Мэгги Стивотер - Жестокие игры
Дав вздрагивает.
Сбоку в сарай заглядывает длинная черная морда.
Это настоящий дьявол.
Я замираю, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не завизжать. Тварь черна, как брикет торфа ночью, а ее губы растянуты в ужасающей усмешке. Уши у водяной лошади длинные, и они зловещим образом направлены концами друг на друга, не как у лошади, а как у какого-нибудь демона. Чем-то они напоминают хвостики у акульих яиц. Ноздри тоже длинные и узкие, чтобы не пропускать в нос морскую воду. Глаза черные и слизистые — рыбьи глаза.
От лошади разит океаном. Это вонь отлива, когда на скалах остается разная гниющая дохлятина. Это совсем не похоже на запах лошади.
И эта тварь голодна.
Кабилл-ушти вытягивает шею, поверх изгороди заглядывая в сарай. Все, что разделяет нас и странно скалящуюся водяную лошадь, — три доски, которые я собственноручно, хотя и под наблюдением мамы, приколотила к столбикам. В каждую доску забито по три гвоздя, а не по два, поскольку пони, как объяснила мама, испытает, на прочность каждую из них.
И вот теперь черная как ночь водяная лошадь прижимается грудью к этим доскам. Не сильно. Слегка, так же как она толкалась в заднюю стенку сарая.
Гвозди скрипят.
Я слышу, как колотится мое сердце, а может быть, это сердце Финна, а может быть, оба они, и стук этот так быстр и громок, что я не в силах дышать. Мои пальцы стискивают сено, ногти впились в ладони.
«Мы спрятались, ты нас не видишь, уходи…»
Дав застыла, совершенно не двигаясь.
Кабилл-ушти рассматривает нас и разевает пасть, а потом издает звук, от которого у меня застывает кровь. Это шипящий выдох, и вместе с ним — странное пощелкивание, которое несется откуда-то из глубины горла: «Кшааааааааау…»
Дав прижимает уши, но не шевелится.
Сколько раз нам повторяли, что кабилл-ушти интересуются только подвижной добычей? Что двигаться — значит погибнуть?
Дав превратилась в статую.
Кабилл-ушти снова нажимает на доски. Доски и гвозди отзываются скрипом.
Я слышу, как вздыхает Финн. Вздох такой тихий, что я знаю: никто, кроме меня, его не слышит, да и я различаю только потому, что всю жизнь прислушиваюсь к каждому звуку, идущему от моего братишки. Это мягкий, испуганный, короткий вздох, какого я уже давно не слыхала от Финна.
А потом раздается вой.
Он доносится снаружи, с пастбища. И Дав, и кабилл-ушти сразу настораживают уши.
Вой звучит снова, и желудок у меня как будто проваливается куда-то вниз. Я думаю, что это еще один кабилл-ушти стремится к нам, прорываясь через изгородь с другой стороны, там, где всего лишь легкая ограда окружает пастбище, где нет даже трех гвоздей на доску, чтобы помочь нам остаться в живых.
Черное чудовище шевелит странными длинными ушами.
Опять кто-то завывает. Это похоже на плач младенца, и тут же я вижу, как шевелятся губы Финна. Мне почти ничего не видно, кроме его губ, остальное скрыто под сеном и в тенях.
Финн отчетливо, хотя и беззвучно, выговаривает:
— Паффин.
Звук повторяется, и теперь уже я его узнаю. Паффин, амбарная кошка, всегда ищет Финна, возвращаясь из своих дальних прогулок, и ее привлек свет в сарае. Она опять испускает протяжное мяуканье, тот младенческий плач, которым обычно зовет Финна. А Финн, когда бывает в настроении, отвечает ей тем же, и она идет на его голос, как на маяк.
Кошка снова мяукает, теперь ближе, и кабилл-ушти отодвигается назад.
В сером свете тумана, который поднимается от земли навстречу дождю, я вижу Паффин, спешащую к нам; ее хвост вопросительно изогнут.
— Мяу? — интересуется она.
Оскал исчезает с морды водяной лошади.
Паффин замечает пришельца только тогда, когда тот срывается с места. Изгородь трескается, как лист бумаги, доски разлетаются в сторону с таким звуком, словно рушится весь мир.
Кошка бросается бежать, а водяная лошадь мчится за ней, и от погони в ней разгорается голод. Обе они исчезают в тумане, и последнее, что я слышу, — это как копыта врезаются в землю, тормозя, а потом отчаянно кричит Паффин.
Финн закрывает лицо ладонями, с его рук сыплется сено, и я вижу, как вздрагивают его плечи.
Но я не могу об этом думать. Из головы у меня не выходит вот что: кабилл-ушти вернется и убьет моего брата.
Я хватаю Финна за плечо:
— Бежим!
У меня нет никакого плана, я просто знаю, что здесь оставаться нельзя.
Позади я слышу какой-то звук и так резко оборачиваюсь, что мышцы шеи пронзает болью. Мне требуется несколько секунд, чтобы узнать голос, произносящий мое имя.
— Пак!..
Это Гэйб, он перебирается через остатки изгороди, только что разнесенной вдребезги водяной лошадью. Гэйб шипит, беря меня за руку:
— Скорее! Он вернется.
Я настолько потрясена, увидев его, — вот именно сейчас, а не в какое-то другое время, — что поначалу даже не могу ничего сказать.
Но потом у меня вырывается:
— Дав! А как же Дав?
— Уводи ее, — отзывается Гэйб чуть громче. — Финн! Очнись! Идем!
Я дергаю Дав за уздечку; она встряхивает головой так, что чуть не вырывает мне руку из плеча. Дав дрожит, как там, на краю обрыва.
— Паффин… — бормочу я.
— Это всего лишь кошка. Мне ее жаль, но надо уходить, — Гэйб подталкивает Финна. — Там еще два. Они идут сюда.
Гэйб ведет нас сквозь разрушенную изгородь. Когда я подвожу к груде досок Дав, она шарахается, помня, что здесь должен быть барьер, и на какое-то краткое ужасное мгновение мне кажется, что придется оставить ее здесь. Я мягко щелкаю языком, и Дав наконец перешагивает через сломанные доски. Перед домом я вижу огни фар; рядом с машиной стоит Томми Фальк, его лицо наполовину освещено. Он резко распахивает дверцы машины и жестом торопит нас с Финном, веля сесть внутрь.
Рядом со мной возникает Гэйб, держащий в руках корду.
— Держи, пропусти через окно.
— Но…
— Быстро!
И как раз в то мгновение, когда он это произносит, я слышу тот самый мягкий звук, что и раньше. Только теперь он доносится откуда-то со стороны загона, где мы только что были. И еще я слышу, как в тумане кто-то на этот звук отвечает.
Я быстро цепляю корду к уздечке Дав и забираюсь в машину. Томми Фальк уже за рулем, Гэйб тоже прыгает внутрь и захлопывает за собой дверцу.
Мы едем по узкой дороге, и свет фар отражается в тумане и дожде, когда они встречаются над землей. Дав позади сначала бежит рысью, потом переходит на галоп. Я поднимаю стекло так, чтобы оставить щель только для корды. Томми Фальк полностью сосредоточен на дороге, но постоянно посматривает и в зеркало заднего вида, проверяя, не преследуют ли нас. Он старается не слишком гнать машину, чтобы Дав успевала за нами. Напряженность его позы вдруг напоминает мне о том, каким я видела его сегодня днем.
