Злата Линник - Мои поцелуи вкуса крови
— Блин, я как будто на двух стульях сижу, — расстроенно произносит мужчина, глядя куда-то вдаль. — Типа ни нашим, ни вашим. Пиво, футбол и девочки уже круто не в кайф, а в филармонию пошел — купил билет, костюм нацепил с галстуком как порядочный, а все время казалось, будто все вокруг на меня пальцем тычут и ржут. Сам ведь слышу, что никто не думает надо мной прикалываться, а все равно.
— Музыка-то хоть понравилась?
— Класс! Прямо до костей пробирает. В конце чуть не расплакался, прикинь, а? Жаль, ты днем на улицу не выходишь; пошли бы вместе на органный концерт, а то одному беспонтово как-то…
— Да, музыка могла растрогать его до слез…
— Вик, чего мне делать-то? Может, ты знаешь, как жить дальше? И маманя тоже, не оставлять же все как есть…
— Прости, это не подвластно моему разуму. Если бы ты избрал ночную сторону, я стал бы тебе верным помощником. Я могу также рассказать все, что знаю о графе Эрнесте, но что касается человеческой судьбы, то здесь я сам, как ты выражаешься, полный лох. Вот если нужно достать какую-нибудь книгу или редкую вещь или что-нибудь куда-нибудь переправить — всегда рад услужить. А сейчас прости, скоро начнет светать. Еще немного, и у меня шкура задымится.
Волк становится на задние лапы, его фигура вытягивается, становится полупрозрачной настолько, что через него можно рассмотреть рисунок на обоях. Легко подпрыгнув, громадный зверь, как струйка дыма, утекает через разбитое окно.
Оставшись один, мужчина выбирается наружу тем же путем. Пробираясь по лестнице, он несколько раз останавливается, напряженно вслушиваясь в темноту. Показалось, нет здесь никого. Присутствие другого человека он бы почувствовал, а Эва… что ей делать в этих развалинах? Разве такой очаровательной девушке здесь место? Интересно, где она живет, то есть отсыпается, днем? Эх, жаль, исчезла и даже телефона не оставила.
В это время на другом конце города
Любовь — глупость, которая лишает силы. Неужели это она когда-то говорила такое? Да она чувствует себя сильной как никогда! Как он смотрел на нее там, в библиотеке, а ведь он и в самом деле считал, что это ее, а не обычную крысу прихлопнула мышеловка, и был счастлив увидеть ее в полном здравии. Ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы не растаять под взглядом таких знакомых янтарно-золотых глаз. Нечто подобное она ощутила в юности, когда уже после обращения случайно заглянула днем в один из дальних уголков подземелья. Сквозь дыру в потолке внутрь лился поток солнечного света…
Прошло столько времени, а она никогда не переставала думать о нем — даже после того, как сама отправила его за пределы этого мира. Тогда она готова была поклясться, что стоит ему исчезнуть, как в ее душе снова воцарится покой. В смысле, если бы она обладала этой хрупкой субстанцией, которую называют душой…
Но тогда он сказал, что никогда не любил ее и никогда не полюбит. Но если так, кто же несколько ночей назад смотрел на нее с такой нежностью — граф Эрнест, незнакомый Виктор Кузовков или кто-то третий? И о ком из них она уже несколько суток не может перестать думать?
Чтобы избавиться от навязчивых мыслей, она даже приняла приглашение на эту, как ее там, дарк-вечеринку. В конце концов, полезно будет посмотреть на нынешних людей; она слишком много времени провела в своем подземелье, оторванная от всего мира. Впрочем, если быть откровенной, мир никогда особенно и не интересовал ее. Эти живые находят удовольствие в таких глупых вещах, как танцы, веселящие напитки, странные, почти детские игры и любовь. Опять эта любовь, сколько можно об этом думать!
Всю ночь она старательно изображала веселье, хотя нереальная, абсолютно нелогичная ситуация просто выбивала ее из колеи. Она, вампир, чей возраст насчитывает не одно столетие, оказалась в обществе людей, на полном серьезе считающих себя созданиями тьмы. При желании она могла бы за ночь обратить их всех, вот была бы потеха! Но кто знает, как повели бы они себя, пробудившись к новой жизни, и смогла бы она удержать их в своей власти. Эти создания не признают никаких авторитетов, а разумные доводы для них просто не существуют. Расправься она с парочкой самых наглых на глазах у всех остальных — даже это вряд ли привело бы их к повиновению…
О ужас! Они таинственно таращили друг на друга старательно подведенные глаза, улыбались, демонстрируя несуществующие клыки, и даже в виде приветствия пытались укусить друг друга. Хотя стоит отдать должное — их наряды были вполне выдержаны в нужном стиле. Бархат, кружева, блестящая кожа в самых немыслимых сочетаниях, и все исключительно черного цвета, лишь кое-где оживленное блестящим металлом. В воспоминаниях этих девочек — а большинство гостей вечеринки составляли именно юные девицы — она увидела множество самых неожиданных мест, где были добыты материалы, часы старательной кропотливой работы. Надо сказать, некоторые достигли в этом настоящих высот мастерства.
Она в своем обычном наряде смотрелась среди них более чем скромно, но вампирская улыбка и непонятно откуда просочившаяся информация: «Это та крутая чувиха, у которой настоящий гроб» — обеспечили ей должную репутацию. Ей только и оставалось, что подражать поведению остальных — беспорядочно передвигаться в зале, убранство которого не уступало ее подземным апартаментам, здороваться, перекидываясь парой любезных фраз. От светских приемов, на которых ей случалось бывать, этот отличало лишь то, что многие из новых знакомых норовили отхлебнуть слабоалкогольный напиток из ее стакана, а некоторые, наоборот, едва ли не силой угощали из своего.
Ближе к концу вечеринки девица в кожаном камзоле с бантами и кружевами, которая представилась как лорд Некрос, заявила, что влюбилась в нее с первого взгляда, и, затащив в темный уголок бара, попыталась подкрепить свои слова весьма решительными действиями. С одной стороны, Эва была потрясена таким наглым посягательством, с другой — второй раз за все ее существование о ней говорили как о ком-то, кого можно и даже нужно любить. Если быть совсем точной, то тот, первый, ничего не говорил, но мысли его были так красноречивы…
Девушка в кожаном камзоле и с немыслимой стрижкой из черных и обесцвеченных прядей была твердо убеждена в истинности своих слов. Должно быть, почувствовав нерешительность Эвы, обольстительница неожиданно заявила, что прямо сейчас обратит ее, что автоматически снимет все проблемы. Но едва та решительно наклонилась к ней, несколько сконфуженная Эва обратилась в облачко дыма и выскользнула из объятий лорда Некроса. Возникла она уже в другом конце зала возле сцены, где демонстрировали свое искусство мастера грима, а вскоре — и в одном из кресел добровольных моделей.
