Мэгги Стивотер - Жестокие игры
Черное чудовище шевелит странными длинными ушами.
Опять кто-то завывает. Это похоже на плач младенца, и тут же я вижу, как шевелятся губы Финна. Мне почти ничего не видно, кроме его губ, остальное скрыто под сеном и в тенях.
Финн отчетливо, хотя и беззвучно, выговаривает:
— Паффин.
Звук повторяется, и теперь уже я его узнаю. Паффин, амбарная кошка, всегда ищет Финна, возвращаясь из своих дальних прогулок, и ее привлек свет в сарае. Она опять испускает протяжное мяуканье, тот младенческий плач, которым обычно зовет Финна. А Финн, когда бывает в настроении, отвечает ей тем же, и она идет на его голос, как на маяк.
Кошка снова мяукает, теперь ближе, и кабилл-ушти отодвигается назад.
В сером свете тумана, который поднимается от земли навстречу дождю, я вижу Паффин, спешащую к нам; ее хвост вопросительно изогнут.
— Мяу? — интересуется она.
Оскал исчезает с морды водяной лошади.
Паффин замечает пришельца только тогда, когда тот срывается с места. Изгородь трескается, как лист бумаги, доски разлетаются в сторону с таким звуком, словно рушится весь мир.
Кошка бросается бежать, а водяная лошадь мчится за ней, и от погони в ней разгорается голод. Обе они исчезают в тумане, и последнее, что я слышу, — это как копыта врезаются в землю, тормозя, а потом отчаянно кричит Паффин.
Финн закрывает лицо ладонями, с его рук сыплется сено, и я вижу, как вздрагивают его плечи.
Но я не могу об этом думать. Из головы у меня не выходит вот что: кабилл-ушти вернется и убьет моего брата.
Я хватаю Финна за плечо:
— Бежим!
У меня нет никакого плана, я просто знаю, что здесь оставаться нельзя.
Позади я слышу какой-то звук и так резко оборачиваюсь, что мышцы шеи пронзает болью. Мне требуется несколько секунд, чтобы узнать голос, произносящий мое имя.
— Пак!..
Это Гэйб, он перебирается через остатки изгороди, только что разнесенной вдребезги водяной лошадью. Гэйб шипит, беря меня за руку:
— Скорее! Он вернется.
Я настолько потрясена, увидев его, — вот именно сейчас, а не в какое-то другое время, — что поначалу даже не могу ничего сказать.
Но потом у меня вырывается:
— Дав! А как же Дав?
— Уводи ее, — отзывается Гэйб чуть громче, — Финн! Очнись! Идем!
Я дергаю Дав за уздечку; она встряхивает головой так, что чуть не вырывает мне руку из плеча. Дав дрожит, как гам, на краю обрыва.
— Паффин… — бормочу я.
— Это всего лишь кошка. Мне ее жаль, но надо уходить, — Гэйб подталкивает Финна, — Там еще два. Они идут сюда.
Гэйб ведет нас сквозь разрушенную изгородь. Когда я подвожу к груде досок Дав, она шарахается, помня, что здесь должен быть барьер, и на какое-то краткое ужасное мгновение мне кажется, что придется оставить ее здесь. Я мягко щелкаю языком, и Дав наконец перешагивает через сломанные доски. Перед домом я вижу огни фар; рядом с машиной стоит Томми Фальк, его лицо наполовину освещено. Он резко распахивает дверцы машины и жестом торопит нас с Финном, веля сесть внутрь.
Рядом со мной возникает Гэйб, держащий в руках корду.
— Держи, пропусти через окно.
— Но…
— Быстро!
И как раз в то мгновение, когда он это произносит, я слышу тот самый мягкий звук, что и раньше. Только теперь он доносится откуда-то со стороны загона, где мы только что были. И еще я слышу, как в тумане кто-то на этот звук отвечает.
Я быстро цепляю корду к уздечке Дав и забираюсь в машину. Томми Фальк уже за рулем, Гэйб тоже прыгает внутрь и захлопывает за собой дверцу.
Мы едем по узкой дороге, и свет фар отражается в тумане и дожде, когда они встречаются над землей. Дав позади сначала бежит рысью, потом переходит на галоп. Я поднимаю стекло так, чтобы оставить щель только для корды. Томми Фальк полностью сосредоточен на дороге, но постоянно посматривает и в зеркало заднего вида, проверяя, не преследуют ли нас. Он старается не слишком гнать машину, чтобы Дав успевала за нами. Напряженность его позы вдруг напоминает мне о том, каким я видела его сегодня днем.
В машине тихо и жарко; включен обогреватель, и никому не приходит в голову выключить его. В салоне пахнет немножко странно, но запах не назовешь неприятным — как будто мы сидим внутри новенького ботинка. На заднем сиденье рядом со мной Финн застыл, ни на что не реагируя, горюя по Паффин.
Единственное, что было произнесено, так это вопрос Гэйба и ответ Томми. Гэйб поворачивается к Томми и спрашивает:
— К тебе?
Томми отвечает:
— Только не с этим пони. Придется к Бичу.
Потом Финн подталкивает меня и показывает на переднее окно. В свете фар появляется мертвая овца. Она порвана в клочья, и куски шкуры валяются от обочины до середины дороги.
Я не в силах оторвать взгляд от останков овцы, и даже когда мы уже проехали мимо, они стоят у меня перед глазами. Ведь на ее месте могли оказаться мы сами. Но Томми и Гэйб ничего не говорят по этому поводу. Они вообще ничего не говорят, просто молчат, как бы без слов понимая друг друга, и Гэйб смотрит в окно.
Томми не поворачивает на дорогу, ведущую в Скармаут, как я того ожидала, а ведет машину в сторону Хастуэя. У перекрестка он притормаживает, но не останавливается, и они с Гэйбом тревожно смотрят во все стороны, прежде чем машина снова набирает скорость. Я прижимаюсь лицом к стеклу, чтобы удостовериться: Дав не слишком трудно успевать за нами.
— Я могла бы сесть на нее и ехать за вами, — предлагаю я.
Голос Гэйба звучит так, что возможностей для спора не остается.
— Ты не выйдешь из этой машины, пока мы не будем в полной безопасности.
Снова воцаряется молчание; вокруг только ночь, и каменные стены, и дождь.
— Финн, — говорит вдруг наш старший брат, чуть повышая голос, чтобы его было слышно сквозь шум мотора, — Эта буря, что надвигается… надолго она?
Глаза Финна светятся в темноте, и он так рад услышать какой-то вопрос, адресованный ему, что мне становится больно.
— Только эту ночь и завтрашний день.
Гэйб смотрит на Томми.
— Одни сутки. Это недолго.
— Достаточно долго, — откликается Томми.
Глава тридцать восьмая
Пак
Томми Фальк везет нас в дом Грэттонов, который находится где-то недалеко от Хастуэя, хотя насколько недалеко, я не могу понять, потому что все вокруг выглядит одинаковым в непрекращающемся дожде и узких лучах желтого света фар. Нас встречает Бич, он горбится, сопротивляясь ветру, и показывает мне, где можно оставить Дав. Он водит лучом фонаря, освещая маленькую конюшню на четыре стойла, с низким потолком и без электрической лампочки. Одно из стойл занято мокрыми козами, другое — курами, а из одного, с ничем не загороженным водом, выглядывает серый мерин. Дав, входя в конюшню, прижимает уши, как бы не слишком вежливо приветствуя мерина, но я все равно завожу ее в соседнее стойло. Мне хочется побыть с ней подольше, но поскольку неподалеку стоит Бич со своим фонарем, я не могу себе этого позволить, это было бы просто нахальством. Поэтому я похлопываю Дав по шее и благодарю Бича. Он что-то хмыкает и лучом света показывает на дорожку к дому.
