Элис Хоффман - Третий ангел
— У вас красивый дом, — смущенно произнесла Фрида.
Вошла служанка с подносом, на котором были хлебцы, джем и чайник. Запахло медом и травами. Когда служанка вышла, Фрида сказала:
— Я пришла только для того, чтобы выразить вам свое сочувствие.
— Сочувствие? Почему вы не забрали тогда этого типа у моей дочери? Я полагаю, вы именно за этим и приходили? Жаль, что не проявили настойчивость. Тогда все они были бы живы. Вам, думаю, известно, что машину вел этот тип. Что можно ожидать, если за рулем наркоман?
— Справедливости ради скажу, что в той машине он был не единственным наркоманом.
Миссис Ридж встала, и Фрида подумала, что ее сейчас попросят удалиться. Возможно, в глазах матери она является оскорбительницей памяти ее дочери, но ведь она говорила правду. Никакого изгнания не произошло. Миссис Ридж хотела ей кое-что показать.
— Вы ведь не видели этого дома. Тогда вы заходили только в спальню Стеллы, — сказала она. — Я была непозволительно груба в тот день с вами. У меня были некоторые подозрения на ваш счет.
— Я и вправду тогда пришла за ним, — призналась Фрида. — Думала, что не могу жить без него. Просто сходила с ума по этому человеку. Но он-то не любил меня. И именно у вас в доме я это поняла. Поняла, что не принадлежу к его миру.
— Любовь, — задумчиво процедила хозяйка дома. — Вас любовь довела до этого?
— Они были созданы друг для друга. Так похожи, что он просто не мог не влюбиться в Стеллу. Надо было быть сумасшедшим, чтобы не влюбиться в нее.
Миссис Ридж резко отвернулась. Долгие недели она не осушала глаз, слезы то лились сами, то иссякали и чуть погодя начинали литься снова. Сейчас на нее вдруг нахлынула волна жара, залила лицо, грудь, ей стало трудно дышать. И случилось это в ту минуту, когда она меньше всего ожидала приступа волнения, когда ей казалось, что она вообще перестала испытывать какие-либо чувства. Женщина постаралась взять себя в руки — она принадлежала к числу особ, умеющих владеть собой, — и снова обернулась к гостье, которая пришла пожалеть ее. Миссис Ридж не интересовали незнакомые люди. Но сейчас ей хотелось удержать эту молодую женщину. Наверное, виной тому одиночество. Все знакомые считали ее дочерей лишь избалованными эгоистичными девчонками. Что ж, в этом была некоторая доля истины. Да, они принимали наркотики, но ведь это далеко не все, что о них можно сказать.
— Мы договаривались, что Марианна проведет конец недели со мной за городом. В последний момент она вдруг передумала. Они ведь были почти неразлучны, вы, наверное, знаете. Стелла позвонила ей и пригласила отправиться с ними в гастрольный тур. Конечно, гастролировать вместе с поп-группой весело, это не путешествие с мамой за город. Они вдвоем — о, это было равносильно пожару… Не знаю даже, как я выносила их общество.
— Они заботились друг о друге. Даже я видела это.
Миссис Ридж удивленно подняла на нее глаза и на минуту задумалась.
— Вы, пожалуй, правы, — медленно ответила она. — С самого раннего детства они не любили расставаться. Я даже спать укладывала их одновременно.
— У меня растет маленький сынишка, — сказала Фрида. — Его зовут Пол. В общем-то, это из-за него я сюда приехала. Совсем не из-за Джеми. Из-за вас. Потому что теперь, сама став матерью, я лучше понимаю вас. И мне так тревожно о вас думать.
Миссис Ридж молча смотрела на гостью. Эта особа, оказывается, не совсем такая, как она считала. Она и тогда удивила ее, удивляет и сейчас. Выглядит как обычная вульгарная девчонка, но не такова. В ней есть внутренняя честность, чуткость.
— Если я могу чем-то помочь вам, обратитесь ко мне, — продолжала Фрида. — Позвоните, и я тут же примчусь к вам в Лондон.
Об одном она не сказала — о том, насколько счастливой теперь себя чувствовала, и о том, что это ощущение счастья наполняло ее виной. Истина заключалась в том, что Джеми ничуть не любил ее, что это не она была с ним в той машине, машине, до того загруженной людьми, музыкальными инструментами и чемоданами с нарядами, что ангелу смерти, должно быть, пришлось изрядно потрудиться, чтобы присесть на краешек сиденья.
А она, Фрида, была жива и находилась здесь, в Кенсингтоне, потому что не была нужна ему, потому что той осенью проиграла свою игру. Но в конце концов оказалась победительницей. И может надевать по праздникам великолепные сапоги Стеллы. Впрочем, праздники у них с Биллом случаются редко. Им удается выходить вместе только тогда, когда его мать соглашается посидеть с ребенком. Фрида не хочет доверять своего драгоценного малыша посторонним нянькам. Нет, это ей не нужно. Может, она и избалует его, превратит в слюнтяя и маменькиного сынка, но пока ей нет до этого дела. Пусть он и станет тем занудой, который будет каждые выходные стремиться домой к мамочке или по торжественным случаям приглашать ее к себе, вызывая неудовольствие жены. Пусть он станет человеком с абсолютным слухом, который любит гулять по полям и лесам, который улавливает разницу между чириканьем воробья и воркотней голубя.
— Мне хочется вам что-то показать, — предложила миссис Ридж. — Вы поймете меня. Пойдемте.
Миновав несколько комнат первого этажа дома — задернутые шторы, печальный сумрак, тишина, — женщины оказались в оранжерее. Она предстала их глазам залитой светом вечернего солнца, струившимся сквозь стеклянный купол крыши и бесчисленные окна. В майоликовых горшках росли папоротники и орхидеи.
Миссис Ридж распахнула стеклянные двери. Позади дома оказался роскошный сад, удивительно большой для дома в центре города. Они вступили в него и словно оказались в настоящих джунглях. Золотая листва деревьев; путаница гибких лиан; чаща давно не стриженных кустарников. Заросли ежевики, ясень, мышиный горошек. Здесь росли самые неожиданные для лондонского сада растения — белладонна, дурман, болиголов, черный паслен. Подобные растения не выращивают заботливые садовники, они выросли тут сами за те тридцать дней, что прошли с момента гибели двух сестер. Все наполненные ядом растения расцвели здесь.
— Это мой траурный сад, — вполголоса объяснила миссис Ридж.
Она потеряла обеих дочерей и чувствовала, что теперь, наверное, никогда не сможет снова заботиться о своем саде. Этот сад вскормило горе, и ничто другое. Летом он стоял зеленым, теперь оказался золотым. Спустя несколько недель он станет черным как атлас, вслед за тем белым. И на долгие месяцы — безжизненным.
Фрида, не двигаясь, замерла в прохладной тени. К ее ногам бежала дорожка, вымощенная кирпичами и щебнем. Рядом росло сливовое деревце, оно роняло зрелые плоды на землю, и, никому не нужные, они там гнили. Высокий куст белых роз разметал свои давно не стриженные, искривленные черные ветви. В кроне яблони свил гнездо голубь, потерявший счет времени. Его новорожденные птенцы, родившиеся несвоевременно и некстати, слали вниз голодное воркование. Они замерзнут и погибнут, даже не успев понять, что появились на свет.
