Татьяна Корсакова - Час перед рассветом
— Оружие есть, — сказал Туча, останавливая машину у запертых ворот и нажимая на клаксон. — Есть охотничье ружье и дробовик. Стрелять умеешь?
— Обижаешь! Дробовик, чур, мой!
Дом вымер. Они обшарили его от чердака до подвала, чтобы убедиться, что в поместье никого нет.
— Райком закрыт, все ушли на фронт! — буркнул Гальяно, взвешивая в руке дробовик. — Ну, пошли и мы, что ли?
— Подожди. — Туча не спешил уходить. — Мне нужно кое-что уточнить.
В комнате Алекс царил казарменный порядок. Ощущение было таким, словно девушка тут даже не жила. Туча сделал глубокий вдох, зажмурился, сосредотачиваясь. Особенная вещь была где-то совсем близко, нужно только ее почувствовать.
Завернутую в пакет черную книгу Туча нашел за комодом. Там же оказался и пистолет.
— Наши девочки полны сюрпризов! — послышался за его спиной удивленный голос Гальяно. — Вон какие у них игрушки! А что за книга? Еще один дневник?
— Сейчас посмотрим. — Туча раскрыл книгу, опустился на кровать. — Это не дневник, — сказал он, перелистывая хрусткие страницы, вглядываясь в от руки сделанные рисунки и каллиграфическую вязь латинских слов.
— Абракадабра какая-то! — Гальяно заглянул в книгу.
— Это не абракадабра. — Туча почувствовал, как дрожат руки. — Это черная книга.
— В каком смысле?
— Книга ведьм. Она очень древняя, в ней все на латыни.
— Ну, и что нам это дает? Мы не знаем латыни.
— Я знаю, — сказал Туча. — Дай мне время. Мне кажется, в этой книге есть ответы. Смотри! — Он ткнул пальцем в рисунок ножа с рукоятью в виде волка.
— Знакомая картинка. — Гальяно присел рядом.
— Тут написано, что с помощью этого ножа можно управлять волчьим воинством.
— То-то мне казалось, что волками кто-то управляет. — Гальяно закурил. — А наша безупречная Алекс, оказывается, та еще затейница. Чернокнижница чертова!
— Погоди! Помолчи немного. — Туча углубился в чтение.
— Это, выходит, она натравила на Ангелину волков. Сначала на Ангелину, а потом и на нас с Дэном.
Туча ничего не ответит, он с головой ушел в чтение.
— Ты говорил про кисет с порошком, — сказал он, захлопывая книгу. — Я знаю, что это за порошок и для чего он нужен. Пойдем!
Дмитрий. 1957 год
— А вот и я, папочка! — Анютка стояла на пороге его лесного дома, красивая, зеленоглазая, улыбающаяся светло и радостно, обеими руками придерживающая огромный живот. — Матрена Тихоновна сказала, что брюхатая я ей без надобности, что денег с тебя она за последний месяц не возьмет, велела уезжать. А я не брюхатая, папочка, я беременная. У меня ребеночек будет… Скоро уже, наверное. — Она снова погладила себя по животу. Я войду, папочка?
Вот так… А он-то, дурак, думал, что нашел решение, надежно спрятал Анютку от всех бед.
Та баба, Матрена Тихоновна, жила на окраине города, в маленьком домишке, почти незаметном среди цветущих яблонь. Она улыбалась ему светло и радостно, так же, как сейчас улыбалась ему его неразумная беременная дочь.
— Конечно, Лешак, о чем речь? Присмотрю за твоей Аннушкой. Отчего же не присмотреть! Оно ж понятно, в лесу, без материнской ласки какая для девочки жизнь?! А у меня тут красота, тишина, ну точно в раю. Только ты это… деньги мне наперед заплати, чтобы уж по честному все, по справедливости…
Тогда, год назад, такое решение казалось ему единственно верным. Анютка будет в безопасности, далеко от этого проклятого места, когда Чудо попытается снова вырваться на волю. А потом, когда все закончится, он заберет ее обратно, и у них будет еще тринадцать лет спокойной жизни.
— Заходи, доченька! — Он собрал волю в кулак, осторожно обнял Анютку за хрупкие плечи. — А я как раз картошку вариться поставил. Ты же голодная наверное?
Анютка родила через неделю крепкую, горластую девочку, так же, как и дед, меченную ведьминым знаком, а еще через неделю на рассвете, наступившем вслед за самой темной ночью, он нашел свою дочь повешенной на сожженном дереве. Чудо сдержал свое обещание…
МАТВЕЙ
Идти в лес самой темной ночь было не просто опрометчиво, а безрассудно. На двоих с Дэном у них имелся один пистолет, а прошлый опыт подсказывал, что пистолет против стаи волков — это ничто. Но останавливать Дэна было бесполезно. Да Матвей и не собирался его останавливать. Когда-то он сам ради любимой женщины сунулся в самое пекло. Дэн был таким же, и свою Ксанку он любил не меньше, чем Матвей любил Алену. И в этой битве ему не помешает помощь друзей. Только бы Гальяно нашел Тучу. Только бы с ним все было хорошо.
В том, что Ксанка отправилась на гарь, не сомневался ни один из них. Самой темною ночью все дороги вели к Чудовой гари. Как тринадцать лет назад, так и сейчас.
Лес затаился, точно вымер. В кромешной темноте передвигаться приходилось почти на ощупь. Матвей даже не был до конца уверен, что они выбрали правильный путь. Если бы с ними шел Гальяно или Туча, таких проблем не возникло бы, но они снова разделились, как тринадцать лет назад…
Тишину нарушил волчий вой. В темноте казалось, что звук идет со всех сторон. Матвей снял с предохранителя пистолет, всматриваясь в разгорающийся в глубине леса зеленый огонь. Самая темная ночь вступила в свои права.
— Нам туда! — Дэн махнул рукой в сторону подсвеченного зеленым подлеска. — Матвей, быстрее!
Они уже не шли, они бежали, не разбирая дороги, боясь опоздать и в этот раз. Волчий вой оборвался резко, как будто кто-то выключил аудиозапись, на их головы обрушилась тяжелая, физически ощутимая тишина, и в тишине этой отчетливо слышался слабый стон.
Лесю они нашли всего через минуту: без очков, с растрепанными волосами, с кровавой царапиной на предплечье. Она сидела, прислонясь спиной к старой ели, зажимала рану здоровой рукой и, кажется, плакала.
— Леся!
— Ксанка!
Они бросились к ней синхронно, не сговариваясь. Дэн оказался первым. Конечно, так и должно быть, ведь это его война и его женщина.
— Ксанка… — Дэн коснулся ее осторожно, как будто она была сделана из хрусталя. — Я нашел тебя.
— Да, ты меня нашел… — Она улыбнулась смущенно и виновато одновременно. — Это очень плохо, Дэн… Не нужно было.
Он ее не слушал, он осматривал ее рану, руки его дрожали. Матвей видел это даже в мутной, подсвеченной только блуждающим огнем темноте. Дэн нашел наконец свою Ксанку и сейчас, кажется, не знал, что делать с обрушившимся на него счастьем. Леся тоже не знала, сидела безучастной куклой, словно не понимала, что происходит. А может, и не понимала. Гарь на всех действует по-разному, а Леся или Ксанка — как ее теперь называть? — уже успела побывать на гари, и брюки, и майка ее были перепачканы пеплом.