Рената Андреева - Возможны варианты
- Ты не хочешь попробовать убить меня, человек?
Я подумал, что у меня нет никакой возможности незаметно выхватить нож, и ответил чистую правду:
- Хочу, но не знаю как.
Его губы еле заметно шевельнулись, будто он собирался улыбнуться, но передумал. В этот момент по двору проходил мужчина с крупным ротвейлером. Когда они поравнялись с машиной, собака неожиданно рванулась в сторону с испуганным видом, так что хозяин едва удержался на ногах. Кровосос повернул к ним голову, я решил использовать этот шанс и схватился за нож. Где там! Я даже замахнуться не успел. Ледяные пальцы сжали моё запястье с такой силой, что я выронил нож и невольно вскрикнул. Вампир развернулся и глядел на меня выцветшими глазами. Его ноздри жадно раздувались, а пальцы, только что сжимавшие мою руку, расслабились и лёгкими движениями гладили пульс. Я заметил, как он сглотнул, и почувствовал тошноту. Он же кормился сегодня, почему он так голоден? Вероятно, кто-то из парней успел его ранить достаточно серьёзно.
Вампир улыбнулся мне улыбкой, в которой не было ничего весёлого, и внезапно я вспомнил, что не должен был смотреть ему в глаза. Мне было тепло, даже жарко, казалось, что салон машины меняет форму, перекручивается, то вытягиваясь, то сжимаясь, перед глазами мелькали блики, такие яркие, что всё остальное казалось сумрачным и нечётким, расползалось, между бликами невозможно было рассмотреть ничего, а затем и они потускнели, и тьма поглотила меня.
Пришёл в себя я резко, как будто свет включили. То есть света как раз было не слишком много. Я стоял в тесном помещении с бетонным полом, белёными оштукатуренными стенами и низким потолком. Из-под штукатурки местами проступала сетка. Никаких окон, тускло горела лампочка. Две двери, одна, обычная - плотно закрыта, другая решётчатая, из толстых прутьев - распахнута, за ней виднелась такая же стена. Вампир стоял рядом и глядел на меня почти с нежностью. Был он почти на голову ниже меня. Его взгляд выбивал меня из равновесия, и я спросил:
- Где я?
Не то чтобы я рассчитывал получить ответ на свой вопрос, просто мне было нужно услышать свой голос. Голос прозвучал хрипло и незнакомо.
- Там, где я смогу спокойно поесть, - ответил он приветливо, и, шагнув, положил руку мне на плечо.
Я невольно отшатнулся, не из страха, а от брезгливости, но его пальцы вцепились в меня мёртвой хваткой, а вторая рука так же жёстко вцепилась в шею.
- Будет больно, но ты потерпишь, правда?
Бесцветные глаза сияли восторгом предвкушения, бледные губы раздвинулись в улыбке, показывая клыки, а цепкие руки тащили меня к этому жадному рту. Мне почему-то казалось, что клыки должны быть меньше. Я почувствовал холодное дуновение на шее, и только секунду спустя сообразил, что это его дыхание. Я рванулся изо всех сил, но совершенно безрезультатно, вампир тихо хмыкнул и промурлыкал:
- Не надо так трепыхаться, чего доброго порвешь артерию и истечёшь кровью. Стой спокойно.
Эти слова меня и напугали, и вселили надежду. Похоже, что он не собирается меня сейчас убивать, а пока я жив, есть надежда на побег. Я ощутил удар клыков, резкую боль, и постарался не двигаться. Было не так больно, как я ожидал, но невыразимо противно, я чувствовал движения языка на шее, хватка рук ослабла, теперь вампир просто обнимал меня за плечи, слегка придерживая и поглаживая, и меня трясло от гадливости. Место укуса стало жечь, всё сильнее и сильнее, пульсирующая боль нарастала, и я закусил губу, чтобы не закричать, а этот гад перехватил меня за руку и стал её выкручивать так, что слёзы на глаза наворачивались. Вспомнился рассказ Тани, что кроме крови вампирам нужны эмоции, и я с ненавистью подумал, что сейчас этот кровосос наслаждается моей болью. Я чувствовал, что он уже тёплый, почти как человек, и понимал, что осталось потерпеть совсем немного, но тут он рванул мою руку так, что я уже не выдержал и заорал. Этот мерзавец уже опять жёстко зафиксировал меня за шею и плечо, и был неподвижен, я замечал сейчас только лёгкие движения языка, и с облегчением понял, что он уже вытащил клыки из моего тела. И тут его руки разжались. Он сделал шаг назад и замер, откинув голову. На ярких губах блуждала неопределённая улыбка. Он мечтательно протянул:
- Вку-у-усно.
Сжав кулаки, я с ненавистью смотрел на него. В его взгляде промелькнуло любопытство, он одобрительно похлопал меня по плечу и снисходительно бросил:
- Отдыхай, кормилец.
Лязгнула решётчатая дверь, щёлкнул замок и кровосос скрылся. Меня продолжало трясти от злости и омерзения. Я провёл рукой по шее и посмотрел, крови не было. Жутко хотелось пить, было очень холодно. Я начал осматриваться в своей тюрьме. Сначала подошёл к решётке. Свет за ней погас, но если прижаться к решётке щекой с самого краю, можно было увидеть лестницу с узкими крутыми ступенями. Кажется, она шла только вверх, но наверняка я это рассмотреть не мог. Я попробовал раздвинуть прутья, но они были слишком толстые. Покачиваясь от внезапной слабости и стиснув зубы, чтобы не стучать ими, я пошёл ко второй двери. Рядом с ней был выключатель, я автоматически щёлкнул им и заглянул внутрь. К моему удивлению, это оказался туалет, совершенно не подходящий для камеры. Золотисто-коричневая плитка на полу и янтарно-жёлтая на стенах, выглядели уютно, тепло. Над нестандартно широкой раковиной было вмонтировано горизонтальное зеркало. Лампа над ним была куда ярче, чем в камере. Я открыл кран и жадно припал к воде. Напившись, ополоснул лицо и осмотрел шею. Она была чистой, за исключением пары точечных ранок, уже покрывшихся корочками. Аккуратный, мерзавец.
Я промокнул лицо крохотным жёлтым полотенцем с изображением щенка, и продолжил осмотр. За унитазом, в шкафчике с белыми эмалированными дверками обнаружились ведро и швабра с двумя тряпками. Одна тряпка была уже затасканная, а в роли второй выступало бывшее банное полотенце. Я придирчиво осмотрел его, нашёл достаточно чистым, вытряхнул и накинул на плечи. Вернувшись в камеру, я сел на медицинскую кушетку, обтянутую дерматином, и проверил карманы. В них ничего не было, перочинный нож и мобильник пропали. Голова кружилась, и я лёг, подтянув колени к груди. Да мне таких кушеток три надо! Но усталость и слабость брали своё, скоро я провалился в сон.
Проснулся я рано утром, потому что дико замёрз, попробовал разогреться гимнастикой, но прекратил из-за слабости. Я сел на кушетку, массируя и похлопывая себя, и стал ждать неизвестно чего. Часы остались у меня на руке, поэтому за временем я мог следить без проблем. В течение дня ничего не произошло. Очевидно, кормить меня не собирались. Я сломал ручку швабры в неудачной попытке раздвинуть прутья решётки и изучил устройство бачка унитаза, в поисках детали, которой можно было бы попробовать вскрыть замок. Больше фантазии у меня ни на что не хватило. В туалете было теплее, чем в камере, но, к сожалению, кушетка здесь не помещалась, и я, сидя на спущенной крышке стульчака, стал раздумывать, что можно ещё предпринять. В конце концов, мне пришлось признать, что моя камера сделана на совесть, и самостоятельно я отсюда не выберусь. Есть хотелось невероятно, пустой желудок громко выражал возмущение. Я постирал вторую тряпку и повесил на решётку сушиться.
