Вероника Мелан - Чейзер. Крутой вираж
– Эй, дамочка? Не нужно садиться на траву… Вам плохо? Возьмите воду, слышите? Возьмите.
Откуда-то сверху на нее смотрели два расплывчатых пятна – взволнованные лица парня в белой футболке и так ничего и не купившего мужчины с аристократическим лицом; в ладонь упиралось дно холодной бутылки.
* * *Спустя полчала Лайза яростно топала ногами по земле, приминая траву.
– Я. Не! Просилась! Сюда! В Нордейл, но не сюда! НЕ НАЗАД во времени!
Редкие прохожие смотрели на нее как на психопатку, а она, не обращая внимания на изумленные взгляды, зло пинала землю.
– Покажись! Покажись, чертова будка! Дай мне войти!!!
На ее крики оборачивались, удивленно таращили глаза, какой-то парень даже заблаговременно перешел на другую сторону улицы.
– Исчезла, и все?! Думаешь, тебе это сойдет с рук? Чертов Портал! Чертов! Возникни назад, и поговорим…
Она была готова драться, боксировать, бросаться на стены, драть обшивку двери руками.
Если бы были стены. Если бы провалившееся сквозь землю помещение Портала возникло вновь.
– Где ты? Где? Куда ты подевался?
Лайза упала на землю и принялась ползать между деревьями по покрытому травой и цветами пятачку – теперь комья земли полетели уже из-под пальцев.
– Покажись!
Выдернутый стебель подорожника отлетел на проезжую часть, в ствол березы ударился испещренный корневищами пук земли, печальная участь постигла и колышущиеся рядом листья лопуха.
– Ну! Давай же! Покажись…
Всего за несколько минут мирно цветущая полянка превратилась в изборожденный человеком-бульдозером котлован, на поверхности которого валялись обрывки соцветий, вырванные с корнем одуванчики, выкорчеванные до основания стебли осота и даже кусты крапивы.
Руки покрылись волдырями и царапинами, кожа горела. Не замечая того, что одежда, колени и обувь в черных разводах, не обращая внимания на боль, Лайза сидела на земле и смотрела прямо перед собой остекленевшими глазами; сердце тяжело и медленно выбивало похоронный марш.
Портал исчез. Откинул ее на год назад и исчез.
Навсегда.
Она что-то сделала не так, что-то не так сказала и теперь находится в Нордейле – тем же днем, но год назад. И это означает, что все те события, что случились позже, еще не произошли. Переезд, совместная отделка дома, счастливые дни с Маком…
О Боже, нет! Она вообще не знает Мака, а он ее. Нет, нет, НЕТ! Так вот почему в телефоне нет номера, а на пальце – кольца…
Боже, не-е-ет…
Несмотря на жару, Лайзу бил озноб.
Старый телефон, старая одежда, старые записи… Все старое. Ничего не было, вообще ничего не было. Эта чертова будка – трижды проклятая будка – стерла не просто историю – она стерла лучшую часть жизни. Их совместной жизни.
Чувствуя, как по щекам катятся слезы, Лайза резко и плотно прижала грязную ладонь к губам – не сделай она этого, и на всю летнюю утопающую в жаре улицу раздался бы тоскливый вой.
Нет, нет, нет, все не так, все совсем не так! Одежда пропала, кольцо тоже – пусть, но Мак помнит, должен помнить – он не смог бы ее забыть!
Он тебя не знает.
От ввинчиваемых внутренним голосом фраз Лайзе становилось настолько муторно, что мыслительный процесс тут же прерывался, замерзал, чтобы через секунду, перешагнув через ненужную версию, выдаваемую паникершей-логикой, продолжить выстраивать новые теории случившегося.
Будка просто пошутила с одеждой и вещами – всего лишь!
И с годом.
Может, все-таки ошибся продавец? Или, может, она действительно все это время жила в двести шестнадцатом году, а с Маком они познакомились в двести пятнадцатом?
Сегодня утром был двести семнадцатый, и ты прекрасно это знаешь.
«Не знаю! – хотелось кричать ей ненавистному голосу. – Не знаю! Не знаю! Я больше ничего не знаю».
Теперь она сидела на лавке в ближайшем сквере, куда добрела на автопилоте, – грязная, напряженная, взвинченная до упора и одновременно подавленная – и смотрела на колышущиеся по асфальту тени ветвей и мелькающие среди них солнечные зайчики. Под ногами валялась пустая сигаретная пачка; вдали радостно сверкали струи фонтана; в чаше, спасаясь от жары, купались воробьи.
Где она живет? Где она жила до того, как переехала к Маку?
В квартире на Оушен-Драйв.
Эта мысль показалась Лайзе настолько же дискомфортной, как если бы кто-то попросил ее переобуться из новых туфель в старые неудобные тапки. Нет, она давно их переросла. Как переросла и ту квартиру…
Вновь захлестнуло отчаяние. Гребаная почта! Зачем она забрала ее с собой? Оставила бы в ящике, и плевать на последующие санкции. Санкции… Да любые наложенные санкции были бы лучше того, что случилось теперь!
Мак, Боже, Мак… ты ничего не знаешь… Где-то там, в будущем, твоя Лайза никогда не вернется домой, а ты, наверное, будешь ждать.
Она представила его удивленное лицо при входе в пустой дом: тихие комнаты, висящая в шкафу одежда, все еще смятое покрывало, остатки круассана в мусорке, магнит «Я тебя люблю» на холодильнике – на нем синий мишка обнимает другого, розовую девочку с цветочком в руках. Туда Лайза уже не вернется. Не войдет в двери, не крикнет радостно: «Это я, любимый», не бросится в распростертые объятья, не зароется носом в пахнущую туалетной водой майку, не почувствует, как теплые пальцы перебирают на затылке волосы…
Она не вернется туда, потому что теперь сидит здесь. На лавочке. А в той временной ветке уже ничего не произойдет – она оборвалась, наверное. Или обрекла Мака на одиночество.
Сердце и горло сдавило одновременно. Если бы не присевшая в этот момент на скамейку старушка, Лайза разрыдалась бы в голос, а так она лишь осторожно промокнула глаза, отодвинулась в сторону и сделала вид, что рассматривает фонтан.
Соседка тем временем достала из пакета книгу, протерла висящие на цепочке очки и аккуратно водрузила их на нос – раскрыла страницы на месте воткнутой между ними закладки-календарика, взялась за чтение.
– Простите… – Лайза не хотела спрашивать, но не смогла себя сдержать. Боялась ответа, как мазохист боится очередного удара плетью, но и ждала его тоже. – Можно вопрос?
– Конечно.
Пожилая дама зачем-то сняла очки; закладка-календарик вернулась на место.
– Какой сейчас… сегодня год? – Глупый вопрос, тупой. Как в фильмах про сумасшедших героев, которые не удосужились прочитать инструкцию, прежде чем воспользовались машиной времени. – Двести шестнадцатый?
– Все верно, двести шестнадцатый.
– А двести семнадцатый еще не наступал?
Старушка захлопала глазами, ее испещренные морщинками губы неодобрительно поджались: ясно, тоже решила, что Лайза слишком много приняла на грудь накануне.
![Вероника Мелан - Чейзер [litres]](/uploads/posts/books/484/484.jpg)
