Дженнифер Линн Барнс - Инстинкт убийцы
То же, что Лок хотела от меня.
Внезапно я снова очутилась в конспиративном доме. Дин без сознания лежал на полу. В Майкла стреляли. А Лок хотела — отчаянно, безумно — чтобы я взяла нож. Она хотела, чтобы я была такой же, как она. Она хотела, чтобы я принадлежала ей. Но она хотя бы видела во мне человека. Для Дэниела Рэддинга Дин был всего лишь вещью. Чудесным творением, принадлежащими лишь ему душей и телом.
Может Рэддинг хотел воссоздать всё это с нашим Н.О. А может он просто хотел напомнить блудному сыну, кто здесь главный, хотел, чтобы Дин пришел к нему, встретился с ним лицом к лицу.
— Мы должны изменить нижнюю черту вероятного возраста нашего Н.О., — я говорила спокойно, как делала всегда, когда мною руководила часть мозга, превращающая самые ужасные вещи в ожидающие решения головоломки. — Опустить её до семнадцати.
Я не объяснила причин, но я заметила, как осознание этих слов повлияло на Дина. Ему было семнадцать.
Бриггс уставился на меня.
— Что ты такое говоришь?
Он мог бы сказать, что такое описание не походило нашему Н.О. Он не стал. Я ждала протеста от Стерлинг. Его не последовало. Мы находились в сердце битвы. Мы имели дело не с подражателем. Мы имели дело с человеком, державшим агента Стерлинг взаперти, пытавшим её.
Даже из-за решетки, Рэддинг играл с ней в игры разума.
Он играл с Дином.
Я не закончила на этом, и не стала думать о том, как почувствует себя агент Стерлинг через день, неделю или месяц. Я развернулась к Бриггсу и ответила на его вопрос.
— Наш Н.О. и Рэддинг — не напарники, — сказала я. — У людей вроде Дэниела Рэддинга нет напарников. Они не видят в людей равных себе, — я постаралась подобрать правильное слово. — Мы ищем не напарника, — наконец произнесла я. — Мы ищем ученика.
Глава 37
На следующее утро агент Бриггс принес Лие DVD-диски.
— Здесь записи всех до единого допросов Рэддинга с начала этого дела, — сказал он ей. — Они в твоём распоряжении.
Прежде чем Бриггс успел передумать, Лия выхватила у него диски. Стоящая рядом с ним Стерлинг откашлялась.
— Ты не обязана это делать, — сказала она. — Директор одобрил ваше участие в расследовании, но вы можете отказаться.
— Вы не хотите, чтобы мы отказались, — Майкл обратил внимания на её осанку и выражение её лица. — Вы ненавидите себя за это, но надеетесь, что мы согласимся.
— Я в деле, — Лия перебила Майкла прежде, чем он успел прочитать в выражении лица агента что-то ещё. — Как и Кэсси со Слоан.
Мы со Слоан не стали возражать.
— Мне тоже больше нечем заняться, — вставил Майкл. Он говорил непринужденно, но я заметила в его глазах блеск тех же эмоций, что я видела в них, когда он оттаскивал Дина от Кристофера Симмса. Никому не позволено играть с жизнями тех немногих, о ком он заботится.
— Лия, Майкл и Кэсси, вы будете тщательно просматривать эти допросы, — Бриггс коротко и быстро раздавал приказы. — Рэддинг думает, что у него есть преимущество. Сегодня это изменится.
Агент Стерлинг сконцентрировалась на Дине.
— Если ты в деле, — сказала она тише, чем прежде, — вы с Бриггсом увидитесь с твоим отцом.
Дин ничего не ответил. Он просто надел легкое пальто поверх потрепанной белой футболки и развернулся к двери.
Стерлинг обернулась к Бриггсу.
— Думаю, это значит, что он в деле.
Ей было больно просить Дина о подобном, но ещё сильнее её ранило бездействие или мысль о том, что она делает не всё, что возможно, чтобы всё это кончилось.
Агент Стерлинг была не накрашена. Она не заправила рубашку. Эта энергия, эта решительность, подсказала мне, что я смотрю на ту Веронику Стерлинг, которой её когда-то знал Дин.
На ту, которую, по словам агента Стерлинг, я ей напоминала.
— Ты в порядке? — спросил у неё Бриггс.
— Ты ведь меня знаешь, — Стерлинг улыбнулась, не показывая зубов. — Я всегда приземляюсь на ноги.
Несколько секунд Бриггс глядел на неё, а затем последовал к двери вслед за Дином.
— Как насчет меня? — окликнула его Слоан.
Ответила ей агент Стерлинг.
— Как у тебя с географией?
Слоан скрылась в подвале с горой карт, чтобы разработать географический профиль напарника Рэддинга. Все остальные отправились в комнату с большим телевизионным экраном. Мы с Майклом сели на противоположных краях дивана. Лия вставила принесенные ей Бриггсом диски в плейер и села между нами, прижав одну ногу к груди, а вторую вытянув перед собой. Агент Стерлинг замерла в дверном проеме, глядя на то, как мы смотрим начало записи.
Дэниел Рэддинг сидел за длинным столом. Его руки в наручниках были прикованы к столешнице, но сам он выглядел так, будто пришел на собеседование по поводу работы. Дверь слева от него открылась, и зашел агент Бриггс с папкой в руках. Он сел напротив Рэддинга.
— Агент Бриггс, — в голосе этого монстра было что-то музыкальное, но именно его глаза приковывали к нему внимание: темные, задушевные глаза с едва заметными морщинками в их уголках.
— Чем я обязан этому бесценному удовольствию?
— Нам нужно поговорить, — Бриггс говорил по-деловому. Он не торопился. Не растягивал слова. — Насколько я знаю, в последнее время вы получали необычно много писем.
Рэддинг улыбнулся. Его лицо сделалось скромным, почти мальчишеским.
— Я необычный человек.
— Работники тюрьмы осматривают ваши письма и записывают имена отправителей, но они не хранят копий самих писем.
— Как неосторожно с их стороны, — высказался Рэддинг. Он согнул руки и самую малость наклонился вперед, всего на долю дюйма. — Никогда нельзя быть слишком осторожным с… записями.
Что-то в слове «записи» заставило меня подумать, что он говорил о чём-то другом — о чём-то таком, что поможет ему забраться в голову агента Бриггса.
Может Рэддинг вел записи обо всех убитых им женщинах?
Бриггс не поймался на уловку.
— Вы получали какие-либо письма, которые можно было бы назвать письмами от фанатов? — спросил он слегка насмешливо, словно Дэниел Рэддинг когда-то был участником давно забытого бойз-бенда, а не неприкаянным хищником в клетке.
— Ба! Агент Бриггс, кажется, вам что-то от меня нужно, — Рэддинг изобразил удивление, но удовлетворение в его голосе было неподдельным. — Но почему кого-то вроде вас могут заинтересовать письма, полученные кем-то вроде меня? С чего бы вам хотеть узнать о том, что каждый день мне пишут женщины, говорящие, что любят меня, что моё наследие процветает, что чудесные, павшие духом заблудшие овечки этого мира изливают свою душу чернилами на бумаге, умоляя меня, призывая меня к себе, так отчаянно они ищут пастуха.
