Тайна крови (СИ) - Романова Екатерина Ивановна
— Об этом? — охрипшим, полным желания голосом произнес он.
Снова не смогла ответить, лишь кивнула, кусая губы и подаваясь навстречу его уверенным движениям. Вот только искуситель резко все прекратил, развернув меня к себе и прошептал в мои губы:
— Тогда покажи мне, искорка…
Шаг, второй, третий… Он отошел к кровати и сел, оставив меня наедине с необузданным, диким желанием, вздымающим грудь в тяжелом дыхании, заставляющим разум мутиться, а сердце сбиваться с ритма и биться в голове раненой птицей. Все еще приворот? Или это мои настоящие чувства? Имеет ли это значение сейчас, когда я вижу, насколько желанна?
Покажу. Так покажу, что на всю жизнь запомнишь!
Я подошла и села к нему на колени. Так же, как во Флай Скай. Вот только в этот раз принялась за пуговицы на рубашке. Медленно расстегнула первую, вторую, третью, плавно покачивая бедрами, словно качаясь на волнах. Хартман гладил меня по спине и ягодицам, прижимая ближе к своей возбужденной плоти. Когда последняя пуговица выскользнула из рук, я толкнула фетроя назад и откинула полы мягкой ткани в стороны, чтобы получить доступ к идеально слепленному торсу. От такого невозможно оторвать глаз! Я медленно провела ноготками по шее фетроя, груди, кубикам на животе и добралась до ремня, любуясь, как гладкая кожа покрывается мурашками от возбуждения. Ремень, пуговица, молния… Штаны с Харви стянула профессионально, с моим-то опытом, а вот дальше замерла. Ткань на его плавках разве что не трещала, требуя выпустить на волю зверя… Отступать уже поздно. Ухватилась за резинку и лишила правящего трусов. Подавить победную улыбку не смогла. Все же, я одна из немногих женщин дистрикта, которые могут похвастаться, что при их виде у Хартмана трусы слетают, а не наоборот! Мои-то при мне остались. Вопрос — надолго ли?
— Так и будешь смотреть?
— Любуюсь видом, — призналась откровенно, получив в ответ не менее возбужденный и восхищенный взгляд. А полюбоваться было чем! Это вам не обрубок Таххира, напоминающий земляного червя, один взгляд на которого способен сбить весь романтический настрой…
Мне не хотелось потворствовать своему желанию, поскольку оно требовало наброситься, изнасиловать, свернуться калачиком и уснуть. Нет. Раз уж мне выпала ночь с Хартманом, он меня запомнит надолго. И я это запомню…
Двигаясь плавно, осторожно, я взобралась на кровать и медленно опустилась сверху. Потерлась о большой горячий член, склонилась к груди мужчины и языком пощекотала сосок, затем прикусила его зубами, получив в ответ по заднице. Мягкий шлепок обеими руками заставил вскрикнуть от острой и неожиданной волны возбуждения, а перед глазами черные круги поплыли. Дыхание сбилось, я закусила губу, чтобы не застонать.
— Не только ты умеешь дразнить, Флер, — не узнала его голос: низкий, хриплый, донельзя возбуждающий.
Коснулась языком другого соска и нащупала рукой твердую горячую плоть Хартмана, провела до основания и вернулась к гладкой головке. Из груди мужчины вырвался хрип, а затем я одним рывком была опрокинута на спину и вжата в матрас. Кажется, мое доминирование окончено.
Харви медленно стянул с моего плеча лямку пеньюара, обнажая грудь, сжал ее ладонью, вырывая из меня стоны, заставляя извиваться и теряться в острых обжигающих ощущениях. Он двигал бедрами навстречу, искушая, обещая, издевательски медленно. Я сбила простынь, сжимая ее и выгибаясь дугой. Но вскоре пытки закончились. Хартман отодвинул в сторону ткань моих трусиков и коснулся болезненно набухших нижних губок горячей головкой. Провел от клитора до входа в меня и осторожно, миллиметр за миллиметром, погрузился внутрь, расширяя, наполняя, вливая бешеную волну эмоций, от которых из моей груди выбило весь воздух. Я смогла вдохнуть только когда он вошел до основания и замер:
— Посмотри на меня, Флер.
Насилу смогла открыть глаза, хотя ресницы, как и губы, дрожали. Это выражение лица правящего мне никогда не забыть. Хоть он и был сверху, но полностью принадлежал мне сейчас. Не удержалась и погладила его лицо кончиками пальцев, задержавшись на губах, которые поцеловали мою замершую ладошку. Никогда с момента потери родителей я не была так счастлива. Странное, необъяснимое ощущение восторга захлестнуло с головой.
Харви шевельнулся, вызвав очередную волну наслаждения, которая закрыла мои глаза и заставила откинуть голову. Пальцы теребили жесткие волосы на затылке фетроя, который опустошил меня, полностью покинув лоно. От досады я даже застонала, чтобы в следующий миг снова ощутить острое, почти болезненное от бешеного наслаждения удовольствие. Кто бы мог подумать, что до издевательства медленная ласка доводит до исступления больше, чем быстрые толчки.
Я обвила бедра Хартмана, выгибаясь навстречу, извиваясь под ним, желая получить немедленное удовлетворение. Я наигралась и уже задыхалась от желания, не в силах вытерпеть пульсирующего внизу живота напряжения. Почувствовав это, фетрой резко вбился в меня. Вскрик сдержала еле-еле, закусив губу едва не до крови.
— Кричи, Флер, — прошептал он, покрывая поцелуями мое лицо. — Не сдерживай себя. Только не со мной…
Еще один толчок, второй, третий… Я впилась ногтями в сильную спину и перестала соображать, где нахожусь и что происходит. Весь мир сузился до горячего дыхания, до ноющего напряжения внизу живота, которое требовало взрыва, до сильных толчков и упругой кожи под моими пальцами. Я стонала и кричала под ним, раскрываясь навстречу, не сдерживала эмоций, которые лишь больше распаляли Харви. Затем он вошел в меня до предела, замер, задев какую-то особенно чувствительную точку и мой мир взорвался. Сердце остановилось на миг, чтобы потом оглушить сокрушительным ударом. Тело выгнуло дугой, из груди вырвался не то всхлип, не то крик, внизу живота сладко запульсировало. Меня сотрясало бесконечными волнами наслаждения, а когда плоть Харви требовательно затрепетала внутри, обжигая мои внутренности горячим семенем, сумасшествие повторилось с еще большей силой. Меня снова накрыло удушающей волной, помрачившей сознание. Оно сначала вспыхнуло ярчайшим белым светом, а потом погрузило меня во тьму. Не в силах выдержать настолько острого удовольствия, я попросту отключилась под горячий шепот:
— Моя искорка… моя…
Не знаю, сколько прошло времени, только когда я пришла в себя, голова Харви все еще лежала на моей груди. Он тяжело дышал и даже не покинул меня. Лениво пошевелилась.
— Не надо… — предостерег он.
— Не надо что?
— Не шевелись, если не хочешь продолжения.
Я вскинула брови и с удивлением разглядывала такое красивое, живое сейчас лицо Хартмана. Довольный, как сытый рысокот, расслабленный, с растрепанными волосами и по-мальчишечьи задорной улыбкой. Решила проверить и намерено шевельнула бедрами, но тут же замерла, почувствовав, как внутри меня потяжелело и затвердело.
— Что, правда?
— А ты сомневалась?
Этой ночью спать нам не пришлось. Мы оба сошли с ума, словно влюбленные подростки, которые впервые открыли для себя мир удовольствия. Мы любили друг друга, кричали, извивались и выгибались под требовательными, грубыми или бесконечно нежными ласками, проваливались в забытье, чтобы набравшись сил, повторить все заново. Не знаю, что со мной произошло, но пружина, о которой говорил фет Ронхарский, давно перестала существовать. Я отпустила свою женщину на волю, позволив себе чувствовать, дышать, наслаждаться. Позволив себе не думать о том, что будет после, а сконцентрироваться на том, что сейчас.
Я проснулась от противного пиликания. Оно сначала прокралось в мое сознание откуда-то издалека, затем становилось все ближе, ближе и ближе, пока окончательно не вырвало из уютных объятий сна. А спала я, к слову, на фетрое. Кажется, прямо так, как и отрубилась вчера. Точнее, уже сегодня. Тело ныло от необычной физкультуры, несмотря на занятия балетом. Видимо, ночью мы задействовали какие-то другие мышцы. Воспоминания о том, что мы вытворяли заставляли заливаться краской по самые уши. С другой стороны, мне все понравилось. Нет. Понравилось — не то слово. Я осталась в восторге!
