Единственное желание. Книга 5 (СИ) - Черпинская Надежда

— Ого, Дэини! Нам повезло!

Эливерт с трудом поднялся. Пошлёпал внутрь. С одежды ручьями стекала вода.

— Светлые Небеса, вот за это благодарю!

Ворон исчез в темноте, только голос долетал сквозь назойливый гул, звенящий в ушах.

— Тут дрова! Дэини, ты слышишь? Дрова у нас есть! И огниво!

Беспросветный мрак прорезал рыжий отблеск пламени, но тут же померк.

* * *

Кажется, Настя отключилась на время…

Потому что, когда она распахнула глаза, внезапно ощутив лицом жар, рядом уже весело полыхал огонь.

Эл, голый по пояс, сидел рядом и тормошил её слегка.

— Дэини! Открывай глазки! Эй, слышишь меня? Просыпайся! Рано баиньки…

Она слышала, только язык не ворочался ответить. Горели огнём обожжённые солью губы и гортань. Во рту пересохло.

И было так дико холодно, как никогда в жизни. Она так не мёрзла даже в самый лютый сибирский мороз, даже когда её в Топлюхином пруду утопить пытались. Всё тело словно льдом сковало, скрючило до судороги, до дрожи. Насте казалось, что она уже не чувствует окоченевших рук и ступней. Зубы стучали. Рыжую трясло как в лихорадке.

— Давай! — Эл помог ей сесть. — К огню ближе… Так! Надо вещи просушить, а то сляжешь. Раздевайся! Тут, видно, пастухи в грозу прячутся… или рыбаки… Я думаю, они нам простят, что мы немного их дров одолжили.

Эливерт растёр её озябшие ладони.

— Снимай всё! — снова велел Ворон.

Настя безмолвно уставилась на него и отчаянно замотала головой.

— Рыжая, — терпеливо вздохнул вифриец, — стесняться будешь завтра, когда отогреешься, и станет ясно, что всё обошлось! А если твой ненаглядный Кайл по этому поводу возмутится, я дам ему в зубы… Честное слово! Ну, мне самому тебя раздевать, что ли?

Эливерт поймал её смущённый взгляд.

— Хорошо, я не буду смотреть!

Он, в самом деле, отошёл в сторону, пока Настя застывшими непослушными пальцами мученически пыталась стащить с себя прилипшую к телу, напитавшуюся морской водой одежду.

Она отшвырнула вещи подальше. Эл подхватил их с пола, развесил аккуратно на какой-то рогатой конструкции из веток, сооружённой, видимо, им самим. Потом ещё раз пошарил в углу, где громоздился ворох хвороста.

— О, тут вот даже вроде одеяла что-то… — он выволок на свет кусок грязной плотной материи. — Лоскут парусов, что ли?

Ворон вернулся к костру и Насте.

* * *

— Как раз закутаться тебе! Теплее будет…

— Спасибо! — Настя наконец-то обрела способность говорить, посмотрела на него с благодарностью.

Она сидела у самого огня, сжавшись в комочек, обхватив себя руками. Старалась прикрыть по возможности то, что показывать не принято, и, одновременно с тем, согреть промёрзшее в ледяной воде тело.

Растрёпанные мокрые волосы рассыпались по белоснежным плечам.

Перекрестие стройных ног, перекрестие тонких рук. Словно она так защитить себя пыталась.

Отблески огня танцевали на её обнажённой коже, играли бликами на гладких округлых коленях, вспыхивали в сверкающих драгоценными камнями глазах.

Эл сглотнул не в силах отвести взгляд. Поспешно накинул ей на плечи кусок старой ветоши, стремясь отогнать наваждение. Поправил так, словно это была не облезлая серая парусина, а роскошный плащ из меха макдога.

Так-то оно лучше!

«Я не буду смотреть» — слишком громкое обещание. Впредь думай, Ворон, прежде чем зарекаться!

* * *

— Спасибо! — снова тихо шепнула Дэини, пока Эливерт заботливо укрывал её драной шерстяной тряпкой.

Придвинувшись к Рыжей, чтобы закутать её, Ворон ненароком коснулся щекой её щеки.

И в этот миг даже не искра пробежала… Насте почудилось, что одна из смертоносных молний бушующей стихии взорвалась между ними сейчас.

Эл тоже уловил это. Напрягся. Отстранился поспешно.

Но лишь затем, чтобы замереть совсем рядом.

Светлые Небеса, да что же такое происходит?!

Его руки не спешили отпрянуть, Настя чувствовала их прикосновение даже сквозь плотную ткань парусины.

Запах моря, грозы, дыма… и его кожи.

Его лицо так близко, почти касается… И губы манят непреодолимо…

Внутри окоченевшего тела медленно, но неотвратимо разгорался пылающий огонь желания, нарастал всё сильнее.

И в глазах его, бездонных, как Спящее море, танцевали отблески этого пламени.

Дыхание сбилось, зачастило…

Смотрит как загнанный зверь. Дрогнули крылья носа, тоже ловят запах костра. И запах её желания.

Тянет, влечёт… Не устоять!

Эливерт тряхнул головой, отгоняя чары. Опустил взгляд в пол. Взрыкнул как-то совсем не по-человечески, подхватился на ноги и, не объясняя ничего, исчез в ненастной ночи, растворившись в серой взвеси дождя.

— Эл… — позвала она робко и растерянно в пустоту.

В ответ — только говор дождя.

Настя словно очнулась ото сна. Стыдливо и испуганно запахнулась плотнее в обрывок парусины.

Великая Мать! Что это было такое? Что с ней? Что она едва не натворила? Откуда это взялось? Что бы сейчас случилось, если бы Эл не ушёл?

От этих мучительных мыслей, шумной стаей взвившихся в голове, из глаз хлынули слёзы. Огонь согревал, и озноб утихал понемногу, но внутри всё дрожало от возбуждения и от отвращения к самой себе.

* * *

«Всеблагая, да что это? Что за наваждение? Неужели я себя обуздать не в силах?»

Эливерт вскинул лицо к небу. Зажмурился мучительно.

Ледяные длани грозы хлестали по щекам. Буря и не думала стихать…

Но сейчас этот неистовый холодный ливень был ему нужен. Может, хоть так удастся пожар внутри загасить.

«Просто у меня давно не было женщины…»

«О, да! В этом вся причина! — издевательски захохотали в голове все его духи тьмы разом. — Ведь тебя к ней обычно совсем не тянет, правда?»

«Мать Мира, дай мне сил! До этого как-то получалось… И теперь смогу. Но почему же сейчас чуть не сорвался?»

Руки дрожали, и не только руки. Всё тело уже сотрясал озноб.

Промокший с головы до ног он стоял на высоком берегу. Внизу ревело и бесновалось море. И также яростно и исступлённо бесновалась сейчас его душа.

«Ну, ты-то, похоже, уже зашёл дальше взглядов…»

А сам? Сам, что сейчас готов был сотворить?

Стоило увидеть её такой: озябшей, напуганной, невыносимо красивой, нежной, как лепесток цветка, поникшего под дождём…

И накрыло! И смело все запреты, все табу, все зароки! Словно внутри поднялся такой же неистовый шторм, что на море этой ночью гуляет.

Как же он её хотел! Как желал! Непреодолимо.

Прижать сейчас к себе это хрупкое замёрзшее тело, стиснуть в своих руках, почувствовать, как она дрожит, откликаясь на прикосновение его пальцев. Отогреть поцелуями, прильнуть к ней — трепетной, манящей, родной! Опрокинуть на спину и не слушать всех этих робких, нелепых попискиваний: «Не надо, Эл! Я замужем… Я Кайла люблю…»

Нелепых и робких! Потому что она сама в них не верит…

Ведь он видел сейчас её глаза — чёрные бездны зрачков в изумрудных кострах.

Ведь её тянет к нему! Тянет не меньше, чем…

В Бездну все зароки! Замужем — не замужем!

Разве у него нет права на эту женщину?

Он был первым! Он оберегал её уже тогда, когда полукровка даже не ведал о её существовании. Он любовался ею — такой живой, настоящей, невероятной, желанной! Он любовался ею задолго до проклятого бала в Жемчужных Садах.

Ему! Ему, а не проклятому рыцарю, она отдалась первой. Доверилась не только телом, но сердцем, душой…

Он знает её душу! Он любит её душу!

И, что самое удивительное и непостижимое, она тоже знает его, но, несмотря на это, не отворачивается с презрением. Хотя видела многое, что другим неведомо.

А Кайл был потом…

Влез, встрял между ними, врезался, вонзился, как нож в открытую рану! Всё испортил, всё разрушил, всё сломал!