выскальзывает из-за плеча и качается, пока…

Не оказывается в луже крови, которая снова начинает набираться в ране.

Я вдыхаю и зажимаю рукой середину косы, готовая перекинуть ее обратно через плечо.

Моя рука прилипает к волосам в ладони.

Я медленно опускаю взгляд, все мое тело дрожит.

Кровь стекает по волосам, капает с кончиков и размазывается по руке. Я сглатываю растущий ком в горле, отдергиваю руку и смотрю на покрывающую ее кровь.

Я не чувствую ничего, кроме запаха смерти, не слышу ничего, кроме звона в ушах.

Кажется, Кай что-то говорит, но я не обращаю на него внимания, путаясь в ткани и пачкая ее, спеша прикрыть рану.

С приглушенным вздохом я завязываю ее и тянусь к фляге. Мне удается выцедить последние несколько капель воды на ладонь, прежде чем яростно вытереть руки. Кровь струится по коже, стекая по запястьям и…

— Грей.

Его голос достаточно суров, чтобы вывести меня из оцепенения. Я не знаю, когда он сел, но сейчас он находится лицом к лицу со мной, нежно положив руку на мою ногу. — Что происходит?

Я качаю головой, борясь со слезами, которые грозят пролиться. — Это ничего…. Это… — Мой взгляд падает на мои руки, покрытые кровью. Те самые руки, которые держали умирающие тела тех, кого я любила больше всего. Те самые руки, которые навсегда остались в их крови.

— Это кровь, — мягко говорит он. — Раньше ты никогда не была брезгливой, пока…

Сердце бешено колотится в груди, заставляя меня чувствовать слабость.

Все, что я чувствую, — это запах крови. Все, что я испытываю, — это чувство вины.

— Я… я больше не могу, — задыхаюсь я. — Я больше не могу так себя чувствовать. Это все слишком.

Я опускаю взгляд на серебристые волосы, окрашенные в красный цвет. Вид моей косы заставляет меня замереть, я ненавижу ту власть, которую теперь имеет надо мной кровь. Приходится постараться, чтобы замедлить дыхание и выровнять сердцебиение.

Гнев внезапно заглушает панику, охватившую меня. Я делаю глубокий вдох и поднимаю взгляд на него.

— Отрежь ее.

Он хмурится от моих слов: — Что?

— Я хочу, чтобы ты отрезал ее, — тихо говорю я. Мое лицо чистое, несмотря на то, что слезы все еще затуманивают зрение. Я провожу окровавленными руками по длине косы, пачкая ее.

Глаза Кая следят за моими пальцами, слегка расширяясь от понимания. — Грей, может, тебе стоит…