Татьяна Корсакова - Беги, ведьма
– Ир, я все понимаю. – Арина погладила подружку по все еще сжатому, мокрому от слез кулаку.
– Они сказали: «Ирина Борисовна, милочка, это не наш профиль, это к психиатрам». А психиатры подтвердили: «Да, это к нам. Мы знаем, как это лечится». А тетя Анук сказала: «Врачи не помогут, она должна сама». А ты перестала есть и стала похожа на тень, и я испугалась, что ты умрешь по-настоящему.
– Ты все сделала правильно. Даже не представляю, как я поступила бы на твоем месте.
– Ты не врач.
– А ты не психиатр.
– Это была нормальная больница. – Ирка кивнула. – Не самая лучшая, но мне обещали… И тетя Анук сказала, что тебе сейчас все равно, где быть, потому что настоящая ты сейчас очень далеко. Это правда? Так и было?
Арина кивнула.
– А потом ты исчезла! – Ирка вскочила на ноги, закружила по террасе. – Мы приехали, а тебя нет. И персонал молчит. Все молчат: от главврача до санитарки. Объявился опекун, показал документы, забрал. Какой такой опекун?! Откуда взялся?!
– Дементьев, – сказала Арина очень тихо, но Ирка ее услышала, замерла. С ее разрумянившегося лица медленно сходила краска, оставляя лишь синюшную, покойницкую бледность.
– Дементьев?.. – повторила она шепотом.
– Он меня нашел. Все-таки выследил.
– Но опекунство! Кто ему позволил?
– При его деньгах и его связях? – усмехнулась Арина.
– И что он тебе сказал? Зачем он это?..
– Он мне ничего не сказал. Я его не видела. Во всяком случае, после того, как пришла в себя.
– Теперь я понимаю, почему тетя Анук так разволновалась. Она сказала, что чует недоброе, что ты в большой беде. То есть она и раньше так говорила, но эта беда была… бедовее.
– …Мне приснился сон. – На террасу с подносом в руках вышла Анук. Трость она зажимала под мышкой. – Я не медиум, но иногда мертвые находят способ со мной связаться. – Старая ведьма поставила поднос на стол, предоставив заботу о сервировке гостьям, опустилась в кресло, закурила: – Она была примерно моего возраста, представилась Глашей.
За пеленой дыма Арина не видела выражения ее глаз, но понимала: Анук ждет реакции.
– Баба Глаша?..
– Ирина ее тоже узнала. – Анук кивнула, и Ирка кивнула тоже. – «Наша девочка снова попала в беду», – сказала она мне, словно я была ее старой знакомой. Я ответила, что делаю все возможное, а она возразила, что моих сил тут не хватит. – Анук растянула губы в саркастической улыбке, выпустила колечко дыма. – Признаюсь: сначала я даже оскорбилась, но мне хватило ума, чтобы понять – она пришла, чтобы предложить помощь. И нужно быть идиоткой, чтобы отказаться от помощи в ситуации, когда собственные ресурсы исчерпаны. Да, признаюсь, на тот момент я не знала, что делать.
– И баба Глаша рассказала вам о Сказочнике. – Арина не спрашивала, она знала ответ.
– Мерзкий старик. – Анук поморщилась, и очередное дымное колечко получилось неидеальным. – Мерзкий, но при этом чудовищно сильный. – В ее голосе послышалось уважение. – Милочка, ты очень перспективная ведьма, коль в твоих жилах течет толика его крови. Но гениальность и сила не отменяют скверности характера. Он разговаривал со мной как с неразумной девчонкой. Со мной! – Анук раздраженно передернула плечами. – Пришлось доказывать, что я не девчонка и кое-что тоже умею.
– Получилось? – спросила Арина.
– Получилось его насмешить. Мерзкий старикашка… Но, – Анук улыбнулась, – своего я все равно добилась. Не мытьем, так катаньем. Он согласился тебе помочь. Сказал, что в сложившейся ситуации есть три выхода. Первый: он потеряет самоконтроль и убьет тебя. Второй: ты умрешь сама при переходе через границу между мирами. И третий: ты выживешь, но восстанавливаться будешь очень долго, если вообще восстановишься. Первый вариант виделся ему самым вероятным, и в какой-то момент мне показалось, что и самым желанным. А потом он спросил про пса.
Блэк, дремавший у Арининых ног, вскинул голову, навострил уши. Арина потрепала его по загривку.
– Я сказала, что вы с ним прекрасно ладите и потеря еще одного хозяина причинит псу душевную травму. – Анук потянулась за чашкой с кофе. – И этот старый хрыч расчувствовался. То есть слезу умиления он, разумеется, не пустил, но сказал, что постарается не убивать глупую девчонку.
– Он в самом деле старался. – Арина кивнула.
– Значит, что-то человеческое в нем еще осталось. Думаю, не слишком много, но нам важен результат.
Арине хотелось спросить, какую цену Сказочник запросил за свою услугу, но Анук покачала головой:
– Я всего лишь поделилась с ним своей жизненной силой. Это останется между ним и мной. Слишком интимно, чтобы обсуждать за чашкой кофе. – Она снова улыбнулась. Улыбка получилась жесткой.
А потом они услышали звуки музыки. В рассветной тишине альт пел ясно и пронзительно, и это было прекрасно и мучительно одновременно.
– Музыка его успокаивает, хоть ненадолго возвращает душевный покой, – сказала Анук, понизив голос.
– А нет способа?.. – начала Арина, но Анук оборвала ее взмахом руки.
– Нет. Альберт – это бомба с часовым механизмом. И механизм этот неисправен, поэтому никак не узнать, когда он сработает. Рядом с Альбертом мы все в опасности. Я бы сказала, в смертельной опасности.
Тихо ахнула Ирка, но по глазам было видно – она знала правду о Бабае.
– И что нам теперь делать? – спросила Арина, очень надеясь на то, что у Анук есть ответ.
– Мы разговаривали с ним об этом. Выбор у него невелик. Рано или поздно он не совладает со своей темной стороной, и тогда пострадают невинные люди. Альберт просил меня оборвать его страдания. – Анук помолчала. – Так оказалось бы лучше для всех, но я не убийца. Убийство из милосердия все же остается убийством.
Ситуация и в самом деле получалась безвыходной. У Арины заломило в висках. Боль вдруг сделалась невыносимой, до слез и зубовного скрежета. Боль от бессилия.
Музыка оборвалась в тот самый момент, когда Арине показалось, что она больше не выдержит. В наступившей тишине боль чуть ослабла, откатила от висков к затылку, свернулась шипастым клубком, дожидаясь своего часа.
– Это скоро пройдет. – Анук смотрела на нее с жалостью, а напуганная Ирка крепко сжимала запястье подруги, пытаясь посчитать пульс.
– …Я принял решение.
Бабай вышел из гостиной на террасу. Восходящее солнце золотило его волосы и подсвечивало сосредоточенное лицо. В этом лице не было и тени безумия, но все они знали правду. Правда цеплялась за истерзанный смычок альта, стекала кровавыми каплями по изрезанным пальцам, падала рубиновым дождем на желтые доски террасы.
– Видите, что я сделал? – Он протянул им альт, бережно, как спящее дитя.
– У меня еще остался отвар. – Анук попыталась встать, но Бабай протестующе мотнул головой:
