Марина Багирова - Присвоенная
— Кристоф, пусти! Я не могу… — бормотала я, пыхтя от бесполезных усилий.
Но он лишь прижал меня еще крепче. Несущий завтрак ступил на мрамор второго этажа, и, смирившись, я прекратила вырываться.
Мика, а это именно она принесла еду, прошла к столику у окна сервировать завтрак. За все время, что она была в комнате, ее взгляд не коснулся нас — никто не посмел бы нарушить установленные правила. Но, даже не видя ее глаз, я прекрасно знала ее мысли — полные ненависти, яда и зависти…
Я расслабилась только, когда она закрыла дверь на первом этаже.
— Если она так тебе не нравиться, через десять минут ее не будет в доме, — великодушно предложил Кристоф, внимательно наблюдавший за мной все это время.
Я вздрогнула. Зная ее будущее в таком случае лучше всякого оракула, я не желала ей этого, несмотря на всю мою неприязнь.
— Не надо, Кристоф, пожалуйста, — начала я возбужденно, но он меня прервал:
— Хорошо… Послушай, Диана, — и он повернул мое лицо к себе, — я хочу, чтобы ты привыкла к тому, что нас видят вместе. Твое место здесь, рядом со мной, — произнес он с явным удовольствием. — Кроме того, впереди тебя ждет совершенно иная жизнь, в которой их мнение, — и его небрежный жест охватил мир людей — мой мир — за окном, — ничто…
— Что ты имеешь в виду? — неужели он думал, что рядом с ним я забуду, кто я. — Какая иная жизнь?
Он улыбнулся, и в его глазах появилось странное выражение.
— Жизнь, полная любви, — почти пропел он, подкрепляя слова движением рук по моему телу. Но у меня сложилось четкое впечатление, что этой заезженной фразой он заслонил истину…
Стол попал в поле моего зрения, и желудок возмущенно напомнил о своем существовании.
— Все, перерыв!
Отчаянно отбрыкиваясь от его изощренных ласк, я потянулась к еде. В этот раз меня со смехом отпустили.
Было необыкновенно вкусно.
Вначале я хотела изобразить сдержанность, но, вспомнив, что Кристоф видел меня …всякой, перестала мучить себя условностями и набросилась на завтрак с жадностью дикого зверя. Подражая мне, Кристоф присоединился.
— Еще пару часов без еды, — еле выговорила я с набитым ртом, — и удовольствие от нее было бы почти сексуальным.
Кристоф рассмеялся.
— Ну, это легко проверить! — и сделал вид, что отбирает у меня огромный бутерброд с ветчиной и салатом, в который я вгрызлась до половины. В ответ я дико зарычала, чем вызвала у него приступ безудержного веселья…
Спустя минут пятнадцать сильно подобревшая, с закрывающимися от сытости глазами, я лениво куснула яблоко, тут же вскрикнув.
— Язык? — спросил с интересом Кристоф.
— Губа, — ответила я сонно.
— Дай пожалею, — и он придвинулся ко мне с явным намерением поцеловать раненную губу.
— А кровь тебе не…помешает? — эта мысль впервые пришла мне в голову.
Он усмехнулся, отрицательно покачивая головой.
— Понимаешь, Диана, свою жажду я могу утолить кем угодно, а вот …голод, — и его изумрудные глаза загорелись, — мой голод можешь утолить лишь ты…
** ** **
Судьба, задолжавшая мне счастья, решила отдать его все целиком.
Ко мне будто вернулось далекое детство — мир вновь оглушал красками. Каждый час пролетал незаметно, заполненный до отказа впечатлениями, и любая его минута была бесценна. Яркие дни сливались воедино с жаркими ночами, путая меня в календаре, сбивая с толку само время. Получив от жизни больше, чем могла желать, я жадно хотела еще…
И я была счастлива…
Кристоф…Когда его губы отрывались от меня, их не покидала улыбка. А она окрасилась в столькие цвета — нежная, лукавая, понимающая, насмешливая, страстная, хищная…и в бесчисленные оттенки.
Мы находили друг друга в мелочах — словах, жестах, мимике — заново, будто встретились впервые. Но неразведанного все еще оставалась бесконечность…
Дженоб и Мойра лишь смотрели на нас смеющимися взглядами, подшучивали, но ничто не могло рассеять нашу эйфорию.
— Похоже, наконец, и в нашем доме поселилось счастье, — говорил Дженоб, поблескивая глазами.
— Да, только счастье, и ничего больше, — с готовностью отвечал Кристоф, прежде замкнутый и ревностно охранявший свои переживания от посторонних.
Почувствовав перемену к лучшему, даже слуги стали чуть живей в его присутствии. Иногда я почти забывала, кто он, но сам дом напоминал мне: его портреты в одеждах разного времени не висели на видных местах, но все же встречались то в одной, то в другой комнате рядом с такими же говорящими изображениями Дженоба и Мойры. Роясь в библиотеке в поисках книг, я натыкалась на старинные бумаги, подписанные разными именами, но одной рукой — его. Этих деталей было достаточно, чтобы я впервые заинтересовалась его возрастом.
К моему удивлению, Кристоф не спешил доверить мне эту, на первый взгляд, совершенно безобидную тайну.
— Скажи, Диана, если бы я сказал, что мне сто лет, это оттолкнуло бы тебя?
— Ты же знаешь, что нет…
— А если бы сказал, что триста?
— Нет, конечно…
— А если пятьсот?
— Да какая разница?
— Вот, и я говорю — какая разница? Давай лучше обсудим более важный вопрос, — и, притягивая меня к себе, он начинал шептать, какой именно, вгоняя меня в краску и уводя мое воображение в совершенно ином направлении.
Тем не менее, эти незаконченные разговоры оставили у меня четкое ощущение, что ему было гораздо больше пятисот…
Но шаг за шагом я узнавала его.
Если безграничные возможности обоняния Кристофа можно было представить по факту, что он сумел разыскать меня, то его слух, осязание, скорость, сила постоянно удивляли — превосходили мои самые смелые предположения. А он хвалился, как мальчишка. В мгновение ока поднимался со мной на крышу и застывал на самом краю конька, заставляя меня испуганно хвататься за него. Подбросив меня в ночное небо к самым звездам, и после головокружительного полета легко поймав в объятия, любил меня там же, в траве спящего сада, вырывая крик восторга. И невозможно было сказать, что у него получалось лучше…
Наконец, проснувшись однажды ночью, я увидела его спящим и долго не шевелилась, боясь спугнуть с его лица выражение тихого счастья… Позже он объяснил мне, что может несколько дней не спать, но чувствует себя лучше после пары часов неглубокого сна.
Я знакомилась с его миром. Время от времени к нему приезжали посетители. «Друзья», — говорил он, но отчетливая нота сарказма, сопровождавшая это слово, ясно давала понять его отношение к дружбе. И он торжественно представлял меня …знакомым, партнерам, соратникам…
