Ульяна Соболева - Изгой
Глава 17
Я проснулась от странного назойливого звона. Он врывался в тягучую мякоть сна и резал слух. Отрывисто звонко. Просыпаться не хотелось. Чертов будильник… БУДИЛЬНИК?!
Я подскочила на постели, и мне показалось, что, наверное, я схожу с ума. Я осмотрелась по сторонам. Ноги стали ватными. Знакомые стены со старыми обоями. Шторы в цветочек. Телевизор и чертов будильник. Я ДОМА!
Я хотела закричать и не смогла. Только рот приоткрылся. Встала с постели. Прошлась по квартире, босиком, едва ступая по скрипучим половицам. Подошла к двери и резко открыла. Повеяло холодом, жареным луком. Вдалеке работало радио. Я не понимала, что происходит. Меня начало трясти как в лихорадке. Я бросилась к зеркалу. Посмотрела на свое отражение. На мне моя ночнушка, волосы аккуратно заплетены в косу. Так я ложилась спать. В прошлой жизни.
Господи…я схожу с ума. Нет, я сплю. Точно. Я просто сплю. Ущипнула себя за руку и поморщилась от боли. В этот момент зазвонил мой сотовый. Теперь я зажала уши руками. И сотовый, и будильник — это слишком. Я подбежала к столику и запустила будильник в стену. Тот с грохотом разбился, мне стало немного легче. Сотовый. Он не смолкал. Я бросила взгляд в сторону звука и увидела мобильник на подоконнике. Подошла к нему как гадкому насекомому и осторожно взяла в руки. Когда увидела на дисплее имя звонившего — я закричала. Громко, звонко и выронила сотовый, медленно сползла на пол. Меня тошнило. От ужаса. Только что мне звонил Дэн. Мой напарник…тот, которого загрыз Вышинский у меня на глазах два месяца тому назад.
В дверь постучали:
— Эй, ты там в порядке?
Голос моего хозяина вернул меня к реальности.
— Да. Все нормально.
Послышались удаляющиеся шаги.
— Дядь Петя! — крикнула я и подбежала к двери. Распахнула настежь.
— Что? Господи, ну и бледная, как смерть. Ты что напилась вчера? Может тебе водочки? Глядишь полегчает. Похмелье оно…
— Дядь Петь, какое сегодня число?
— Пятое, а что?
— Пятое чего?
— Не ну ты даешь. Точно напилась вчера. Декабря, милая. Де ка–б-ря.
Я судорожно схватилась за ручку двери. Мне было плохо. Реально плохо.
Потому что сегодня должно было быть двенадцатое февраля. Сегодня я должна была вместе с Изгоем… О господи. Я закрыла дверь и прислонилась к ней воспаленным лбом. Я, кажется, начинала понимать… Он вернул меня. Он вернул меня обратно. Он это сделал несмотря на все что было, несмотря на мои мольбы и… А вдруг я …вдруг мне все это приснилось?
Голова раскалывалась на куски. Снова зазвонил сотовый и я наконец то ответила.
— Эй! Градская! Подъем! Я так и знал, что ты проспишь.
Голос Дэна звучал, как ни в чем не бывало. С задоринкой. И мне стало страшно. Тогда. В тот день. Он говорил мне тоже самое. Вот эти же слова.
— Я не проспала.
— Врешь. Посмотри на часы. Градская у тебя сегодня приемная комиссия ты забыла?
Приемная комиссия. Да. Сегодня. Боже как же все изменилось в моей жизни. Я стала другой. Я больше не живу балетом, я больше не мечтаю попасть в самую лучшую труппу?
— Динка, одевайся. Мы держим за тебя кулаки. Давай, Градская.
Он отключился, а я застыла с мобильным в руках, закрыла глаза и увидела лицо Изгоя настолько отчетливо, настолько ярко, что у меня задрожали руки. Его лицо в тот момент, когда он шептал мне о чем то на чужом языке…когда брал меня… На глаза навернулись слезы. И вдруг я вспомнила. Боль. Резкую пронзительную боль и схватилась за шею. Снова к зеркалу. Отодвинула прядь волос и от разочарования мне захотелось зарыдать. Гладкая кожа. Никаких следов.
Я оделась, словно лунатик, спустилась вниз и со стоном увидела свою старую машину. Боже мой…Это был сон. Все что я помню — просто сон! Но другая часть меня в это не верила. Слишком реально, слишком все настоящее. Запахи, прикосновения, слова. Я открыла дверцу автомобиля и села за руль. Медленно выехала на мокрую дорогу. Шел снег. Легкие хлопья падали на лобовое стекло. Тот же город, те же улицы. Все то же. Только я совсем другая. Я помнила этот день. Помнила до мельчайших подробностей и свое состояние, настроение я тоже помнила. Я летела на крыльях надежды. Я поставила все на этот самый день. Он должен был стать самым главным в моей жизни и стал…
Светофоры, орущие водители, пробки на дорогах. Городская суета. Моя жизнь, мой мир. Только теперь он уже казался мне чужим.
Я приехала к зданию театра. Укуталась поплотнее в куртку и взбежала по длинной лестнице. Споткнулась, чуть не подвернула ногу. Все как тогда…Все до мельчайших подробностей и меня бросило в жар. Если все повторяется, если ничего не изменилось, то это означает, что в зале, посреди экзамена я увижу ЕГО. Силы вернулись ко мне, я бросилась в гримерку. Натолкнулась на конкурсанток, кто то засмеялся, кто то толкнул меня в бок.
— Градская. Ты опоздала. У тебя две минуты привести себя в порядок.
Я чувствовала, как мое плавно тело извивается, напрягаются мышцы, и приятная боль растекается по натянутым, словно струна, венам. Руки взмывали в воздух, будто крылья птицы, а пальцы ног поджимались и скользили по паркетному полу. Спина изгибалась назад, перед глазами все плясало, крутилось как в хороводе. Внутри нарастало мощное чувство полета, эйфории, экстаза ни с чем несравнимой иллюзии невесомости. Со мной это происходило всегда, когда я танцевала. Мир переставал существовать, я уносилась вслед музыке, перевоплощалась, жила в теле образа, который передавала движением тела. Я даже забыла, как волновалась перед пробами, перед этим решающим для меня просмотром. В этом танце заключалась жизнь. Моя жизнь. Мое будущее, то, каким оно станет уже через несколько минут, когда стихнет музыка. В этот момент забывалось все: и постоянная боль в мышцах, и головокружение от нескончаемых тренировок, нечеловеческая усталость, в кровь стертые пуантами пальцы. Музыка нарастала как крещендо, она вибрировала вместе со мной, взрывалась в сознании на мелкие атомы и растекалась по телу горячей лавиной. Ничто не могло сравниться с танцем. Только в этот момент я жила по–настоящему. Моя Одетта умирала, роняя руки–крылья, вздрагивая с последними аккордами великой музыки. Она умерла…и я вместе с ней. Потому что когда я встала с холодного паркета и с немой надеждой устремила взгляд в залу…Я никого не увидела. НИКОГО. Сердце замедлило бег, пульсировало в висках. Я, кажется, считала про себя, умоляя его появится. Я закрыла глаза и снова открыла. Ничего.
— Спасибо, Грановская! Вы были великолепны!
Слова доносились сквозь туман.
— Дианочка! Вы гениальны! Вы…
Я посмотрела затуманенным взглядом на Марью Ивановну и вдруг поняла, что то, что она сейчас говорит…Это не те слова. Совсем не те…
