Сьюзан Ховач - Дом под саваном
— Ты выглядишь превосходно, — почти смущенно произнес Алекзендер, прощаясь со мной. Когда он обнял меня, я услышала в его голосе ноты беспокойства. — Ты будешь писать? Не забудешь?
— Конечно, не забуду!
Комок подкатился к моему горлу. Не желая расставаться с братом, я изо всех сил прижалась к нему.
— Увидимся на рождество, — сказал он. — Я приеду на каникулы.
— Да.
— Это произойдет скоро. Через несколько недель.
— Да.
Я освободилась, чтобы он не заметил, что я вот-вот разревусь.
— С тобой все будет в порядке, да? — прошептал он, когда я отвернулась от него.
— Конечно! — с достоинством ответила я, почувствовав, что он нуждается в этом заверении, и не смея признаться себе в аналогичной потребности, испытываемой мною. — Почему нет?
Аксель ждал в нескольких шагах от кареты. Он уже попрощался с Алекзендером. Заметив, что они недолюбливают друг друга, я не удивилась сухой формальности их прощания.
Я шагнула к карете.
— Ты готова? — спросил Аксель.
— Вполне. Спасибо.
Он помог мне сесть в карету и поднялся вслед за мной. Я вновь обрела способность смотреть на мужа и говорить с ним, лишь когда мы выбрались из Лондона. Возле Чэндсворта я сказала:
— Нам повезло с погодой.
— Да, — согласился он, — действительно.
Я взглянула на мужа. Вежливое выражение его лица ничего мне не говорило, но интуиция подсказала, что он заметил борьбу в моей душе и воздерживался от беседы, чтобы не смущать меня. Мне следовало испытывать благодарность к Акселю за его чуткость и внимание, но я ничего не чувствовала. Иногда меня злило то, что он видит и понимает слишком многое.
Мы пообедали в Эпсоме, потом еще раз остановились в Ледерхэде, в гостинице у реки, чтобы грумы могли позаботиться о лошадях. До Букхэма и Клэйбери-парка мы добрались уже под вечер; я жутко устала.
Дом в Клэйбери-парке был красивым и просторным, слуги — предупредительными. Аксель спросил, не хочу ли я чем-нибудь подкрепиться. Когда я отказалась, он попросил слугу проводить меня в мою комнату.
Огонь, полыхавший в камине, и настольная лампа освещали изысканную мебель. С любопытством осмотревшись по сторонам, я заперла дверь, ведущую в коридор, и подошла ко второй двери, расположенной у дальней стены. Как я и подозревала, она вела в соседнюю спальню, куда лакей Акселя уже доставил его багаж.
Поглядев на большой чемодан, я закрыла эту дверь и поискала ключ, но он отсутствовал.
Я решила не звать на помощь мою служанку. Она, несомненно, устала не меньше моего. Я вполне могла обойтись без ее помощи. Быстро раздевшись, я распустила волосы, провела по ним несколько раз гребнем и задула лампу. Дрова еще горели в камине. Я, лежа, смотрела на огонь и прислушивалась, не появится ли Аксель в соседней комнате. Время шло. Мои глаза слипались, мысли потеряли четкость. Я вспомнила мое короткое знакомство с Акселем и тихую свадьбу. Я не могла поверить в то, что теперь я — замужняя женщина, а Аксель — мой супруг. Жаль, что он уже немолод и ему не о чем говорить со мной. Он был любезен и часто — даже очарователен, но у меня складывалось впечатление, что он совершает над собой усилие, чтобы казаться таким. Я, вероятно, выглядела в его глазах ребенком, и он скучал со мной.
Интересно, какая у него любовница, подумала я и внезапно решила затмить ее. «Ему не будет со мной скучно! — сказала себе я. — Не будет!» Я принялась рисовать страстные сцены любви и нежности, экстаза, не ведомого мне. Я решила, что это весьма приятное состояние, иначе люди не думали бы так много о подобных вещах.
Мои глаза сомкнулись. Я согрелась. Уже собираясь заснуть, я вспомнила об Алекзендере. Что он думает обо мне?
Меня охватило острое чувство одиночества, оно прогнало желанный сон; к горлу подкатился комок, я едва не заплакала. Я долго разглядывала тлеющие головешки. Наконец из соседней комнаты донеслись звуки шагов; я испытала огромное облегчение. Однако гордость не позволяла мне броситься к нему и спастись от одиночества в обществе моего единственного теперешнего спутника.
Я ждала. Постепенно звуки прекратились, стало тихо. Я продолжала ждать, мои ноги онемели от напряжения, но он не пришел. Наконец головешки догорели; я уткнулась лицом в подушку и заплакала. Потом я уснула.
Утро выдалось дождливым. Моя служанка, Мари-Клер, помогла мне одеться и сделать прическу. У меня не было желания разговаривать; я чувствовала, что разочаровала девушку. Я спустилась вниз, боясь заблудиться в этом незнакомом доме; лакей провел меня в маленькую столовую, где я выпила чаю с печеньем. Потом я совершила прогулку по дому, полюбовалась видом из окна длинной галереи. Туман окутал долину, и я мало что разглядела. Я пожалела о непогоде, поскольку пейзаж казался интересным; я охотно вышла бы из дома, но было слишком мокро.
В конце концов я отправилась в библиотеку, отыскала там роман Джейн Остин[4] и попыталась читать, но скучные события, происходившие с героями, не увлекли меня; я полистала Филдинга, потом Дефо. Здесь был экземпляр «Молль Флендерс» — моя мать не позволяла мне читать эту книгу. Утро пролетело на удивление быстро.
Я не видела Акселя до обеда, который подали в три часа. Я держалась с ним холодно, но он, похоже, не замечал этого, был вежлив и имел отсутствующий вид. Потом я оставила его наедине с портвейном и отправилась в гостиную сочинять письмо Алекзендеру. Я подробно описала дом и рассказала о «Молль Флендерс».
После этого я почувствовала себя лучше.
Наконец пришло время ложиться спать; я уделила много внимания моему внешнему виду, надела мою лучшую ночную рубашку. Прошлым вечером у меня не было на это сил. Оказавшись в постели, я долго старалась не засыпать, но сон все же подкрался незаметно и одолел меня. Проснулась я глубокой ночью в одиночестве.
Наверно, Мари-Клер немного обидела моя замкнутость, но утром я не попыталась заговорить с ней, и в конце концов она удалилась с хмурым лицом. Я пошла завтракать. К счастью, погода наладилась, все утро я изучала лужайки и тисовые аллеи, огород, оранжерею, рощу, ручей и даже полуразрушенный замок, возведенный давным-давно для оживления ландшафта.
Аксель тем временем писал письма. Я зашла в библиотеку, чтобы поставить «Молль Флендерс» на полку. Он сидел с пером и чернильницей. Мы поздоровались и обменялись несколькими вежливыми фразами. Позже, вернувшись в библиотеку перед обедом, чтобы взять новую книгу, я обнаружила, что Аксель ушел, оставив на столе письма. Я взглянула на адреса. На трех конвертах стояли венские адреса, на четвертом значилось: «Джеймсу Шерману, эсквайру, юридическая фирма «Шерман, Шепхерд и Шерман», Мермейд-стрит, 12, Рай, Суссекс», на пятом — «Виру Брэндсону, эсквайру, Хэролдсдайк, близ Рая, Суссекс». Я долго разглядывала это письмо. Я знала, что Хэролдсдайк — название поместья и дома, унаследованных Акселем от отца. Мне предстояло стать там хозяйкой. Вир Брэндсон был вторым сыном отца Акселя от второй жены. Старший сын, Родрик, как сказал мне Аксель, погиб в результате несчастного случая вскоре после смерти отца. Младшего сына, девятнадцатилетнего юношу, которого Аксель почти не вспоминал, звали Эдвином.
