Лада Лузина - Киевские ведьмы. Выстрел в Опере
— Это первый признак — влюблен! А ты, Машенька, прости, не такая и тютя, чтоб это не понять. Мужик готов идти в Суд вместо тебя, а ты мне пургу гонишь. А сама парня у меня увела! Я-то думаю, чего он ко мне охладел? Чего он одной тебе сказал, где его искать? Что, Врубель уже по боку? Сначала Мир по боку, потом Врубель. Быстро ты оперилась! Подруга тоже по боку… У меня голос пропал. А ты меня бросила, бросила! И поскакала парня моего отбивать!
«Как она похожа на мою маму», — подумала Маша, пасуя перед землепотрясным напором.
Точна так же, она всегда обмирала пред матерью.
— А ну прекрати истерить! — прикрикнула Катерина, и без того протерпевшая Дашин крик подозрительно долго. — Что за разборки? — сбавила голос она, проклиная идиотку-певицу, но понимая: сора, способная расколоть их Троих — им сейчас ни к чему.
А потому:
— Вини не ее, а себя, — хитромудро вывела старшая из Трех Киевиц. — Кто, собственно, мешал тебе отправиться в Прошлое с Машей? Бродили бы там с твоим Демоном вместе. Ты ж сама пожертвовала этой возможностью. Воскрешать голос тебе казалось важней. Вот вам и теория жертвы! Чем пожертвуешь, то и пожнешь.
— Думаешь? Думаешь, он на меня из-за голоса?.. — Чуб почесала нос, поминая: «своего ума не вставишь... и все же попробую вам его одолжить… забудьте про голос».
Выходило, что из-за голоса.
Из-за того, что она думала про голос, а не про Город, в то время как Маша…
Дашин нос зачесался еще сильней.
Мысленно Катя стукнула Чуб по этому самому носу и, повернулась к разведчице:
— Отличная новость. Я правильно поняла? Достаточно нам заявить, Демон нарушил Запрет, Суд гарантированно переносят. И нет проблем!
— Достаточно выйти на Старокиевскую гору и прокричать «Призываю Суд на Стоящего по левую руку», — сказала разведчица.
— Не надо на него призывать!
За тридцать секунд Даша успела представить, все, что сказал бы Демон не Маше, а ей, кабы она не упустила такую возможность.
И теперь не хотела упускать Демона!
— Я тоже не хочу его обвинять, — устало согласилась студентка.
— Я тоже, — примирительно согласилась Катя с ними двумя. — До сих пор нам от него была одна польза. Я даже не понимаю, почему открывать правду слепым — такое уж преступление? Можно подумать люди не знают про ведьм.
— Люди знают про ведьм… — Маша дотронулась до своего лба. Лоб был мокрым, в испарине. Глаза болели. Смотреть на мир было больно.
Но Знание, которое Маше все никак не давали сказать, разрывало сильнее, чем «Рать».
— Но у людей нет наших знаний. Знание — вот что отличает ведьм от слепых. Само слово ведьма — происходит от «ведать». Слово «ответ» — родилось из словосочетанья «от вед». То есть «от ведьм», которые знают все. И мы не хотим делиться нашими знаниями. Таков закон нашего мира.
— Что ж, тем лучше, — кивнула Катя. — В крайнем случае…
— Только не надо делать из Яна крайнего! — взбесилась Землепотрясная. — У нас есть твои ведьмацкие корни. Это верняк! Маша видела тебя в Прошлом. Я, правда, так и не въехала, чего это значит…
— Я тоже. — Катя выжидательно посмотрела на Ковалеву.
«Я — ведьма».
Она была ведьмой — впервые Маша знала то, что помимо нее, знает один только Бог.
И ее Знание было ответом на мольбы миллионов слепых.
— Это значит, — сказала она, — что вы поверите мне. Вы послушаетесь меня и согласитесь… Город зажег нам красный огонь, и указал на Лиру. Лиру нашла Анна Ахматова. Но дело не в поэзии Анны и даже не в Лире. Демон все подтвердил. Но я и сама догадалась. Кылына же не шифром писала. Просто делала сокращения для удобства. «ААА не прольет, БД не пойдет, вор не будет, Ц остается». Вор — это Великая Октябрьская революция! БД — Дмитрий Богров — убийца Столыпина. Если 1 сентября 1911 года Богров «не пойдет» убивать Столыпина в оперный театр, революции не будет. Царь останется. Кылына вычислила, как отменить революцию!
*****
— Демон сказал, она долго вычисляла. Очень долго. Он расшифровал не только сокращения, но и математическую часть. Там все учтено! Все, что должно произойти или не произойти, чтоб ее не было!
Тайное Знание наконец вырвалось из Ковалевой, и остановить его силу больше не мог никто.
— Кылына просчитала даже вариант спасения «Титаника», потому что если корабль не утонет, некий Герберт… Неважно, у нее не сошлось. Она просчитала даже вариант убийства царя — последнего, Николая 11.
— Так царя же и так убили, — заметила Катя.
— Большевики расстреляли царскую семью тихо и тайно! А Кылына напротив — просчитала очень жестокое публичное убийство царя, которое настроит народ против революционеров, и пойдет, как бы откат… Она проделала адский труд. И в результате высчитала — убийство Столыпина!
— Так его же и так убили. Публично, — полувопросительно уточнила Катя.
— А кто такой Столыпин? — с любопытством ляпнула Чуб. — Тот, который у Маяковского?
— Тот-тот. Премьер-министр Николая 11. — Екатерина Дображанская была образованной дамой.
— О! Он — не просто премьер, — воспела Столыпина Маша. — Он — реформатор! Он буквально возродил страну, после революции 1905 года. Он задавил революционеров. Он проводил земельную реформу. Он раздавал землю крестьянам! И большевики всерьез обсуждали на конференции, что, если земельная реформа Столыпина пройдет успешно, и все благополучно получат землю в частную собственность, сделать новую революцию будет невозможно... Столыпин собирался провести реформы и для рабочих! И для евреев. Будь он жив, он бы не позволил стране так бездарно ввязаться во вторую мировую войну! Если б не он, вторая мировая началась бы еще в 1908…[6] Но Столыпин считал, развязать войну, означает, — развязать силы революции! И правильно считал! Так и вышло, когда его не стало. Он говорил: «Дайте государству двадцать лет покоя, и вы не узнаете его». Он говорил: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!». Пять лет он был вторым человеком империи после царя. Он был сильною, властною личностью. Он делал не карьеру, а дело. Когда я сдавала экзамен, я сказала: «Проблема Столыпина в том, что у него просто не было времени на тактичность». Поэтому его все ненавидели — и левые, и правые, и кадеты, министры, революционеры, Распутин…
— Это нормально, — сказала знающая выпускница Глиэра. — Чем круче звезда, тем сильнее ее ненавидят. Вон Мадонну сколько людей ненавидит.
— На Столыпина было восемнадцать покушений. Революционеры взорвали его дачу на Аптекарском острове. И он знал, что его могут убить в любую секунду. Но не боялся! Он писал… — историчка закатила глаза и продемонстрировала великолепие памяти. — «Каждое утро, когда я просыпаюсь, и творю молитву, я смотрю на предстоящий день, как на последний в жизни, и готовлюсь выполнить все свои обязанности, уже устремляя взор в вечность. А вечером, когда я опять возвращаюсь в свою комнату, то говорю себе, что должен благодарить Бога за лишний дарованный мне в жизни день. Это единственное следствие моего постоянного сознания близости смерти, как расплата за свои убеждения. И порой я ясно чувствую, что должен наступить день, когда замысел убийцы, наконец, удастся…» Когда в Киеве, вскрыли его завещание, — присоединила она, — выяснилось, Столыпин заранее отдал распоряжение: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». Потому он похоронен у нас, в Киево-Печерской Лавре. А на Крещатике, возле Думы, ему поставили памятник. А после революции, памятник свергли…
