Карен Монинг - За горным туманом
— Тихо, жена! — Баритон Хока резонировал в темноте. Адам вздрогнул. Ни один смертный не должен иметь такого голоса.
Нет, так дело просто не пойдет. Ему надо бы серьезно вмешаться, потому что если такой мужчина увезет женщину и проведет с ней некоторое время, то женщина несомненно будет принадлежать ему, когда он закончит.
И Адам никогда не ни в чем не проигрывал. Конечно, не проиграет и в этот раз.
Он выступил вперед из тени, готовый противостоять Хоку, когда он услышал суровый шепот позади себя.
— Шут!
— Что такое? — прорычал Адам, поворачиваясь, чтобы посмотреть в лицо Королю Финнбеара.
— Королева требует твоего присутствия.
— Сейчас?
— Прямо сейчас. Она что-то знает о нас. Думаю, это снова эта излишне любопытная маленькая Эйне. Ты должен оставить эту игру, по крайней мере, на достаточное время, чтобы усыпить подозрения Королевы. Идем.
— Я не могу пойти сейчас.
— У тебя не выбора. Она придет за тобой сама, если ты не пойдешь. И тогда у нас не останется ни единого шанса.
Адам долгое время стоял неподвижно, позволяя своей ярости сгореть внутри него и оставить пепел решимости после себя. Он должен быть очень осторожен там, где дело касается его Королевы. Для него не будет ничего хорошего, если он станет препятствовать ее капризам или воле каким-либо способом.
Он позволил себе один долгий взгляд через плечо на удаляющуюся фигуру на спине лошади.
— Отлично, мой повелитель. Через этот мерзкий ад, против моей воли, преданный никому, кроме самой прекрасной королевы, веди меня.
Глава 25
Она прекратила кричать, только когда у нее сел голос. Глупо, сказала она себе. Чего ты этим добилась? Ничего. Тебя связали, как цыпленка, которого собираются ощипать, и теперь ты не можешь издать даже протестующего писка.
— Просто сними с меня капюшон, Хок, — попросила она скрипучим шепотом. — Пожалуйста.
— Правило номер девять. Мое имя с этого момента и впредь — Сидхок. Сидхок, не Хок. Когда ты будешь меня так называть, тогда ты будешь вознаграждена. А когда нет, тогда я ничего не позволю тебе.
— Почему ты хочешь, чтобы я называла тебя таким именем?
— Чтобы я знал, что ты понимаешь, кто я на самом деле. Не легендарный Хок. Я — мужчина. Сидхок Джеймс Лайон Дуглас. Твой муж.
— Кто первым назвал тебя Хоком? — хрипло спросила она.
Он подавил поспешное ругательство и она ощутила его пальцы на своем горле.
— Кто первый назвал меня Хоком не имеет значения. Все называли. Но именно так всегда меня называл король, — произнес он сквозь зубы. Он не добавил, что за всю свою жизнь он никогда не давал девушке разрешения называть его Сидхоком. Ни одной.
Он развязал капюшон и поднял его с ее лица, затем влил немного прохладной воды ей в рот, облегчив жжение, которое делало ее голос таким грубым.
— Постарайся больше не кричать сегодня, девушка. Твое горло будет кровоточить.
— Король Яков использовал только это имя? — быстро спросила она.
Еще один вздох.
— Да.
— Почему?
Она могла чувствовать, как его тело напряглось позади нее.
— Потому что он сказал, что я его собственный взятый в плен ястреб [24], и это было правдой. Он контролировал меня в течение пятнадцати лет так уверенно, как сокольничий контролирует свою птицу.
— Мой Бог, что он сделал с тобой? — прошептала она, ужаснувшись ледяным глубинам в его голосе, когда он говорил о своей службе. Хок, управляемый кем-то другим? Непостижимо. Но если угроза уничтожения Далкита, его матери и брата и сестры нависала над его головой? Угроза истребления сотен людей его клана? Что сделал бы благородный Хок, чтобы предотвратить это?
Ответ пришел легко. Ее сильный, мудрый, великодушный муж сделал бы то, что он должен был сделать. Любого другого человека Хок просто убил бы. Но невозможно убить Короля Шотландии. Невозможно — без полного уничтожения существования клана королевской армией. Получится тот же результата, так что у него не было выбора. Он отбывал наказание пятнадцать лет, и все из-за презренного и испорченного короля.
— Разве ты не можешь принять меня сейчас? Все закончилось. Я свободен. — Его голос был таким низким и звучал так мучительно, что она застыла. Его слова вывели ее из равновесия; это было то, что она могла бы сказать сама, если бы стояла лицом к лицу со своим прошлым перед тем, кто был ей небезразличен. Ее муж понимал боль, и возможно, и стыд, и несомненно, сожаление. Какое было у нее право осуждать и обвинять человека за его темное прошлое? Если бы она была бы честна с собой, то она даже указала бы на то, что ее прошлое было результатом ее собственных наивных ошибок, тогда как он был вынужден перенести свое болезненное испытание, чтобы сохранить свой клан и свою семью.
Она хотела прикоснуться и излечить мужчину, который сидел так упрямо далеко от нее сейчас, но она все же совершенно не была уверена, как это начать. Многое стало ясно — он был королевской шлюхой, что бы это ни было, не потому что он хотел этого; этот факт в большой степени облегчил ее сознание. Больше, чем что-либо другое, она хотела понять этого страстного, гордого мужчину. Прогнать прочь тени из его красивых темных глаз. Она дернулась, когда ощутила прикосновение шелка к своему подбородку.
— Нет! Не надевай на меня снова капюшон. Пожалуйста!
Хок игнорировал ее протесты, и она вздохнула, когда он снова затянул шнурок.
— Может быть, ты просто скажешь мне, почему?
— Почему что?
— Почему ты «ослепляешь» меня сейчас? — Что она сделала, чтобы вызвать его гнев?
— Я отступаю, девушка. Я дал тебе то, что ни один другой мужчина не дал бы тебе. Я дал тебе время, чтобы выбрать меня по своей воле. Но, кажется, что твоя воля безнадежно глупа и нуждается в убеждении. Ты выберешь меня, ты сделаешь это. И когда это случиться, не будет никакого имени другого мужчины на твоих губах, ни члена другого мужчины между твоими бедрами, ни лица другого мужчины в твоем сознании.
— Но… — Она хотела знать, почему ее время так внезапно закончилось. Что заставило его резко прекратить это?
— Никаких «но». И ни слова больше, девушка, пока ты не заставила меня завязать тебе еще и рот. С этого момента и впредь ты будешь видеть без помощи этих прекрасных, лживых глаз. Возможно, я не полный дурак. Возможно, ты сможешь видеть, используя внутренне зрение. А затем, вероятно не сможешь. Но твой первый урок заключается в том, что как я выгляжу, не имеет ничего общего с тем, кто я есть. Кем я мог быть в прошлом, не имеет значения для того, кем я являюсь сейчас. Когда ты, наконец, ясно увидишь меня, тогда и только тогда ты снова сможешь смотреть на мир своими глазами.
