Татьяна Корсакова - Беги, ведьма
– И в самом деле глупая гусыня, – сказала Клавдия злорадно, – но вот ее папенька…
– Да, граф Потоцкий – серьезный враг. Мало того что он богат и весьма влиятелен, так он еще был дружен с моим покойным тестем и всегда считал меня неподходящей партией для Елизаветы. Но хуже другое: он никогда не нападает с открытым забралом, он как паук терпеливо ждет своего часа, чтобы вонзить нож в спину. От решительного шага его удерживает только одно: любовь к дочери пересиливает ненависть ко мне. Потоцкий, так же как и я, не желает, чтобы эта пикантная история получила огласку. Но будь уверена: он неусыпно следит за каждым моим шагом, ждет, когда же я оступлюсь.
– И ты, зная об этом, продолжаешь встречаться с той женщиной. – Теперь в голосе Клавдии был укор. – Она такая же алчная лгунья, как и все остальные.
– Я ее люблю.
– Вот только ей нужны твои деньги, а не твоя любовь.
– Мои деньги? – Лиза почти увидела, как человек, которого она считала своим мужем, усмехнулся. – Разве тебе неизвестно, что у меня почти нет собственных денег? Все принадлежит Елизавете. Мой покойный тесть постарался, даром что выглядел безобидным пропойцей, но деловую хватку имел бульдожью, завещание составил так, что, пока живы его прямые наследники, до основного капитала мне не добраться. Остается довольствоваться жалкими крохами, а это так унизительно! Мне приходится воровать драгоценности жены, чтобы делать подарки любовнице. Счастье, что Лизавета глупа и равнодушна к украшениям, но рано или поздно даже она заметит пропажу.
– Не заметит, если заменить драгоценности хорошими копиями, – хмыкнула Клавдия и тут же добавила: – Но я все равно считаю, что эта женщина – аферистка, недостойная тебя.
– Клавдия, побольше уважения к моим чувствам! – Голос человека, которого Лиза считала своим мужем, возвысился до крика, но тут же упал до испуганного шепота.
– Петруша, не стоит доверяться женщинам. Женщины коварны.
– А ты, Клавдия? Разве ты не коварна?
– Коварна, но от прочих я отличаюсь тем, что люблю тебя бескорыстно, как сына. И если потребуется, отдам за тебя жизнь.
– Лучше придумай, как нам поступить с этой… беременностью. – Горестный вздох человека, которого Лиза считала своим мужем, слился с успокаивающим бормотанием Клавдии.
Лиза вытерла просочившиеся сквозь крепко сжатые веки слезы. Захотелось убежать, спрятаться в своей комнате, но впервые за долгие годы она решила бросить вызов своему страху. Тень ошиблась. Она сильная и не станет прятаться от проблем. Попытается не прятаться.
– …Я об этом позабочусь, есть травы… – Шепот Клавдии заставил Лизу встрепенуться, целиком обратиться в слух.
– Избавь меня от подробностей! Просто сделай все так, чтобы она ни о чем не догадалась. Мне не нужен еще один скандал.
Прижимая руки к животу, Лиза попятилась от двери. В голове что-то громко щелкало, словно там крутились плохо смазанные шестеренки. Нет, это не шестеренки, это ее мысли. Скрипят, цепляются одна за другую, заставляют действовать, спасать своего еще не рожденного ребенка.
…Клавдия пришла к ней тем же вечером. Улыбка на ее костлявом лице казалась чем-то совершенно чужеродным, как и стоящий на серебряном подносе кувшин с янтарно-желтой жидкостью.
– Вы бледны, – сказала она и, не дожидаясь разрешения войти, прошла в комнату, поставила поднос на стол. – Петрушу очень тревожит состояние вашего здоровья.
– С моим здоровьем все в полном порядке.
– …И он попросил меня позаботиться о вас так же, как когда-то давно я заботилась о нем. – Клавдия словно и не слышала возражений. Она сноровисто переливала янтарный яд в фарфоровую чашку. Сколько его нужно, чтобы убить ребенка? – Это травяной отвар. В детстве Петруша часто болел, и мои травы неизменно помогали. Посмотрите, каким богатырем он вырос!
– Спасибо. – Лизе удалось выдавить из себя улыбку. – Оставьте свой чудесный отвар, я выпью его перед сном.
– Его нужно пить горячим. – Взгляд старухи сделался колючим, а уголки тонких губ поползли вниз, превращая улыбку в гримасу.
– Попрошу Стешку, чтобы разогрела. А сейчас прошу меня простить, но я хотела бы отдохнуть. Мне и в самом деле нездоровится. – И все с той же беззаботной улыбкой Лиза двинулась на Клавдию, выпроваживая, почти выталкивая за дверь. В какое-то мгновение ей показалось, что Клавдия станет настаивать, но… обошлось.
– Я буду готовить для вас отвар три раза в день, чтобы поддержать ваши силы. Петруша так давно мечтает о наследнике, – сказала старуха перед тем, как Лиза захлопнула дверь.
Сердце колотилось в горле, а пальцы дрожали, когда она выплескивала содержимое кувшина, а потом тщательно отмывала руки, словно отрава могла проникнуть в нее даже через кожу.
– …Этот чай тебе не навредит, – послышалось за спиной.
В тусклом закатном свете тень была едва различима.
– Ты вернулась! – Лиза обрадовалась так, словно не она сама совсем недавно прогнала тень прочь.
– Я твоя тень. Я всегда возвращаюсь.
– Они хотят убить моего ребенка!
– Я знаю. – Тени знают все. Как она могла забыть! – Но у них ничего не выйдет.
– Почему? – В сердце, которое за этот ужасный день едва не превратилось в камень, затеплился огонек надежды.
– Потому что ты не такая, как все. Ты особенная. Эти деревенские штучки, – тень кивнула на пустой кувшин, – не подействуют на тебя, пока я с тобой. Не бойся, можешь смело пить любое ее зелье.
Лиза сомневалась, но на память пришли почти забытые слова мсье Жака: «Твоя тень станет служить тебе верой и правдой, будет помогать тебе».
– Если ты откажешься пить ее варево, они заподозрят неладное и, возможно, придумают что-нибудь более… действенное. А так мы сумеем выиграть время.
– Для чего?
– Для того, чтобы найти способ спастись.
– Чай точно не навредит ребенку?
– Не навредит, я обещаю.
– Спасибо, – сказала Лиза и расплакалась. – Спасибо, что помогаешь мне.
– Я помогаю себе. Я – это ты! – Тень улыбнулась и растворилась в прощальных солнечных бликах, а у Лизы началась совсем другая, полная тревог и сомнений жизнь.
Отвары Клавдии ей и в самом деле не вредили. Тень не обманула. Лиза пила янтарный яд изо дня в день, улыбалась ведьме, благодарила за заботу и видела на дне стылых глаз Клавдии сначала торжество, потом ожидание, потом нетерпение и, наконец, спустя почти месяц – недоумение. Те же чувства она видела и во взгляде человека, которого больше не считала своим мужем. Вскоре недоумение сменило плохо скрываемое раздражение. Несколько раз Лиза слышала, как Петруша кричит на Клавдию, видела, как сжимает в бессильной ярости кулаки, а потом уезжает из дому иногда на ночь, а иногда и на две.
