Наречённая из-за грани, или Мужья в довесок (СИ) - Гэлбрэйт Серина

Племянница родилась в срок.

А от близкого общения с семьёй Филиппа я до сих пор воздерживаюсь.

Филипп от меня тоже воздерживался.

Месяца два точно.

Он обстоятельно побеседовал сначала с Ормондом, затем с его родителями и в результате остался в Ливенте, поднимать «Волка» с колен. Бёрны и особенно Анна надеялись передать трактир сыну, но вряд ли Ормонд стал бы распыляться и пытаться тянуть и свой паб, и «Волка». В любом случае трактир продали бы рано или поздно… а так нашёлся человек, искренне заинтересованный в ведении семейного бизнеса. Выбор Филиппа нас всех удивил преизрядно. Люсьен даже предлагал сделать ставки, как надолго хватит его решимости и энтузиазма.

Как ни странно, хватило куда на дольше, чем мы предполагали. Мы периодически заглядывали к нему, поначалу иногда, влекомые любопытством и желанием поесть нахаляву, потом всё чаще и чаще, а под конец перевели «Волка» в статус места обитания, одного из нескольких. Что поделать, на хоромы как у Феодоры накоплю я нескоро, да и непонятно пока, в каком конкретно домене можно заложить основу для родового гнезда. У каждого моего мужчины свой способ заработка, какой ни есть, и вынуждать их отказываться от привычной деятельности и мчаться за мной в прекрасное далёко, где ни у меня, ни у них нет ничего, виделось неправильным.

Филиппу неплохо и в Ливенте.

Виргил аферы проворачивать предпочитал в Ридже.

Люсьен с Вороном, осваивает непростое мошенническое ремесло. У них там и команда своя подобралась, и территория знакомая, вдоль и поперёк изученная, и прочие важные нюансы, в которые я благоразумно не лезла. Надо перенести мужчин обратно в Бертерский домен – я переносила. И не делала разницы между теми, кто с привязкой, и теми, кто со мной по зову сердца. Ну, или ещё какой важной части тела.

– Ты учишься? – во взгляде Алишан, обращённом на здание школы за моей спиной, пробилось удивление. Само оно, серое, трёхэтажное, с широким крыльцом под козырьком, вызывало у меня стойкие ассоциации с моей школой, оставшейся в другом мире.

– Хожу в вечернюю школу, – пояснила я. – Заново учиться считать, писать и читать мне не нужно, к счастью, но вот с остальными знаниями… у меня немного беда.

А заставлять мужчин заниматься со мной изучением всего, что им и так давно известно, я не хотела.

– Учу историю, географию, культуру разных доменов… черчение ещё.

– Черчение? – Алишан перевела взгляд со здания на меня. Удивления в нём заметно прибавилось, и нарочитая холодность отступила.

– Вдруг пригодится?

Алишан качнула головой, не представляя, где в адарском деле может пригодиться черчение.

Ещё подрабатываю полулегальной телепортацией. Виргил мне пассажиров находит, да и в Перте уже есть люди, знающие, к кому обратиться в случае необходимости. Ормонд, бывает, тоже посылает потенциальных клиентов. Я не задаю вопросов им, а они мне, я выполняю свою работу, а они её оплачивают, и мы расходимся, вполне довольные друг другом.

Алишан повернулась и неспешно двинулась через школьный двор. Я помахала рукой знакомой девушке из числа учащихся вечерней группы, догнала Алишан и пошла рядом с ней. Темнело нынче с каждым днём всё раньше и мощённый плиткой двор освещали фонари. Небо хмурилось, грозя пролиться очередным дождём, кажется, пятым на этой неделе, дул прохладный ветерок, заставляющий плотнее кутаться в тонкий плащик.

Пора пальто доставать с тёплой курткой за компанию. Вспомнить бы только, где они у меня лежат.

– Как он… они? – спросила Алишан вдруг.

– Мой гарем, ты имеешь в виду? – я притворилась, будто не заметила оговорки. – Нормально. Живём себе потихонечку на несколько домов и два домена. Не перегрызлись, не переубивали друг друга и даже мозг почти не выносили. Толком и не ревнуют мальчики мои…

Наверное, потому, что понимают, зачем и на что подписались.

– И озейн Катрино?

– И он в том числе.

Потребовался один промозглый вечер, не очень удачная телепортация, бесячий клиент, острое желание кому-нибудь пожаловаться на этого хмыря и немного алкоголя. И – хоба! – проблема воздержания разрешилась сама собой. Поутру я не стала спрашивать, почему Филипп внезапно передумал, а он, по-моему, был только рад, что я не лезу ему в душу с мозговыносительными беседами. Угу, больно оно мне надо, опять по десять раз уточнять, какая ему вожжа под хвост попала. Мне и прошлых его тараканов хватило с избытком. И пускай в общей сложности времени с ним наедине я по-прежнему проводила меньше, чем с остальными, и степень взаимопонимания между нами уступала прочим, однако, как говорится, лиха беда начало.

– Рада, что у тебя с твоими… сочетаемыми всё наладилось, – градус радости в голосе Алишан невелик, но, похоже, чем богаты…

– А у тебя как дела? – спросила я без особой надежды на ответ.

– Путь мой тернист и ухабист, – отозвалась Алишан уклончиво. – Я хотела разыскать того мужчину… Костаса… но, кажется, он навечно сгинул на перепутье.

Если за прошедший год с Костей не произошло ничего непоправимого, то, скорее всего, он затихарился где-нибудь подальше от адар и благоразумно не высовывается.

– Если хочешь, я могу отдать тебе…

– Что отдать? – Алишан остановилась перед распахнутыми створками ворот. По другую их сторону застыл её зафир, почти невидимый в тени глухой школьной ограды.

– Фотографических портретов было два. Один был у Феодоры… вернее, припрятан в схроне в избушке Ярен. Ты его ещё разорвала. Второй остался у Костаса. Он… портрет… попал ко мне, – потом его у меня Виргил реквизировал, но когда мы перебирались в Бертерский домен, я нашла фотку среди вороновских вещей и забрала обратно, напомнив, что всё равно на ней не совсем я. – На том портрете осталась подпись, сделанная рукой Феодоры.

И слово «прости».

Сейчас, по прошествии времени, я была уверена, что дописал его Костас. Феодору он любил по-своему. Другое дело, что к его почти благородным чувствам ещё много чего примешивалось, и не всем этим ингредиентам есть место в любви.

Помедлив, Алишан кивнула.

– Хорошо.

– Дуган… озейн Долстен в порядке?

– Да. Он горюет… но кто нет?

– А… Александр? – вот о нём спрашивать точно не хотелось, однако когда ещё представится возможность узнать?

– Он… – Алишан вновь покачала головой, не торопясь делиться подробностями. – Он оказался не таким, каким я его помнила, знала… думала, что знала. Нынче я не понимаю, что делать… с ним и…

То есть разыскали Санька-то. Впрочем, вряд ли он смог бы уйти далеко.

– Это непросто, Фе… Варвара. Всё, что он сделал… с тобой, с нашей Фео… этому нет прощения, нет оправдания. Нет понимания, отчего так произошло.

Почему же, у меня есть. Но не думаю, что Алишан понравится моё виденье ситуации с Александром.

– Я много размышляла в последние месяцы… о брате, о Фео, о моём сыне… о том, что ждёт наш род в будущем, – Алишан смерила меня неожиданно острым, цепким взглядом. – Ты знаешь, о чём пойдёт речь?

– Догадываюсь.

– Боюсь, это неизбежно, – Алишан отвернулась от меня и принялась с повышенным вниманием изучать арку ворот. – Я могу публично отречься от тебя, чужачки, волею случая захватившей тело моей бедной сестры. Могу запретить тебе приближаться к членам нашей семьи, отказать тебе в праве наследования. Могу обличить пред всем миром…

– Нет проблем, – я равнодушно пожала плечами. – Окончательно уйду в подполье, переберусь на перепутье, может, даже домом на колёсах обзаведусь, как у ветреных… то есть проклятых.

Год назад такая перспектива меня не то чтобы пугала, скорее виделась нежелательной.

Сейчас я понимала, что и на перепутье можно жить. Ясен-красен, не так, как в большом цивилизованном городе, однако вполне себе можно. Я не пропаду и мужчины, если решат остаться со мной несмотря ни на что, тоже.

– Могу, – повторила Алишан. – Но кровь нашего рода не вытравить из твоих жил. Я могу что угодно говорить, однако от моих слов тело Фео не изменится настолько, чтобы перестать быть частью нашего рода, не растеряет силу адары. Однажды зеркало перейдёт к тебе, желаю я того или нет. Оно исчезает бесследно, лишь когда род прерывается. И мой зафир…