Счастье в декларацию не вносим (СИ) - Снежинская Катерина

– Видите ли, – не слишком уверенно начала дама. Кажется, последнее заявление стриптизёрши, про непродажность, особенно поразила ниру. – Я, собственно…

– Или ты из этих тёток, который бабы оркестра гарнизонного? – презрительно скривилась красотка. – Ну так нас там трое было. Ещё пойди докажи, что я с твоим хороводила.

За спиной Эль что-то упало, разлетелось с бумажным шорохом. Таможенница мельком глянула на Рернега, суетливо собирающего в папку рассыпавшиеся бумаги, и снова отвернулась.

– И это меня ты называла кошкой мартовской? – разъярённо прошипела Аниэра, совсем не фигурально сверкая глазами и раздражённо подрагивая верхней губой. Обращалась она почему-то к таможеннице. – Да после такого мне тут делать нечего!

Вампирша развернулась на каблуках и удалилась, полная оскорблённого достоинства, не забыв на последок хорошенько шибануть дверью.

– А чего? – обиделась блондинка. – Я с детства музыкантов люблю. Они тонкочувствующие, обходительные.

– Прошу прощения, возможно я ошиблась адресом. Мне нужен был таможенный пост госпожи Данери, – проводив техника взглядом, сказала дама. – Я туда попала?

– Ну! – подтвердила стриптизёрша.

– Через мой труп! – решительно отрезала посетительница, ещё и воздух ладонью рубанув. – Никогда! Ни при каких условиях!

– А чего сразу труп-то? – застенчиво поинтересовался начальник охраны, предусмотрительно прячущийся за широкой спиной грима.

– Моего сына вы не под каким соусом не получите! Это же катастрофа! – нира несколько театрально, но вполне искренне сжала виски пальцами. – Ну уж нет, пусть лучше черненькие, чем… Чем гарнизонный оркестр!

– А ваш сын – он кто? – отмерла, наконец, Эль.

– Капитан а’Дагд, естественно, – не без хорошей доли язвительности сообщила дама. – Впрочем, в таком… разнообразии ему совсем не сложно затеряться.

Таможенница хотела было уточнить, о каком разнообразии идёт речь, но оглянулась и передумала. Все, кроме, надо понимать, ниры а’Дагд, смотрели на начальницу. И глядели они с не слишком приятной смесью сочувствия и жгучего любопытства.

Все – это: голый по пояс оборотень, густо расцвеченный татуировками; горгул в потрескивающей на швах костюмной жилетке и с весёленькими синими бусиками на могучей шее; блондинка, до сих пор предпочитающая экспроприированный у Эль халат, в котором прелестям красотки явно было тесно; грим, по своему обыкновению прикрытый только кокетливым фартучком. Ну и Рернег, выделяющийся из общей картины своей нормальность и именно потому кажущийся особенно ненормальным.

Да, разнообразие на самом деле было… разнообразным. Даже и без удалившейся вампирши.

Таможенница сглотнула – во рту вдруг пересохло так, будто она дня три не пила.

– Вы не ошиблись, – выговорила девушка странно ломким голосом. – Это на самом деле пост госпожи Данери. Ну а Данери – это я. Эль Данери. То есть Эльмари. Дане… В общем, вы не ошиблись.

Наверное, сорви девушка платье и пустись в пляс, нира бы и то меньше удивилась. Она даже не сразу сообразила, что ответить – так и стояла с приоткрытым ртом.

– А сын ваш нам и задарма не нужен, – очень ко времени вступила стриптизёрша. – Хоть под соусом, хоть без, а жрите сами. Для Элички как-нибудь уж получше найдём.

Заново поименованная «Эличка», то есть, госпожа Данери, кивнула, будто соглашаясь с красоткой, и пошла, не имея ни малейшего представления, куда идёт. Таможенница открыла дверь, ничуть не удивившись, когда едва не ткнулась носом во что-то тёмное. Лишь отступила на шаг, чтобы удобнее было разглядывать невесть как очутившегося на её пороге а’Дагда – старшего, понятно.

– Мама, – констатировал сеидхе, очень знакомо, хоть и едва заметно щурясь.

– Сынок, тебе ж всерьёз спасать надо, – спокойно, будто сообщая, что на улице дождь идёт, сообщила нира. – За шею вытягивать.

– Вытягивай, – разрешил «безопасник», цапая таможенницу за руку. – Вернёмся… Когда вернёмся. Моё почтение всем присутствующим. Отсутствующим тоже.

И выволок несопротивляющуюся таможенницу из окончательно победившего разумную реальность бардака.

***

Эль даже в голову не пришло спросить, куда это её а’Дагд тащит. Вернее, сначала тащит, а потом везёт. Просто для пустого любопытства в голове места не осталось – слишком много там стыда было. Наверное, именно про такие случаи и говорят: лучше б голой на площадь выставили. Про обнажённость таможенница не была до конца уверена, но действительно предпочла бы что-нибудь другое, только вот не это позорище! Да уж, удружили любимые сотрудники, нечего сказать. Впрочем, и она хороша, нечего сказать: нужно было не стоять, язык прикусив, а сразу точки над всем, чем надо, расставить.

Впрочем, и это вряд ли помогло бы.

– Присядем или прогуляемся? – холодный, прямо-таки морозный голос «безопасника» выдернул таможенницу из пучин самобичевания. – Нам поговорить нужно.

– Хорошая мысль, – вяло отозвалась Эль.

– Которая?

Девушка только плечами пожала: какая разница, которая? На самом деле все плохие.

– Ну тогда прогуляемся, – решил сеидхе.

И действительно пошёл по мощеной дорожке, не обращая на спутницу никакого внимания, будто её вовсе не было.

Лучше б так и случилось, и не только из-за стыда – просто парк, куда её а’Дагд привёз, Эль с детства не любила. Во-первых, из-за названия: «Верное Сердце» – что может быть глупее? Во-вторых, из-за пруда с лебедями. Вернее, в детстве-то Эль и прудик и птицы нравились, конечно, когда они не шипели и не гонялись, пытаясь прямо из рук выдрать кусок булки, а плавали себе восковыми скульптурками, любуясь на собственное отражение.

А потом тётушка Линмари рассказала племяннице историю, с которой и пошло название парка. Мол, был лебедь и лебедица и так они друг друга любили, что просто ух! Потом лебедицу подстрелили и лебедь умер от разрыва сердца. В общем, полная романтика. Тётушка такие истории обожала, а вот Эль терпеть не могла. По её глубокому убеждению хорошая легенда должна заканчиваться детьми и «жили долго-счастливо», а не инфарктом.

– Хорошая сегодня погода, не правда ли? – снова влез а’Дагд.

– Солнышко светит, – не стала спорить таможенница.

– Тепло, – заключил «безопасник».

Эль кивнула и тишком провела ладонью по волосам, проверяя не заиндевели ли? Уж больно тон у сеидхе был не тёплым.

– Ты хотел поговорить, – напомнила девушка.

– Мы говорим.

Таможенница снова кивнула, останавливаясь, глядя на пруд поверх плеча а’Дагда. Тот тоже встал и тоже, кажется, смотрел куда-то в сторону.

– Прости, – едва сумела выдавить Эль.

– Я вынужден просить прощения, – одновременно с ней выпалил сеидхе.

Постояли, помолчали, потаращились каждый в свою сторону.

– За что ты… – выдали хором.

Помолчали.

– Давай, ты первый, – решила Эль. – За что ты извиняешься?

– За мать, естественно, – скривился, словно унюхав что-то не слишком приятное, «безопасник». – Я был уверен, что она к тебе не пойдёт.

– Это как раз понятно, она же беспокоится.

– Обо мне не надо беспокоиться! Я уже подращенный.

– Она твоя мама.

– И это даёт ей право совать свой нос, куда не стоит? Я просто прошу, чтобы меня оставили в покое! Это так сложно понять?

– Да нет, не сложно, – согласилась Эль. – А вот почему ты на меня кричишь, не просто.

А’Дагд, уже разогнавшийся, будто споткнулся, хотя на месте стоял. Глянул искоса, зачем-то платок из кармана достал и снова убрал, даже не развернув.

– От растерянности, – буркнул недовольно.

– Кричишь от растерянности? – уточнила таможенница, рассматривая лебедей.

– А что мне ещё делать? – огрызнулся сеидхе.

– Логи-ично. Когда не знаешь, что делать, надо кричать.

– Эли, я хотел сказать, что ничего у нас не выйдет. Ни-че-го. Уясни это, наконец.

– Потому что проклятье? – осведомилась девушка, покачиваясь с носка на пятку. Руки она тоже за спиной сцепила – во избежание возможных недоразумений. А лебеди и вправду были хороши. – Или потому что я тебе не пара?