Наталия Рощина - Грех
– Оставим ее в покое, – сказал Филипп.
– А я хочу полежать с мамой рядышком. Может, ей станет легче, – шмыгая носом, заявлял Арсений.
– Фил прав. Маме нужно побыть одной. – Николай выпроваживал братьев из родительской спальни. Правда, сам он то и дело заглядывал туда. Приносил чай, еду, но все оставалось почти нетронутым. Молча забирал остывшую еду, пристально вглядываясь в побледневшее, осунувшееся лицо матери. У Николая сердце сжималось. Зная ее сильный характер, он верил, что она найдет в себе силы пережить утрату. К черту ссоры – они прожили вместе четверть века. О чем тут говорить…
А потом эти похороны. Казалось, они никогда не закончатся.
– Примите мои соболезнования. – Приятный женский голос выделялся из череды грубоватых, сиплых мужских. – Иван Максимович принадлежал к тем людям, жизнь которых продолжается и после их ухода. Его фундаментальные научные труды, благодарные ученики… У вас был замечательный отец, Коля.
Николай медленно поднял глаза – перед ним стояла молодая женщина с невероятно красивыми миндалевидными глазами. Вьющиеся каштановые волосы подобраны, открывая длинную шею. Николай горячо пожал протянутую руку, ужаснувшись, что в такой момент оценивает достоинства незнакомки. Но она на самом деле была хороша. Черный плащ, черный прозрачный шарф, развевающийся на ветру, подчеркивали траурность момента, но в то же время выгодно оттеняли ее матовую кожу, ярко-каштановые волосы. Николай не выпускал прохладной ладони, чувствуя, как та постепенно согревается, перенимая его тепло.
– Спасибо, спасибо за хорошие слова. – Николай заметил, что мама смотрит на них. В ее взгляде он уловил настороженность. Разжав пальцы, машинально потер ладони.
– Как зовут вашу маму? – вдруг спросила женщина.
– Елена Георгиевна.
– Я хочу выразить ей соболезнование. Жена – самый близкий человек, ей тяжелее всех пережить потерю. Берегите маму, Коля, поддержите ее.
– Да, конечно, – пробормотал Николай.
Женщина удалилась от него, легко ступая на высоченных каблуках. Николай увидел, как она подошла к матери, как начала говорить, чуть склонив голову. Реакция матери насторожила его. Елена Георгиевна побледнела, с трудом поднялась. Теперь их лица оказались на одном уровне. Лицо незнакомки с опущенными глазами – сама кротость и смирение, а лицо матери застыло в гримасе отвращения. Елена Георгиевна сжала кулаки. Николай решил выяснить, в чем дело. Но очередной мужчина уже пожимал его руку, говорил слова утешения, поэтому Николай опоздал. Он так и не стал свидетелем разговора между матерью и незнакомкой.
Тем временем Маша выполнила то, что задумала. Ее ничто не могло остановить. Она пришла проводить в последний путь своего любовника, имея еще одну цель. Она решила рассказать о том, что было между ней и Иваном его жене. Маша заранее испытывала невероятное блаженство, представляя, сколько горьких минут доставит ни о чем не подозревающей женщине. Однако Елена Георгиевна, увидев Машу в числе пришедших, почувствовала к ней ничем не объяснимую антипатию. Эта высокая, стройная девушка с тяжелым взглядом сразу не понравилась ей. Даже траурность ее одежд казалась элементом игры, неискренности, чем-то вроде необходимого маскарадного костюма. А когда Елена Георгиевна увидела, что девушка идет к ней, у нее все внутри оборвалось.
У девушки оказался приятный голос, но смысл слов не сразу дошел до Деревской. Резкий, легко узнаваемый запах «Черной магии» заставил Елену Георгиевну подняться. Она должна быть сильнее этой нахалки, посмевшей в такую минуту быть здесь, говорить с ней, вдовой. Неужели в этом мире не осталось ничего святого?
– …Мне очень жаль, – продолжала Маша. Именно с этих слов Елена Георгиевна заставила себя слушать. – Иван Максимович сделал выбор. Он, наконец, перестал колебаться между долгом и чувством. Решил, что мы больше не должны скрывать наши отношения. Какая трагедия! Именно в тот день он хотел сказать вам о своем решении уйти из семьи. Иван… Иван Максимович все принимал близко к сердцу, вот оно и не выдержало. Я, разумеется, не буду ничего афишировать…
– Хватит, я все поняла, – тихо произнесла Елена Георгиевна, отыскивая глазами Николая. Но он был в окружении сотрудников Ивана. Слушать далее было невыносимо. Елена боялась, что сорвется и закричит. Нет, она выдержит, чтобы не доставить этой мерзавке удовольствия. Она хоронит своего мужа, а эта рыжая пигалица вещает о каком-то романчике! Иван решил уйти из семьи? Девчонка лжет! Она хочет заставить ее страдать еще больше. Какая жестокость! Господи, куда же больше?!.
– Я не хочу причинять вам боль, Елена Георгиевна. Но так нелегко носить в себе то, о чем так скоро должны были узнать все, – продолжала между тем Маша, откидывая с лица прядь волос. – Правда, с уходом Ивана все потеряло смысл. Я не стану предавать огласке наши отношения. В память о чувстве, которое нас связывало, я буду скорбно молчать. У меня останутся те последние четыре дня, что мы провели вместе. Это немало для одной большой любви…
– Уходите, – твердо потребовала Елена Георгиевна. Ей удалось совладать с эмоциями. Она гордо выпрямилась и с вызовом посмотрела в глаза Маше. – В чем вы хотите меня убедить, девочка? В том, что мой муж любил вас? Как же плохо вы его знали! Для него самым важным был дом, семья, дети. Он потому и умер, что наконец понял, в какое болото завел его ваш роман! Его сердце не выдержало чувства вины передо мной, мальчиками. Вот причина его смерти. Он умер от этого, ни от чего другого, ясно вам?! Вы и ваши фантазии здесь совершенно ни при чем!
– Мне нравится, как вы держитесь! – призналась Маша. – Сознайтесь, что это я придала вам столько сил. Вы должны быть мне благодарны. Я облегчила вашу ношу. Ведь одно дело – хоронить любимого мужа, совсем другое – изменника, предавшего многолетний брак ради объятий какой-то пигалицы.
– Убирайтесь! – Елена Георгиевна тяжело опустилась на стул. – Это кощунство – говорить у гроба непристойности. Довольно.
– Надеюсь, вас уже ничто не сможет удивить, – зло произнесла Маша.
– Разве только что я все еще жива, – делая ударение на слове «я», прошептала Елена Георгиевна, глядя вслед сопернице. Происходящее казалось дурным сном, кошмаром. Елена хотела и никак не могла проснуться.
Когда Николай подошел, мать снова погрузилась в скорбное молчание. Она посмотрела на Николая. В ее глазах застыла пустота, отрешенность.
– Когда все это закончится? – прошептала Елена и смахнула слезы.
Николай сжал ее руки. Сколько раз за этот день он делал это? Чем еще он мог помочь?
