Бри Деспейн - Темное божество
Дон огляделся. "Вы все еще никому не скажете, не так ли? Обещайте, что не скажете?"
"Я обещаю".
"Вы — ангел". Он обнял меня, сжимая весь воздух из моих легких. "Я бы хотел что-нибудь сделать для Вас," сказал он, и наконец, отпустил.
"Ты — хороший человек, Дон". Я аккуратно погладила его по руке, боясь других медвежьих объятий.
"Спасибо за то, что проводил меня домой. Ты не обязан был этого делать".
"Я не хотел, чтобы Вы шли домой с тем мальчиком". Дон поморщился. "Он — плохой. Он делает плохие вещи и называет меня 'умственно отсталым' когда рядом никого нет". Лицо Дона пылало красным цветом в свете лампы на крыльце.
"Он не достаточно хорош, чтобы быть с Вами". Он понизил свой голос и наклонился словно, открывая мне большую тайну. "Иногда, я думаю, что он мог бы быть монстром".
Обвинение Дона удивило меня — но не часть монстра. Мне стало легче отказаться от Даниэля, когда я думала о том, что он дразнит Дона.
"Я сожалею, что он так к тебе относится. Не волнуйся, я не буду бродить вокруг Даниэля больше". Я положила статуэтку ангела в свой карман.
"Не Даниэль. Он делает хорошую работу для Вашего отца и для г. Дея." Дон покачал своей головой и резко сошел с крыльца. Он остановился перед тем, как уйти. "Я говорил о другом".
ПОЗЖЕ ТОЙ НОЧЬЮ
Я лазила в кладовой, ища ибупрофен, или что-нибудь, что могло бы остановить выстрелы в моей голове, когда услышала завывание из гостиной. Я побежала, чтобы увидеть, что это было, и нашла Черити, просматривающую свой документальный фильм о волках. Это была та же самая часть, с двумя волками, наслаждающимися новым убийством. Это казалось, удвоило мою головную боль.
"Почему ты все еще смотришь это?"
"Мой итоговый доклад, должен быть в пятницу," сказала Черити. Ее средняя школа не выходила на Рождественские каникулы в течение еще двух дней. "Я хотела еще раз войти в настроение волка прежде, чем закончу печатать это".
Настроение волка. Она понятия не имела, о чем говорит.
Я стояла и смотрела на тяжелое положение небольшого волка омеги, отчаянно нуждающегося в пище. Мое сердце сжалось, когда альфа сделал выпад к его горлу, перекинув его в снег, и зарычал в его молящую морду. Тогда омега перевернулся и выставил живот альфе — сдался. Я задавалась вопросом, как можно жить, лежа, таким образом, всю жизнь.
Я подумала о Даниэле и его отце. Как его отец кричал и брюзжал на него за любую мелочь.
Я вспомнила, что, когда Даниэль присоединился к моей семье на обед, он смотрел неохотно на свою пищу, в то время как остальные из нас ели — пока мой папа, шутя, не сказал ему прекратить быть застенчивым. Я вспомнила все его ушибы. Я вспомнила те звуки побоев, когда его отец избивал его за неповиновение его правилам о живописи в доме. Как Даниэль выжил с монстром своего отца?
Но тогда я поняла. Он позволил своему монстру пересиливать себя. Боль была настолько
большой, что он перевернулся и сдался. То, что он терпел, так долго было чудом.
И теперь он оказался перед целой жизнью, столкнувшись со своим собственным монстром. И даже если бы он умер, не было бы никакого спасения для него.
Он был бы проклят, как демон навечно.
Я подумала, было ли это той судьбой, которую заслужил Даниэль. Но все это казалось по- другому теперь, как смотреть на картину Сера, с совершенно другого угла. Даниэль бесспорно, сделал кое-что неправильно. Но должен ли он жить с той ошибкой навсегда? Разве он не мог искупить ее? Не мог все исправить?
Это — то, чему папа учил нас в своих проповедях. Это — значение моего имени. Благодать.
Или действительно возможно, что некоторые души не могут быть спасены? Разве это не, значит быть демоном? Падшие ангелы — прокляты в ад навсегда. Было ли признание Даниэля в кровожадности тем, что он был теперь одним из этих падших ангелов? Но возможно он не был фактически демоном. Возможно, демон был просто в нем. Был волк, заманивающий душу Даниэля в ловушку, в ее тиски, удерживая ее от спасения?
Даниэль сказал это сам: волк держит его душу за выкуп.
Чтобы это не означало, но была цена, которая могла быть заплачена? Было ли то, что могло бы освободить его душу и сделать его точно таким же, как все остальные? Может ли в нем быть благодать вместо темноты?
Папа сказал, что он не может больше помочь Даниэлю. Это было не в его силах. Но он не говорил, что это не возможно. Он не говорил, что не было лечения. Он дал мне книгу. Он вложил ее в мои руки. Он сказал мне, что мне нужно сделать выбор.
Я побежала вверх по лестнице в свою спальню, и потянула открытый ящик стола — книги не было. Мое сердце било молотком в горле. Я толкнула вещи на своем столе, надеясь, что книга была среди моих школьных учебников. Я скинула подушки и одеяло с кровати. Она должна быть где-то здесь! Тогда я почувствовала себя, в конечном счете, глупой, и схватила свой рюкзак. Книга была там, я ходила с ней в библиотеку. Я вытащила ее, самые хрупкие страницы частично распадались.
Я осторожно перевернула страницы к последнему письму, которое я прочитала. Половина из него отсутствовала — распалась в агрессивной среде моего школьного рюкзака. Мой папа и тот священник, вероятно, убьют меня за это. Я перевернула к следующему отмеченному письму. Брат Катарины был уверен в идею с лунными камнями. Нашел ли он этот камень, чтобы остановить себя от того, что он хотел сделать со своей сестрой? Выиграл ли он достаточно времени, чтобы найти лечение?
О, Катарина,
Я потерян.
Волк держит меня в своих тисках.
Я цепляюсь за остатки своей человечности. Но все мое существо хочет бросить это.
Я чувствую запах гнева и крови, доносящейся из города, и я чувствую себя привлеченным к этому. Что отвращало меня в прошлом, теперь возбуждает мой аппетит.
Волк охотится на мою любовь к тебе. Он говорит мне, чтобы я вернулся домой. Я прилагаю к этому письму серебряный кинжал. Если я приеду к тебе, как волк, то пусть Сэйнт Мун попытается убить меня. У меня не достаточно смелости самостоятельно убить себя. Но Саймон не должен колебаться. Он должен вонзить кинжал прямо и точно в сердце волка. Это — единственный способ сохранить тебя в безопасности. Сэйнт Мун должен защитить наши народ от этого проклятия.
О, Катарин! Я знаю, что не должен спрашивать, но, увы… Если у тебя хватит мужества, то пусть это будешь ты, тот, кто вонзит нож в сердце моего волка. Ибо я узнал от слепого пророка, что единственный способ освободить мою душу от тисков демона состоит в том, чтобы быть убитым тобой. Мой внутренний волк, стремится уничтожить того, кого я люблю по причинам самосохранения. Для единственного лечения, чтобы освободить мою душу, я должен быть убит, в акте настоящей любви, тем, кто любит меня больше всего…
