Райчел Мид - Сны суккуба
— В каком клубе?
— В таком. Людей, которые совершили одну ошибку и расплачиваются за нее всю жизнь. — Он сделал паузу. — Народу в этом клубе — чертова уйма.
Я мягко высвободилась из его рук.
— Что сделал ты?
— В смысле?
— В чем была твоя ошибка? Винсент нашел амулет... и сказал, что это ужасная штука. Черная магия. И тебе для его изготовления нужно было сделать что-то очень плохое.
Глаза у Данте стали печальными.
— Ты действительно хочешь это знать?
Я кивнула.
— Вряд ли... Сейчас ты впервые разговариваешь со мной как с человеком, а не последним болваном на земле. Скажи я тебе правду... и ты потеряешь ко мне всякое уважение.
— Нет. Буду уважать еще больше.
Он закатил глаза.
— В гипотетических ситуациях люди всегда готовы проявить благородство. «Я бы никогда не изменил своей жене». «Я бы вернул найденный на улице миллион долларов». Дерьмо все это.
— Нет, — возразила я. — Правду я уважаю.
— Но она тебе не понравится. Почему, думаешь, я не поцеловал тебя тогда, возле Эрикова магазина? Я вроде как хочу с тобой переспать... нет, хочу на самом деле... но... переспи мы — и ты поймешь, как мало у меня энергии.
— Верю. Но все равно хочу знать твою историю.
Он досадливо поморщился.
— Слушай, суккуб... я не смог бы ее рассказать, даже если бы захотел. Это слишком тяжело.
Упоминание о несостоявшемся поцелуе вдруг навело меня на мысль.
— Можешь показать.
— Что?
Я подалась к нему.
— Давай поцелуемся. Вряд ли я получу от тебя какую-то энергию, зато, если откроешь память, я что-нибудь да уловлю.
Во всяком случае, я на это надеялась. Во время секса мне всегда передавались мысли и чувства любовников, однако управлять ими я не могла. Не могла узнать что-то конкретное. Воспринимала обычно лишь то, о чем думал партнер в этот момент. Его восторг или затаенное чувство вины перед возлюбленной, которой он изменял. Но возможно, если бы Данте специально думал о том, что сделал... Попытаться стоило. Я придвинулась к нему. Он не шелохнулся. Тогда я придвинулась еще ближе и поцеловала его сама.
Сначала это был обычный поцелуй — соприкосновение губ. Потом я почувствовала его жизненную силу... точь-в-точь такую, как он и говорил. Душа его была слишком темной. Энергия текла даже не струйкой. Просочилось всего несколько капель. А потом... едва успев ее оценить, я ощутила еще кое-что. Саму его душу. Черную, напрочь лишенную сияния жизни, каким наделены души большинства людей. Чернота потекла в меня — мерзкое, тягучее зло... а дальше... открылись отчаяние, гнев, безнадежность, разочарование. Тьма и кровь, вызывающие тошноту. Захотелось прервать поцелуй. Но я должна была увидеть то, что скрывал Данте.
Его воспоминания приходили отдельными, разрозненными картинками. Тем не менее я сумела выстроить из них связное целое. У него была сестра. Старше лет на десять. Все его детство она заботилась о нем — как мать и как учительница. Тоже медиум, она обучала его управлять силой, пользоваться магией мира, недоступной для большинства людей. Была сильна сама, но он был еще сильнее. Чем, однако, не удовольствовался. Хотел не просто управлять силой, а иметь ее больше.
Поэтому он отобрал ее.
Вырвал.
У сестры.
Я видела его лицо в тот момент, когда он ее убивал, чувствовала его боль, когда кинжал вонзился в ее горло. Она была для него и сестрой, и матерью, и все же он отнял у нее жизнь. И сила его возросла неимоверно — благодаря ее силе, передавшейся ему, и чарам, пущенным в ход. Кровь невинного всегда дает силу, убийство как ритуал черной магии дает ее во стократ больше.
Он почувствовал себя равным богу.
И хотел с тех пор одного — умереть.
Он сам себя проклял. Сила по-прежнему была ему желанна, он радовался ей... но после убийства сестры возненавидел себя. Отдалился от мира, пытался заглушить память наркотиками и алкоголем и силу свою использовал лишь изредка, для грошовых жульнических трюков.
На этом я прервала поцелуй. Иначе мне наверняка предстояло узнать еще и то, что он сделал для изготовления амулета. Ничего хуже содеянного с сестрой я представить себе не могла, тем не менее сыта была по горло. И отодвинулась от него, широко раскрыв глаза.
— Она была возлюбленной Эрика, — сказала я тихо.
Среди прочего мне мельком предстало и видение Тани — так ее звали — рядом с Эриком.
— Та женщина с фотографии. Вот почему он тебя ненавидит.
Данте кивнул.
— Мы втроем... собирались вершить великие дела. Талантливы были адски. — В глазах у него стояло горе. — Конечно, после этого Эрик положил конец нашей дружбе. Хотел меня убить... жаль, не убил. Следовало на самом деле. Но... не такой он человек.
— Да, — холодно сказала я. — Не такой.
Потом встала и отошла от Данте, который так и сидел на полу.
Он все понял. Несчастное выражение лица сменилось злым.
— Уже уходишь?
— Да.
— Что ж. Спасибо, что заглянула. И что подтвердила мою правоту.
— Насчет чего?
— Того самого. Я же сказал, что ты меня возненавидишь.
— Я не... — начала я и умолкла.
Да, он был прав. Невозможно не возненавидеть после такого... убийства любимой сестры. Горя, причиненного Эрику.
— Данте... то, что ты сделал...
— Было ошибкой, которую я никогда не совершил бы снова, если бы мог. Из-за которой я стал проклят навеки. Как твоя подружка ангел. Как ты сама.
— Нет, — сказала я, — Ясмин пала из-за любви, и это другое.
— Она пала из-за эгоизма, — возразил Данте. — Но не буду спорить. О себе лучше расскажи. Ты пала из-за любви?
Я промолчала. Поскольку пала из-за похоти. Изменила мужу, потому что была обижена, скучала в одиночестве и... подвернулся удобный случай.
Данте смерил меня проницательным взглядом.
— Вот видишь? Я-то понимаю. Ты в дерьме. Много ли ты найдешь людей, которые поймут это? Спорю, дружок твой не способен.
— Он принимает меня такой, как есть.
— Но понимает ли? Ты когда-нибудь рассказывала ему со всеми подробностями, что именно совершила?
— Нет, но это неважно.
Данте встал, подошел ко мне.
— Важно! Ваш роман — это же смешно. Долго он не протянется. Я не говорю, что тебя со мной ждет какое-то прекрасное будущее, но в любом случае лучше иметь дело с людьми, которые знают, почему ты стала такой.
— Уж конечно. С тобой только и останется, что пить и проклинать свою жизнь.
— А сейчас ты живешь иначе?
— Сет дает мне надежду на лучшее. С ним я и сама делаюсь лучше.
— А толку то? — воскликнул Данте. — Как ты не понимаешь? В твоей жизни ничто не может измениться. Об этом даже линии на руках говорят.
