Шепот тьмы - Эндрю Келли

Ей хотелось кричать. Хотелось вырвать когтями то старое, несговорчивое существо, которым оно было, вырвать его скальпелем и оставить дрожать в мерзлой земле. Она часами стояла перед зеркалом, приказывая ему заговорить, и теперь, когда оно заговорило, ей хотелось, чтобы оно замолчало. Обняв себя руками, она моргнула, сдерживая дикий прилив слез.

– Скажи мне, что это такое, – сказала она. – Эта штука внутри меня.

– У этого нет имени, – сказал Колтон. – Ни на одном из известных языков.

– Это что-то мертвое?

«Смерть не может… коснуться меня», – голос прозвучал в ней с явным презрением.

– Я не спрашивала тебя, – огрызнулась она. – Я спросила его.

Колтон выглядел так, словно она ударила его, и чувство вины прочертило линии на его лице.

– На чем мы остановились? – Она закрыла глаза. Открыла их снова. Делейн не была уверена, что хочет знать. – Только что, в пространстве между мирами. Где это было?

– Еще одно лиминальное пространство. – Колтон не шелохнулся, когда говорил это. Не моргнул, не дернулся. – Каждая зеркальная плоскость в каждом зеркальном мире пересекается по одной и той же линии.

– И что это за линия? – Ветер пронизывал их насквозь, и Делейн подавила дрожь.

– Дорога через чистилище, – сказал Колтон. – Мы с тобой только что пересекли ад.

41

Такси проехало почти шесть кварталов, прежде чем Лейн снова заговорила.

– Почему ты мне не сказал?

Она смотрела в окно. Город проносился мимо в полосах света. Мозаика из желтого, красного и зеленого снега. Колтон все еще чувствовал ее вкус на своем языке. Он никогда не сможет избавиться от воспоминаний о ее губах.

– Я говорю тебе сейчас, – сказал он так тихо, как только мог. Таксист уже успел бросить несколько косых взглядов в зеркало заднего вида на их молчаливое уединение. Колтон был уверен, что выглядел тут как придурок, когда в глазах Лейн стояли слезы.

Рядом с ним берет Лейн все еще украшали полурастаявшие хлопья снега. С ее белыми, обрезанными волосами она была похожа на какую-то дикую зимнюю королеву. Ему хотелось подхватить ее на руки и снова поцеловать. Он ощущал присутствие осколков на ее лице, царапин и слепящего блеска. Это выводило его из себя.

– Позволь мне поставить этот вопрос по-другому, – сказала она, изучая его. – Почему сейчас, а не раньше?

Он оперся левым локтем о спинку сиденья.

– Я не мог, – сказал он так бесстрастно, как только мог. – Раньше.

– Из-за твоего таинственного Апостола.

Этот адский скрежет костей был похож на скрип гвоздей по шиферу.

– Да, – ответил он, стиснув зубы.

– Из-за осколка кости.

Снежная ночь проносилась за окном в пятнистых всполохах. Он отрегулировал свое кресло и изо всех сил старался не выглядеть как человек, скелет которого в данный момент пытается вылезти из его тела.

– Да, – сказал он снова.

– И как именно это работает?

– Не думаю, что мне удобно вести этот разговор на заднем сиденье такси. – Он посмотрел на часы.

– Есть ли время, когда тебе было бы удобно говорить об этом?

– Я не знаю, – сказал он. – Мне надо будет проверить мой календарь.

Ее глаза вспыхнули неистовым огнем.

– Прайс, клянусь Богом. – Ее ладонь упала на колени, и она вздрогнула, как будто раздумывая, не дать ли ему пощечину. – Пожалуйста, не будь сейчас таким.

– А кем еще ты хотела бы, чтобы я был? – Он возился с пуговицей на пальто.

Она издала стон, который, как ему показалось, был излишне театральным. Надувшись, она отвернулась к окну. Таксист бросил на них еще один проницательный взгляд в зеркало заднего вида, когда он завернул за угол, пробираясь по скользким перекресткам и выезжая из них.

– Не знаю, зачем я вообще заморачиваюсь, – услышал Колтон ее бормотание, и он не был уверен, говорит ли она сама с собой или отвечает на голос внутри себя.

Он расскажет ей все, со временем. Об Апостоле. О Приоре. О Лиаме. О клятве, которую они все дали, о тонкой черте ада, которую они нашли на окраине Чикаго. О девятилетнем Колтоне, который пробился через замерзший Коцит, чтобы лечь к ее ногам. Его тянуло к ней, тянуло так, как тянет к ней любое другое мертвое, дрожащее существо.

Королева зимы.

Королева кладбища.

Апостол съел бы ее живьем, если бы узнал, что ей удалось сделать. Он бы вскрыл ее, как маленькую оловянную игрушку. Куклу, под кожей которой теплится инкуб. И вот Колтон закопал тело Микера глубоко в лесу. Его вырвало от завтрака, колени вцепились в узловатые корни древнего вяза, руки были мозолистыми от многочасового разгребания земли, затвердевшей от мороза. Такси совершило очередной поворот, резко въехав в ослепительные ноябрьские огни Ньюбери-стрит. С визгом тормозов водитель съехал на обочину, где парковка запрещена. Несколько машин сигналили, объезжая их, шины оставляли черные провалы на медленно налипающем снегу. Таксист обернулся, чтобы посмотреть на них. Его голос был густым, с саугусским говором.

– Здесь подойдет?

– Отлично, – сказал Колтон, наклоняясь вперед, чтобы дать чаевые. – Большое спасибо.

Он выскользнул на снег и трусцой перебежал на другую сторону, чтобы открыть дверь. Лейн вспыхнула от ярости, сжимая ремешок своей сумочки, как будто это был щит. Она не смотрела на него. Ни когда пробиралась через грязную кучу снега вдоль обочины. Ни когда она чуть не потеряла равновесие на старой кирпичной мостовой. Колтон зашагал рядом с ней, протягивая руку. Она отказалась, и этот отказ пронзил его душу, словно девушка дала ему пощечину.

Галерея располагалась на третьем этаже старого кирпичного здания, выкрашенного побеленным раствором. Между кафе-бистро и магазином комиссионных товаров. Двойные двери были массивными, из тяжелого дуба. Петли скрипнули, когда Колтон открыл правую дверь. Отойдя в сторону, он широко распахнул ее, чтобы Лейн могла пройти. Она холодно посмотрела на него, как будто он предлагал крысу.

– После вас, – сказал он.

Она прошла мимо него и открыла дверь слева. Шумное цоканье каблуков последовало за ней в освещенное фойе. Отрезанный осколок многократно ударялся о нее, пока она шла, что у него кровь стучала в ушах.

Он догнал ее у лифта, где она молча и возмущенно пыталась снять пальто. Без слов он помог ей снять его. Она отпрянула от него в сердитом пируэте. Словно он был Мидасом, а его прикосновение – позолоченным ядом. Одна лодыжка шаталась на кафеле, когда она пыталась поправить тонкий ремешок сумки.

Он был благодарен ей за то, что она на мгновение отвлеклась, осознавая, что смотрит на него.

Она стояла перед ним в приталенном платье из черного бархата, с длинными рукавами, подол которого прерывался едва заметным разрезом вдоль левого бедра. Он накинул ее пальто на руку и прочистил горло так тихо, как только умел. Звук рикошетом разнесся по фойе, как выстрел.

– Это не то платье, которое я тебе подарил.

– О? – Она опустила взгляд на себя, словно только что заметила это, провела руками по плоскому животу, бархатистому выступу бедер. – Полагаю, что нет, – сказала она пренебрежительным тоном.

Двери лифта открылись, и она повернулась на каблуках, войдя в него без оглядки. Он не знал, что заставило его сорваться – непрекращающийся скрежет осколка об ее кожу или ее незаслуженная ярость, – но к тому времени, когда двери за ним закрылись, стук сердца в груди лишил его способности здраво мыслить.

Перед ним в широком ржавом зеркале стояла Лейн. Ее клатч балансировал на плоских перилах. Внимание девушки было сосредоточено на том, чтобы заново нанести помаду глубокого сиреневого цвета.

Не раздумывая, он нажал на аварийную кнопку. Лифт издал тошнотворный кряк, а затем остановился. Над головой зажглась аварийная лампочка. Мгновенно маленькое пространство залило красным, как кровь, светом. Лейн лишь на мгновение подняла взгляд, прежде чем продолжить свое занятие.

– Не надо так драматизировать, Прайс. – В ее голосе чувствовалось колебание, едва уловимое для тех, кто не провел всю жизнь, делая вид, что не знает ее. Она тщательно подкрасила губы. – Я посмотрела на платье, которое ты принес. Они вполне похожи. – Конечно, нашлись слова, которые он мог бы здесь сказать, настоящие, осознанные, умные слова. Но все, о чем он мог думать, – это безумное скольжение бархата по ее телу. Он был в нескольких секундах от того, чтобы взорваться. Подойдя к ней сзади, он бросил ее пальто на пол и уперся руками в перила по обе стороны от ее бедер. Прижал ее к стеклу.