Елена Грушковская - Человек из пустыни
Даже если бы у меня было столько же сердец, то и все они не смогли бы вместить моей любви к тебе. Твой навеки,
Р.
Лейлор улыбнулся сквозь слёзы, а потом увидел Раданайта: он стоял перед ним в своём обычном, скромном и строгом тёмном костюме, с забранными в «конский хвост» волосами. Вскочив с кровати, Лейлор влетел в его объятия.
— Я только на минутку, радость моя, — сказал король. — Перед отлётом я не мог не увидеться с тобой.
Глаза Лейлора были полны слёз. Король улыбнулся, вытирая их:
— Мы увидимся, милый. Это не конец, это лишь начало. Я люблю тебя.
— Ваше величество, я так много хотел вам сказать, — пробормотал Лейлор.
Король приложил палец к его губам, покачал головой.
— Я уже опаздываю, детка… Мне пора. Когда мы встретимся в следующий раз, я буду слушать тебя столько, сколько тебе будет угодно. Сейчас просто поцелуй меня.
Через десять минут, немного успокоившись, Лейлор вернулся к своему ноутбуку и продолжил писать.
«Он заходил сейчас ко мне: Он улетает, а я остаюсь. Он сказал, что мы увидимся, но не сказал, когда. Сказал, что безумно любит, и поцеловал. Ты себе не представляешь, как Он целует! Если подробно описывать, что я при этом чувствую, получится целый роман. А если сказать кратко, то Он целует меня в губы, а кажется, будто в сердце. Извини за всю эту глупую сентиментальщину, просто мне сейчас плакать хочется от мысли, что я Его ещё долго не увижу. Но я не сказал самого главного: этой ночью у нас было ТО САМОЕ. Я провёл эту ночь в Его номере, и мы делали ЭТО. Папе я ничего не сказал. У него, кстати, тоже наклёвывается ЭТО — с таким потрясающим парнем, что если бы я уже не любил Его, я бы точно влюбился. Представляешь, этот зверюга Асспленг прицепился ко мне из-за того, что я не ночевал у себя, и мы с ним повздорили. Он стал бить меня по щекам, а этот парень ворвался и КА-А-АК врезал ему! А потом ещё на пустыре за «Оазисом» добавил — будь здоров. Кажется, он запал на папу, и с папиной стороны тоже проглядывает симпатия. Во всяком случае, они уже на «ты». В общем, налицо все признаки того, что у них ЭТО. Прости, что пишу так сумбурно: у меня в душе сейчас такой клубок чувств, что башню сносит. Потом напишу ещё. Пока, до связи».
Лейлор отправил письмо и выключил ноутбук. Вечер он провёл в номере. Джим ушёл на свидание с Рэшем, а что касается полковника Асспленга, то он заказал в номер бутылку вина и напился в одиночестве. Оба его глаза были украшены фиолетовыми синяками. Глядя на себя в зеркало, он пробурчал:
— Отлично провёл отпуск, нечего сказать!
К приобретённой им на Флокаре панамке прибавились широкие тёмные очки.
* * *— Я больше тебя не увижу? — спросил Рэш. — Просто скажи честно: всё, что между нами было, что-нибудь для тебя значит? Или это для тебя просто… курортный роман?
На столе в палатке дрожало пламя широкой квадратной свечи, поблёскивали бокалы и бутылка вина. Джим сидел на сундуке, Рэш — на складном стуле, и его ладони лежали сверху на руках Джима. Заканчивался их прощальный вечер перед отлётом Джима домой.
Джим не знал, что ответить: говорить мешал горький ком в горле. Глаза Рэша смотрели на него печально и вопросительно, в окошко палатки заглядывала чёрно-фиолетовая Бездна. Джим встал и вышел из палатки, чтобы Рэш не видел его слёз. Стоя у входа, он устремил взгляд в звёздное небо, чувствуя на лице дыхание Бездны и спрашивая её: «Зачем ты позволила мне встретить его, чтобы потом с ним разлучить? Впрочем, спасибо и за это недолгое счастье: это один из лучших твоих подарков, которые я когда-либо получал».
Его обняли сзади тёплые руки, щека Рэша прильнула к его щеке.
— Не улетай… Я не могу без тебя.
Они вместе смотрели в звёздную бесконечность — два существа, встретившие друг друга волей Бездны. А может, бросить всё и остаться, подумал Джим. Дети выросли, а дома всё только напоминает об утратах. Новое место, другое небо и новый глоток жизни — вот что было ему нужно.
И всё же он пока не мог всё бросить. Остаться здесь значило оставить Лейлора, которому было только пятнадцать, и который был ещё не готов остаться один. Взять его с собой? Но согласится ли он покинуть Альтерию и поселиться на Флокаре, где ему будет проблематично даже завершить образование, не говоря уж о том, чтобы выбрать свою жизненную стезю? Все эти вопросы повисли тяжким грузом на душе Джима, не пуская её в свободный полёт к новому небу. Он тяжело вздохнул и закрыл глаза, откинув голову на плечо Рэша.
— Я пока не могу остаться… У меня ещё есть незавершённые дела дома.
— Я буду тебя ждать, — сказал Рэш.
Джим открыл глаза и встретился с его взглядом.
— Рэш, это может занять не год и не два… Сможешь ли ты ждать столько?
Тёплая ладонь Рэша легла на щёку Джима.
— Да хоть десять лет, — улыбнулся он. — А соскучишься — приезжай.
От холодного дыхания Бездны Джима заслонило его сильное плечо, а нежность его губ пронзила сердце Джима светлой тоской, перламутровой, как обшивка звездолёта Странника, унёсшего его к Звезде.
Глава 13. Фальшивое небо
Курьер вручил Джиму большой конверт с королевскими печатями и гербом. В нём было приглашение на семейный обед по случаю дня рождения короля. Приглашён был Джим и все его сыновья, дата стояла — 19 плейнелинна, то есть, уже через три дня.
— Что-то у меня нет большого желания ехать в Кабердрайк, — сказал Джим.
Глаза Лейлора заблестели, он теребил холлонитовое сердце на своей шее.
— А я хочу поехать, — сказал он приглушённым, дрогнувшим от волнения голосом.
— Можешь поехать с братьями, если тебе так хочется, — сказал Джим, не замечая ни блеска его глаз, ни волнения. — А у меня что-то нет настроения.
Но чтобы проигнорировать приглашение короля, нужна была очень уважительная причина. Болезнь? Но Джим только что прошёл курс лечения флокарианской водой. Неотложные дела? Этот предлог годился для кого угодно, только не для короля, который был в сто раз более занятым человеком, чем Джим, однако нашёл время для встречи со своей семьёй. Словом, никакой причины, которая убедительно оправдала бы его отказ приехать, Джим не мог придумать, но это не избавляло его от нежелания участвовать сейчас в каких бы то ни было встречах. Гораздо более он был склонен уединиться со своими мыслями и чувствами, разобраться в том, что он испытывает к Рэшу, может быть, слегка погрустить в одиночестве. Кроме того, недосказанность в их с Раданайтом отношениях с годами выросла в настоящую стену, и каждое слово и взгляд, которыми они обменивались — увы, весьма редко — были слишком отягощены грузом Невысказанного. Не придумав никаких уважительных предлогов, Джим уже решился обойтись вообще без них, но лорд Райвенн, также приглашённый вместе с Альмагиром во дворец, стал убеждать его ехать: