Шелли Крейн - Освобожденные
– Бекки, – укоризненно вздохнула я.
– Я не могла этого допустить, Мэгги. – Она всхлипнула, не глядя на меня. – Не могла допустить, чтобы ты поняла, насколько лучше меня.
Я высвободилась из рук Калеба и прижала Бекки к себе. Противилась она всего долю секунды.
– Мэгги, – прошептала она, – прости меня. Я сглупила. Даже Ральф мне сказал, что веду я себя как дурочка, правда, Ральф?
Тот улыбнулся и пожал плечами:
– Самое главное, что ты все-таки вернулась, верно?
– Не знаю, – пробормотала Бекки и взглянула на меня: – Это самое главное?
Так она просила прощения. Почти кричала об этом мысленно.
Да, Бекки была неправа, но люди ошибаются. К тому же, нужно признать, всю эту сверхъестественную кашу трудновато переварить.
– Да, Бекки, самое главное.
– Я люблю тебя, Мэгги-хохотушка.
Я улыбнулась, и на глазах выступили слезы.
– А я тебя, Бекки-болтушка.
Бекки все крепче сжимала меня в объятиях, и мы долгие минуты просто стояли и обнимались. Калеб и Ральф, одобрительно стукнувшись кулаками, отошли в сторонку и стали о чем-то болтать.
Потом мы с Калебом решили отложить отъезд до позднего вечера и пошли поужинать с ребятами. Отправились мы, разумеется, в «Жаровню».
По возвращении мы высадили Бекки с Ральфом у их машины, и они уехали. Из дома выбежал папа.
– Вы кое-что забыли! – крикнул он, мчась по двору с моей сумочкой в руке.
– Ой, а я и не заметила.
– Я уже решил, что почтой отправлю, – улыбнулся папа. – Хорошей вам поездки. Мы, скорее всего, дождемся осени, пока вы не вернетесь, и только потом поедем к родне Фионы. Я хочу еще разок увидеться с тобой перед отъездом.
– Чудесно, папуль! Ты чего задумался?
Папа думал обо всем, что с нами случилось. И о Хэддоке.
– Ничего, – отмахнулся он. – Просто рад, что ты жива-здорова. – Он сжал меня в объятиях. – Хорошо вам отдохнуть. И поосторожнее на дорогах, ладно?
Я кивнула:
– Ага, обязательно.
Папа пошел обратно к дому.
– Пап! – позвала я.
Он оглянулся почти с неохотой, будто знал, что я спрошу.
– Почему ты попросил Хэддока нас проведать?
– Джейкобсоны бы не смогли приехать, – объяснил папа, переведя взгляд с меня на Калеба и обратно.
– Не поэтому. Ты прекрасно знаешь, что Питер примчался бы по первому зову.
Папин взгляд словно остекленел. Он отчаянно старался о чем-то не думать. Меня охватил страх.
– Пап?
– Я знал, моя хорошая. Я знал, – сдался он наконец.
Я поняла, о чем речь, но все равно спросила:
– Что знал?
Он присел на краешек тротуара и вздохнул.
– Знал, что я не твой настоящий отец.
Меня точно окатили ледяной водой. Я уставилась ему в спину и попыталась вдохнуть. Тут передо мной возник Калеб и обхватил мое лицо ладонями.
– Все хорошо. Дыши, детка. – Я задышала. Любимый поцеловал меня. – Я подожду в машине, ладно? Можете не торопиться.
Потом он ушел, и я присела на бордюр возле папы. Я знала, что не смогу осознать или осмыслить услышанное, а потому не стала терять время и спросила:
– И давно ты знаешь?
– С тех пор, как она тобой забеременела.
У меня екнуло сердце. Вот почему… вот почему он стал таким потерянным после ухода мамы…
– Я не потому сходил с ума.
Я резко подняла взгляд. Папа улыбнулся:
– У меня такой Дар. Мыслей я не слышу, но зато понимаю, что ты имеешь в виду.
Я приоткрыла рот от удивления.
– У дедушки Калеба был такой Дар. У дедушки Рэя.
– Дар отличный, – заметил папа. – Полезный. – Он повернулся ко мне. – Я знал, что ты не моя, потому что мы с твоей мамой всегда были очень-очень осторожны. Когда она сообщила о своей беременности, я за нее забеспокоился. Она странно себя вела, будто все время носила маску. Как-то раз она не отвечала на мои звонки, и я вернулся с работы пораньше… Застал их вдвоем. – Он скривил губы. – Его лица я так и не увидел. В общем, совсем скоро после того случая Сара его бросила. Сам же я не мог от нее уйти. Не хотел, чтобы ты из-за мамашиной гордости осталась без отца. А она не вернулась бы к бывшему. Дурно для репутации. Я просто радовался, что в доме появится ребенок. – Он рассмеялся. – Когда ты родилась, мне даже казалось, что она сможет меня полюбить. Я думал, мы станем хорошей семьей и все наладится. И первые несколько лет так в целом и было. Потом я предложил твоей маме завести еще одного ребенка, но она отказалась. Не готова, мол, снова проходить через это. А через некоторое время принесла какую-то брошюру. Давай, говорит, усыновим ребеночка. Мол, она хочет второго, но тело свое мучить не готова. Она ужасно радовалась Бишу. Всем растрезвонила, что мы усыновляем. Теперь я, конечно, понимаю – это тоже было ради репутации, но тогда искренне верил, что для нее важна семья.
Я переварила услышанное.
– А как ты понял, что Хэддок… – Я замолчала, не в силах продолжать.
– Он странно себя вел, когда ждал тебя здесь. Разглядывал все фотографии в доме. Особенно ту твою детскую, где мы на катке. Да и вообще, когда ты пришла, он в лице изменился. Ну а последней подсказкой стал его цветочный магазинчик. – Папа невесело улыбнулся. – Твоя мама одно время часто приносила домой свежие цветы. В те же дни она с ним и встречалась. Помню, я думал, что их дарит он – и так, собственно, и было. Только я не знал, что он работает в цветочном магазине. – Папа кивнул словно сам себе. – Вот так я и догадался.
– Прости, что я тебе не рассказала. Я сама узнала только в тот день, когда мама пришла к нам перед отъездом в Лондон. Но мне это было не важно. – Я посмотрела ему в глаза. – Не важно, пап. Ты всегда был и останешься моим отцом.
– Именно потому я и растил тебя как родную. Потому что это не важно. – Папа погладил меня по щеке. – Когда мама нас бросила, я во всем винил себя. Думал, что оказался плохим отцом и мужем, и поэтому она ушла. Умоляю, поверь, с тобой это никак не было связано.
– Я верю. Прости меня.
– Нет, это ты прости. – Он обнял меня. – Ты всегда будешь моей девчушкой.
Калеб терпеливо ждал, пока я вернусь. Когда я забралась на соседнее сиденье, он тут же привлек меня к себе и поцеловал в лоб. Машина тронулась.
Всю дорогу из города мы молчали. Я чувствовала какое-то опустошение и завидовала Бэлле, беззаботно спавшей на заднем сиденье. Размышляя о том, как за последние дни все перевернулось, я положила голову Калебу на плечо. Машина все мчалась вперед…
На ночь мы остановились в гостинице; Калеб лежал рядом и безмолвно меня обнимал. Я никогда еще так долго не молчала, но молчание это было сладостным, успокоительным.
