Мечты о свободе (ЛП) - Сент-Клэр Келли

— Дети благотворно влияли на мой имидж.

Меня наполняет отвращение.

— Ты совершенно пустая внутри.

Она таращится на меня, и я не могу сдержать дрожь от вида бездонных пропастей в её глазах. Мать высовывается из окна. Она оглядывается на меня. Её слёзы настоящие.

— Дочь моя, ты теперь уже должна знать: некоторые люди ломаются под давлением, а другие лишь сгибаются и быстро оправляются.

Быстрым движением она ставит ногу на облицовку окна.

Я бросаюсь вперёд. Крик застревает в горле, когда мать выбрасывается из башни.

Я останавливаюсь как вкопанная на месте. Голова идёт кругом.

… Она покончила с собой. Она покончила с собой.

Приглушённый гулкий стук удара об землю достигает моих ушей, и я вздрагиваю.

Я приближаюсь к окну, едва таща ноги. Я не могу поверить в то, что сделала Аванна. Или она напоследок была Ованной?

Я выглядываю из окна, упираясь на обе руки.

И делая глубокий вдох, я смотрю вниз.

Моя мать приземлился на голову.

Ничего узнаваемого не осталось от её лица. Она не была прекрасной в смерти. Я сомневалась, что кто-то выглядел бы хорошо после падения с такой высоты.

… Она не кричала.

Это не самое моё лучше воспоминание, но его я буду помнить вечно.

* * *

Дверь с грохотом ударяется о стену.

На меня обрушивается утомленность. Я чувствую каждый синяк и каждую зудящую мышцу. У меня нет сил повернуться, и я знаю кто это.

— Где она? — спрашивает он.

Я указываю вниз, из окна.

Он пересекает комнату за четыре широких шага и выглядывает в окно. Джован тихо присвистывает.

— Она мертва?

— Вполне определённо, да.

Я рада, что он не прикасается ко мне. Я не хочу, чтобы меня трогали.

— Что случилось? — спрашивает он и отходит.

Он садится на маленькую детскую кровать, стоящую в углу. Мою старую кровать.

— Она говорила. А потом прыгнула, — говорю я отрешенно.

— И почему-то после всего того, что она сделала с тобой, ты испытываешь сожаление.

В этом не было никакого смысла.

Джован окидывает взглядом комнату.

— Тебя здесь держали взаперти?

Я киваю и пересекаю комнату. Я не хочу сидеть на кровати. Я слишком много времени провела тут, лёжа и плача. Вместо того чтобы сесть, я останавливаюсь чуть ближе у двери.

— Жаль, что не я сама выкинула её из окна.

Слёзы встают в глазах, пока я пялюсь на пол. Её слова перед прыжком борются в моём сознании. Думаю, это хуже из-за того, что она проявила гуманизм под конец. От этого сложнее видеть её монстром, которого я знала, от этого на переднем плане появляется образ молодой женщины, которая была вынуждена творить ужасные вещи ради выживания, вещи, которые со временем извратили её до неузнаваемости.

— Что произошло внизу?

Джован встаёт, морщась. Он выглядит таким же побитым, какой чувствую себя я.

— Твоя речь произвела весомый эффект. Большинство сложили оружие. Затем я переломал большинство костей в теле Кассия. Медленно. После я передал его твоему брату, — он сделал вид, что размышляет. — Уходя, я слышал слово «обдирание».

— Мать ненавидела его, — говорю я в ошеломляющем потрясении.

Джован останавливается, услышав это.

— Правда? И никто не догадался?

Я смотрю мимо него на окно, вновь переживая момент её прыжка.

— Одна ошибка, и её оторвали от ребёнка, заставили выйти замуж, забеременеть и жить в постоянном страхе, что всё станет явным, пока это не поглотило её и выплюнуло обратно жгучую, злобную копию того, кем она однажды была.

Я разворачиваюсь, и мы в тишине идём к дверному проему. Я смотрю на него, когда мы достигает порога, и шагаю в его объятия. Мы оба грязные и изнуренные. Но есть еще срочные дела, которые надо завершить. Обезопасить мир и его людей. И всё же мы стоим, кажется, целую вечность.

Я могла бы даже уснуть, если бы крики дяди не были бы такими громкими. И их довольно-таки приятно слышать. Оландон долго ждал этого момента. Я лишь надеялась, что он прикончит его слишком быстро… Не после того, что он сделал с моими мальчиками.

— Лина.

Я смотрю сквозь влажные ресницы. Моё сердце разрывается от того, какой он красивый. Он по-прежнему крадёт все мои мысли.

— Ты справилась.

Ложь моей матери вышла наружу; дядя кричит и скоро умрёт. Деревенские жители спасены. Осолис — мой.

Всё, что я запланировала сделать, сделано.

И всё же ещё больше слёз льётся из глаз.

Характерный мученической крик эхом отражается от стен башни, и я начинаю быстро спускаться вниз. Туда, откуда пришла. Я притормаживаю и сглаживаю черты лица, прежде чем распахиваю дверь.

… Повезло, что всё устлано коврами.

Кассий — месиво. Я сглатываю приступ желчи. К такой стороне борьбы я не привыкла. Да, и не хотела бы привыкать. В случае с Кассием, я сделаю исключение.

— Ты провёл с ним хорошую работу, — говорит Джован, рассматривая труд моего брата.

Оландон кивает, тяжело дыша.

Я приближаюсь к Кассию и… я должна признаться… мне тоже нравится то, что я вижу. Не содранная кожа. Мне нравится то, что я вижу в его глазах.

Поражение.

Исчезла его улыбка. Исчезло любое подобие надежды. Исчезло желание продолжать жить дальше.

Кассий лишил меня первых двух вещей. Но он никогда не смог забрать у меня третье. У него не получилось это даже за двадцать лет пыток. А я раздавила его менее чем за два года.

— Ты сделал моё детство довольно-таки неприятным, дядя, — шепчу я ему. Сложно сказать слышит ли он меня. — Ты заешь, что моё первое воспоминание — это твоё лицо, и ненависть, какую я испытываю к нему? Я боялась тебя большую часть своей жизни, и всё же смотря на тебя сейчас мне интересно, как я могла быть обманута столь хрупкой оболочкой, в которую ты поместил своё сердце и своё трусливое сознание.

Взгляд Кассия мечется ко мне.

— Убей меня, — умоляет он.

Его слёзы создают ручейки сквозь кровь на лице. Он плачет.

И я упиваюсь этим.

— Это всё твоя мать, — выдыхает он. — Я пр-просто делал то, что мне говорили.

— Твоя сестра мертва, — отвечаю я. — Приняла быструю смерть, выпав из окна башни.

— А надо мной ты издеваешься, племянница. Это не справедливо.

Я склоняю лицо ближе к его лицу. Нас разделяют несколько сантиметров. Дядя избегает мой пристальный взгляд, его глаза мечутся из стороны в сторону.

— Моя мать ответственна за множество мерзких преступлений, и ни одно из них не избежало моего внимания. И всё-таки, есть вероятность того, что она стала результатом того, как к ней относились. Ты выбрал следовать за ней, вниз по этой дороге. Обладание её секретом дало тебя власть, и ты наслаждался каждым мигом этого, применяя эту власть против беззащитных. Ты — грязь. Ты — яд. Ты не хуже её, но и не лучше. Так почему же ты здесь, балансируешь на краю смерти?

Я отклоняюсь назад и оскаливаюсь

— Потому что ты издевался над моими мальчиками.

Я развернулась и зашагала к двери, выкрикивая:

— Берон и Чаве передают привет, дядя, — я оглядываюсь на брата. — Протяни это как можно дольше. А потом брось его в пламя Четвёртой Ротации вместе с Аванной.

ГЛАВА 34

Я стою перед тысячами людей и смотрю вдаль, туда, где за ними течёт река.

Последние несколько дней были хаотичными. Я едва понимала что-либо. И вот всё же я стою здесь и собираюсь попрощаться с теми, кого мы потеряли.

Армии Солати, высланной за пределы замковых стен, было отправлено сообщение. Остатки материнских войск сдались их новой Татум.

И теперь я Татум Олина.

Мать и дядя были брошены в огонь Четвёртой Ротации без какой-либо церемонии. Оландон решил интерпретировать мой приказ по-своему, и бросил дядю в огонь, когда тот всё ещё был очень даже живой, хотя и мечтал умереть задолго до этого часа.

— Сегодня, — произношу я громко, — мы стоим плечом к плечу с людьми, которых нам говорили ненавидеть. Нас учили ненавидеть их те, кто ценил жадность и ненависть больше жизней своих собственных людей, — я поворачиваюсь и склоняю голову в адрес Адокса, который сидит справа от меня. — Вы также стоите рядом с людьми, о которых ранее не знали. Это раса людей, которых вынудили покинуть наши миры не из-за того, кем они были, а из-за того, что они собой олицетворяли. Но мы ошиблись!