Восходящая бессмертная (ЛП) - Сэндс Линси

Стефани слабо улыбнулась, тронутая предложением. Хотя она избегала большинства людей даже здесь, Джек и Лоис были одними из немногих исключений, которые она сделала. Они были теми, кого ее мать назвала бы «хорошими людьми», и они были хорошими соседями. Харпер познакомился с ними на раннем этапе, когда начал ремонтировать этот дом, и они так ему понравились и он доверял им, что он дал им код от ворот, чтобы Джек мог срубить пару деревьев, которые не очень хорошо себя чувствовали, с участка позади дома Стефани. Он хотел, чтобы они стали дровами для его камина, и ценил то, что Харпер позволил ему это. В свою очередь, Джек использовал код, чтобы иногда впускать подрядчиков, когда Харпер задерживался, чтобы встретиться с ними. Теперь супруги следили за неприятностями, и Джек время от времени приносил почту, просто чтобы проверить ее, потому что он знал, что она одинокая женщина.

Что касается его комментария о том, что ему не привыкать к неприятностям, Стефани знала, что это правда, из некоторых мыслей, которые она получила от него и его жены за год, что она жила здесь. Когда он был моложе, Джек участвовал в довольно известной банде байкеров. Но он отказался от этой жизни и занялся сельским хозяйством, когда женился на Лоис. Это было одним из условий, что она выйдет за него замуж. Она не хотела быть вдовой байкера. Если бы он хотел ее в жены, ему пришлось бы отказаться от этой жизни. И, судя по мыслям, которые Стефани прочитала в его голове, Джек ни на мгновение не пожалел об этом.

«Спасибо, Джек, это очень любезное предложение, но…» Ее голос оборвался, когда она взглянула мимо него на Брикера и увидела выражение его лица.

Когда она вопросительно подняла брови, Брикер нахмурился, как будто раздраженный тем, что она не получает сообщение, которое он пытался послать, и сказал: — Люциан считает, что нам не помешала бы дополнительная помощь. Выражение лица Брикера говорило об обратном, но он продолжил. — Он послал Андерса забрать жену Джека и привести ее сюда, где они будут в большей безопасности, если Дресслер создаст проблемы. Он не хочет, чтобы они попали под перекрестный огонь».

Тогда Стефани поняла. Они позаботятся о Джеке и Лоис. Но, вероятно, они не стали бы держать их здесь. Они бы вычеркнули весь этот инцидент из их памяти и отправили бы их куда-нибудь в отпуск, чтобы держать их подальше от линии огня, пока эта ситуация не разрешится.

Она понимающе кивнула Брикеру.

— Это перья на голове мальчика? — внезапно спросил Джек, и Стефани резко взглянула на него и увидела, что он немного сдвинулся в сторону, чтобы получше рассмотреть Торна за ней.

— Дерьмо, — пробормотал Брикер и тут же взял Джека под свой контроль.

Стефани знала, что да, потому что лицо мужчины стало пустым, а тело обмякло. . включая его руки, которые опустились и уронили дробовик. Стефани едва успела поймать его, прежде чем он упал на пол. Хмуро взглянув на Брикера, она положила дробовик на комод. — В следующий раз предупреждай, Брикер. Если бы он упал на пол, он мог выстрелить и ранить мать Торна или Марию.

— Я думал, ты слышишь мои мысли. Разве нет? — добавил он, нахмурившись. Что-то в ее выражении, должно быть, выдало ее, потому что его брови внезапно поднялись. — Ты снова не слышишь мысли?

Когда Стефани скривилась и покачала головой, он сказал: «Черт, я лучше пойду и скажу Люциану. Он хотел, чтобы ты проверила Дресслера и убедилась, что он достаточно близко. Он хочет знать, прибыли ли его люди и как скоро нам нужно беспокоиться о нападении.

«Подожди!» — Стефани рявкнула, когда Брикер повернулся, чтобы выйти из комнаты. Когда он повернулся, она указала на Джека. — Ты собираешься просто оставить его здесь?

«Ой.» — Он помедлил, а потом вздохнул. «Нет. Я возьму его с собой. Андерс уже должен вернуться с женой, и Люциан планирует стереть их воспоминания и отправить их в полностью оплаченную поездку в Торонто или куда-нибудь еще.

— Нью-Брансуик, — тут же сказала Стефани, а когда Брикер непонимающе взглянул на нее, добавила: — Их дочь замужем за дантистом. Они, вероятно, хотели бы навестить их и провести некоторое время со своими внуками. Скажи ему, чтобы проверил их мысли, не хотят ли они поехать в Нью-Брансуик. Я оплачу перелет и гостиницу, чтобы им не пришлось беспокоить свою дочь».

— Это твой вклад, — сказал Брикер, пожав плечами, и увел Джека.

— Это было любезно, — с одобрением сказала леди Элизабет.

— О, ну, они милые люди и хорошие соседи, — застенчиво пробормотала Стефани, возвращаясь в комнату. — Они следят за всем здесь, когда я уезжаю, помогая Люциану с делами, и даже когда я дома, они присматривают за мной. Меньшее, что я могу сделать, это отправить их навестить дочь и внуков, — сказала она, пожав плечами, а затем улыбнулась Элизабет и напомнила ей: — Ты не собиралась вздремнуть?

— Думаю, я подожду немного, — сказала Элизабет после некоторого колебания, а затем объяснила. — Я подозреваю, что Люциан вызовет тебя на разговор, как только Брикер поговорит с ним. Я бы не хотела, чтобы Торн проснулся в одиночестве.

Стефани кивнула и только расслабилась, когда услышала, как Люциан рычит ее имя, словно раненый медведь. Вздохнув, она криво улыбнулась матери Торна и встала, но остановилась, когда в дверях появился Люциан.

Глава 19

— Совсем ничего?

Стефани виновато поморщилась, когда Люциан спросил об этом в третий раз, но покачала головой и снова сказала ему: «Я не слышу ничьих мыслей. Даже Марии или леди Элизабет.

«Проклятие.» — Его взгляд переместился туда, где Торн все еще спал в постели, а затем на леди Элизабет и Марию, прежде чем вернуться к ней. Подняв брови, он сказал: «Значит, у нас не будет никаких предупреждений о том, когда начнется атака».

«Нет. Мне очень жаль, — сказала Стефани. Она совсем не удивилась, когда Люциан пришел к ней сразу после того, как Брикер сообщил, что голоса снова пропали. Однако она была очень удивлена тем, сколько вины она испытывала из-за этого. Стефани чувствовала, что сильно подводит его.

Люциан отмахнулся от ее извинений. — Ты сказала, что можешь читать людей, когда в прошлый раз исчезли голоса? Люди в продуктовом магазине?

«Да. Если я прикасаюсь к ним, я могу и читать, и контролировать их».

Люциан кивнул и протянул руку. «Прочти меня.»

Она уставилась на его руку, словно это была змея, а затем перевела взгляд на его лицо с настороженным выражением. «Зачем?»

«Я хочу знать, можешь ли ты «погружаться глубоко», как ты это называешь, даже когда голоса отсутствуют».

Стефани покачала головой, прежде чем он закончил говорить. — Я не собираюсь «глубоко погружаться» в твою голову, Люциан.

— Просто сделай это, — приказал он. — Мне нужно знать, будешь ли ты еще полезна мне после того, как все это закончится. Я хочу знать, сможешь ли ты получать ответы, которые ты получала, когда еще слышала голоса в своей голове. Итак, — он пошевелил пальцами, — возьми меня за руку и попробуй глубоко нырнуть в меня. . или ты боишься того, что найдешь там, и слишком труслива, чтобы попробовать?»

Стефани нахмурилась, ее плечи напряглись и приподнялись. Этот ублюдок манипулировал ею своими трусливыми разговорами, и она знала это. Но это сработало, черт бы его побрал. Скривив рот, она встретила его взгляд и потянулась, чтобы схватить его за руку.

Звук немедленно взорвался в ее голове, как будто кто-то включил радио на полную мощность в ее черепе. Но только одно. Разум Люциана был скопищем забот и беспокойств. Беспокойство за свою жену и детей, других членов его семьи и силовиков, которые работали под его началом, до бессмертных в целом и даже смертных, которых он пытался уберечь от изгоев их вида. Его жизнь представляла собой длинную череду забот и проблем, о которых он должен был позаботиться, чтобы все вокруг не взорвалось.

— Иди глубже, — приказал Люциан, когда она заколебалась на периферии его разума.

Стефани ненадолго прикусила губу, а затем вздохнула и последовала за его мыслями в то глубокое место, которое было у всех. Но это было совсем не то, что в прошлые разы, когда она глубоко ныряла. Дресслеру, например, было всего за восемьдесят, он был всего лишь зародышем по сравнению с этим человеком. Его воспоминания пронеслись так быстро, что у нее сложилось лишь впечатление о его зле и полном отсутствии у него сострадания или сочувствия к жертвам бессердечных поступков, которые он совершил во имя науки.