Стефани Майер - Сумерки
Эдвард задумчиво смотрел на картины, и я решила угадать, какая именно привлекла его внимание. Судя по всему, это большой осенний пейзаж, изображающий пожелтевшую лесную поляну, а на заднем плане — скалы.
— Поняв, кем стал, папа не смирился, — тихо проговорил Эдвард. — Он решил себя уничтожить. Правда, это оказалось не так-то просто.
— Что он сделал? — Вопрос вырвался сам собой, таким сильным было изумление.
— Прыгал с горных вершин, бросался в океан… Карлайл был слишком молод и силен, чтобы погибнуть, — невозмутимо рассказывал Эдвард. — Удивительно, как долго он смог выдержать без… еды! Как правило, у… новообращенных голод слишком силен, чтобы сопротивляться. Однако отвращение к самому себе было столь велико, что папа решил себя погубить.
— Разве это возможно? — чуть слышно спросила я.
— Вообще-то да, хотя способов нас убить не так уж много.
Мне захотелось уточнить, но Эдвард не дал мне и рта раскрыть.
— Папа совсем ослаб от голода и старался держаться как можно дальше от людей, понимая, что сила воли вовсе не безгранична. Сколько ночей он скитался по пустошам, отчаянно презирая самого себя!.. Как-то раз на его логово набрело стадо оленей. Карлайл умирал от жажды и, недолго думая, растерзал все стадо. Силы вернулись, и отец понял, что становиться монстром совсем не обязательно. Разве в прошлой жизни он не ел оленину? Так родилась новая философия. Отец решил, что и в такой ипостаси можно оставаться самим собой. Решив не терять времени попусту, Карлайл снова начал учиться. Времени для занятий теперь стало вдвое больше. Он поплыл во Францию и…
— Поплыл во Францию? — с сомнением спросила я.
— Белла, люди пересекали Ла-Манш и в семнадцатом веке, — напомнил мне Эдвард.
— Не сомневаюсь, просто ты сказал «поплыл»… Продолжай!
— Плавание для нас вовсе не проблема…
— Для вас вообще нет проблем, — проворчала я. Эдвард ухмыльнулся.
— Перебивать больше не буду, обещаю! Он продолжал:
— Потому что нам фактически не нужно дышать.
—Что?
— Ты ведь обещала! — укоризненно воскликнул Эдвард и приложил к моим губам холодный палец. — Хочешь узнать, чем все кончилось, или нет?
— Нельзя же огорошить меня подобной новостью и рассчитывать, что я никак не отреагирую!
Холодная рука неожиданно коснулась моей ключицы. Сердце забилось сильнее, но я постаралась держать себя в руках.
— Тебе не нужно дышать?
— Совершенно необязательно. Дышим мы скорее по привычке.
— И как долго вы можете… не дышать?
— Наверное, бесконечно, точно не знаю. Жить, не чувствуя запахов, немного скучно.
— Немного скучно, — глухо повторила я.
Уж не знаю, что отражалось на моем лице, но Эдвард почему-то расстроился. Отдернув руку, он так и впился в меня взглядом. Мне стало неловко.
— Что такое? — чуть слышно спросила я, касаясь его неподвижного лица.
— Какая нелепая пара, ты и я, — вздохнул он.
— По-моему, мы это уже обсуждали.
— Разве тебе не страшно?
— Нет, — честно ответила я. Эдвард смотрел на меня во все глаза.
— Самый сильный хищник на планете заботится о моей безопасности. Чего мне бояться?
Он фыркнул и если не развеселился, то хотя бы хмуриться перестал.
— Ну, ты загнула! Эмметт намного сильнее меня.
— Приходится верить тебе на слово.
— Когда-нибудь сама убедишься.
— Итак, продолжай! Карлайл поплыл во Францию…
Эдвард кивнул, возвращаясь к своей истории. Золотистые глаза метнулись к другой картине в богато украшенной раме, самой большой из висящих на стене. Картина была не только самой большой, но и самой пестрой: яркие фигурки в пышных балахонах прижимаются к каким-то столбам и свешиваются с балконов. Мне показалось, что это либо какие-то герои греческой мифологии, либо библейские персонажи.
— Карлайл приплыл во Францию и обошел все европейские университеты. Не зная отдыха, он изучал музыку, точные науки, медицину, пока не понял, что его призвание — спасать человеческие жизни. Другие подобные нам люди, более цивилизованные, чем призраки лондонских трущоб, отыскали его в Италии.
Тонкий палец показал на степенную четверку на самом высоком балконе, снисходительно взирающую на царящий внизу бедлам. Присмотревшись к фигуркам, я с удивлением узнала золотоволосого мужчину.
— Друзья Карлайла вдохновили Солимену[1], и он часто изображал их богами, — Эдвард усмехнулся. — Аро, Марк, Кай — представил он остальных, — ночные ангелы-хранители науки и искусства.
— Что же с ними стало? — вслух поинтересовалась я, с благоговением глядя на фигурки.
— Они по-прежнему в Италии, — пожал плечами Эдвард, — где прожили бесчисленное множество лет. А вот Карлайл долго среди них не задержался, пару десятилетий, не больше. Каждому нужны друзья, тем более такие образованные и утонченные, но они пытались вылечить его от отвращения к тому, что называли «естественным источником силы». Карлайл попытался склонить их на свою сторону… Безрезультатно. Почувствовав себя чужим среди своих, папа решил отправиться в Америку. Представляю, как он был одинок!
Однако и в Новом Свете ему долго не удавалось найти близких по духу. Шли годы, вампиров и оборотней стали считать бабушкиными сказками, и Карлайл понял, что вполне может общаться с людьми не раскрывая своей сущности. Со временем он стал врачом и приобрел обширную практику. Вот только друзей по-прежнему недоставало: сходиться с людьми слишком близко было опасно.
Эпидемия испанки застала отца в Чикаго. Несколько лет он вынашивал одну идею и уже решил действовать. Раз не удалось найти семью, он создаст ее сам. Останавливало лишь то, что Карлайл не до конца представлял, как будет происходить перерождение. Лишать человека жизни, как когда-то поступили с ним, он не желал. Раздираемый внутренними противоречиями, он нашел меня. Как безнадежно больной, я лежал в палате для умирающих. Мои родители скончались на руках Карлайла, поэтому он знал, что я остался сиротой, и решил попробовать.
Голос Эдварда превратился в чуть слышный шепот, а потом и вовсе затих. Невидящий взгляд молодого Каллена блуждал где-то далеко. Интересно, о чем он сейчас думает: о прошлом Карлайла или своем собственном? Спросить я не решилась.
Когда Эдвард повернулся ко мне, его лицо было безмятежно спокойным.
— Остальное ты знаешь, — проговорил он.
— С тех пор ты постоянно жил с Карлайлом?
— Почти. — Эдвард обнял меня за талию и подтолкнул к двери.
Я с тоской оглянулась на картины, не испытывая никакого желания уходить из гостеприимного кабинета.
