Мэг Кэбот - Ненасытный
— Благодарю.
Они вышли на площадку пожарной лестницы. После клуба с громкой рок-музыкой здесь было тихо и холодно. Вдали рокотал гром — над Нью-Джерси собиралась гроза.
Дверь за ними закрылась.
— Ну? — Димитрие закурил сигару. — Что у тебя? По-моему, в последний раз мы друг другу уже все сказали.
— Не все. Я много о тебе думал.
— И что же ты думал? — насторожился Димитрие.
— Например, зачем ты в прошлый раз устроил такую штуку. — Лучан покрутил указательным пальцем в воздухе.
Димитрие поднял глаза к небу.
— Мне следовало бы знать. Слишком ты много думаешь. Весь в книжках, весь в прошлом — будущего твой ум не охватывает.
— Тебе никогда не казалось, что будущее есть лишь у того, кто учится на прошлых ошибках?
— Ну еще бы. Ты у нас занимаешься таким благородным делом, формируешь мелкие человечьи мозги. Тебе и в голову не приходит, что свои начинают называть тебя слабаком.
— Вот как? — Лучан поднял бровь. — Ты тоже так думаешь?
— Наоборот. Я дал тебе шанс показать, что они ошибаются. — Димитрие выразительно потер шею. — Мог бы и спасибо сказать — благодаря мне ты проиллюстрировал, что отнюдь не утратил боевой формы.
— Недавно, еще до нашей размолвки, я подвергся другому нападению.
Димитрие удивленно вскинул глаза. Лучан не мог судить, насколько это искренне — брат всегда был отменным актером.
— Здесь, в городе?
— Да, и в присутствии человека. — Рассказывать о Мине подробнее Лучан не намеревался. Незачем Димитрие знать, что у него появилась женщина, тем более смертная. — Ты, случайно, ничего об этом не знаешь?
— Бога ради, Лучан. — Димитрие стряхнул пепел за перила. — Нет, конечно — за кого ты меня принимаешь?
Лучан зажал в пальцах чугунного дракона, висевшего у брата на шее.
— За того, кто уже пытался убить меня в прошлом, чтобы самому сесть на трон. Я вижу, ты до сих пор это носишь. — Его рука в невысказанной угрозе медлила у самого горла Димитрие. — И твой сын тоже, и тот парень, которого я видел у тебя в клубе. Хочешь сказать, что это не имеет никакого значения?
— Разумеется, имеет. — Димитрие сплюнул на мостовую в пятидесяти футах под ними. — Мы потомки Дракулы, боже милостивый! Почему бы мне не использовать этот символ и наш фамильный герб в своем деловом имидже? Никогда не мог понять, почему ты от них отказываешься.
Гримаса отвращения искривила лицо Лучана.
— Потому, вероятно, что не хочу иметь ничего общего с Дракулами. Не вижу ничего хорошего в том, что происхожу от злодея, который при жизни поубивал десятки тысяч невинных детей и женщин и сам, вполне справедливо, был предан за это смерти.
— Ну, если ты так смотришь на это… — скучающе процедил Димитрие.
— Итак, ты утверждаешь, что ни ты, ни твой сын вкупе с другими Дракулами не покушались на меня у собора Святого Георгия?
— Брат, — сокрушенно потряс головой Димитрие, — чем я заслужил такое недоверие с твоей стороны?
— Думаю, своей попыткой похоронить меня заживо в Тырговиште.
— Эк чего вспомнил! Ты всегда был злопамятным. Отец тоже так полагал.
— Знаешь, мне безразлично, что он там полагал. Не распусти он язык, этот дуралей Стокер не узнал бы о нашем существовании. Палатинцы не пустились бы по нашему следу, и нам не пришлось бы менять родовое имя.
Димитрие знакомо насупил брови.
— Против палатинцев есть свои способы. Не так они всемогущи, как хвастаются.
Лучан взял его за горло и перенес через перила, держа в пятидесяти футах над мостовой. Димитрие в панике, задыхаясь, ухватился за его рукава. Сигара выпала и приземлилась на асфальте, подняв сноп красных искр.
— Отец сам, бывало, хвастался, что палатинцам его не поймать. Ты знаешь, чем это кончилось — хочешь того же и для себя?
— Я н-не это хотел сказать, — прохрипел Димитрие, болтаясь высоко над землей. — Брось дурить, Лучан, поставь меня на ноги.
Лучан усилил хватку.
— Я признаю, что тебе есть о чем беспокоиться, помимо меня. Однако на твоем месте я не слишком бы волновался относительно палатинцев… потому что утром, проснувшись, я испытал странное чувство, будто мертвые девушки и покушение на меня связаны с тобой напрямую.
Димитрие в виде отрицания заклокотал, но Лучан только усмехнулся на это.
— Фактически я в этом уверен, хотя и не могу доказать… пока. Но со временем докажу, и тогда ты и все, кто тебе помогал, отсечением головы не отделаетесь. В прошлом я закрывал глаза на твои бунтарские поползновения, потому что ты мой брат, а семья есть семья. Теперь со мной произошла перемена — по какой причине, тебе незачем знать, но поблажки больше не жди. Я не допущу, чтобы из-за твоих происков люди гибли и подвергались смертельной опасности. Понял меня?
— Понял, — выдавил из себя Димитрие, — ваше высочество…
— Вот и умница, — сказал Лучан и разжал пальцы.
Димитрие, как он и предполагал, тут же преобразился в нечто черное, крылатое, клыкастое и когтистое. Грациозными витками спланировал вниз, опустился рядом с сигарой и лишь тогда вернул себе человеческий облик.
— Будь ты проклят, Лучан, — прошипел он, отряхиваясь. — Знаешь ведь, что я этого терпеть не могу.
И кто же теперь слабак? Лучан, улыбаясь про себя, постучал в дверь, и услужливый Марвин сразу его впустил. Брат спустился гораздо быстрее, но Лучан предпочитал обходиться своими ногами.
Глава сорок первая
1.00, 17 апреля, суббота.
Парк-авеню 910, кв. 11В.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Мина лежала в темной спальне, щурясь на потолок. Джек Бауэр примостился рядом, положив голову ей на плечо.
Ни о чем не думать, очистить память. Как только она вспоминала, почему из гостиной вместе с «Форсажем»[23] на диске слышен тихий мужской разговор, ей снова хотелось плакать.
Что, казалось бы, в этом такого? Ну, смотрят двое мужиков фильм с погонями и стрельбой. Китайская еда не вся вывалилась на пол, поэтому к Мине просачиваются вдобавок запахи му шу и жареных клецок. Типичный вечер пятницы, когда за окнами непогода. Ветер дует, гром гремит, стенку сквозь жалюзи и прозрачные занавески балкона порой освещает молния.
На самом деле все совсем не так, как всегда. Аларик Вульф сторожит дверь, чтобы она не улизнула к Лучану. И все ее телефоны разбил.
Хоть бы про электронную почту не вспомнил. Если он еще и лэптоп расколотит, она на него в суд подаст. Не посмотрит, что его босс — сам папа римский.
Зря он, впрочем, так беспокоится — у нее нет никакого желания бежать на встречу с Лучаном. Она даже вооружилась на всякий случай: взяла в постель деревянную спицу, памятку о том, как они с Лейшей пытались научиться вязать.
