Ненаписанное письмо (СИ) - Толич Игорь

Так оно и вышло.

Но почему-то уже совершенно не пугало.

Да, я уставал, выматывался до минусового заряда энергии, разрываясь между заботами о ребенке, работой и хозяйственными делами. И все же это не убивало меня настолько, как в те дни, когда я не знал, куда приткнуть себя и свою гниющую любовь.

Сейчас я выползал из дома все еще живой с ощущением грандиозной непроходящей усталости и, как ни странно, благодарности.

Хотя бы за эту сигарету, которую я могу спокойно покурить и совершить вместе с Чаки короткий моцион до стоянки, где припарковал машину.

Дальше я должен буду отправиться по магазинам за продуктами, потом заехать за документами в одну контору, отвезти их в другую, затем очутиться в третьей, забрать часть зарплаты и вернуться домой. Мое расписание было плотнее тушенки, утрамбованной под самую крышку жестяной банки. Но тем слаще казалась сигарета и тем проще было не думать о несправедливости жизни.

Мне было некогда себя жалеть.

И, наверное, со стороны я вполне мог казаться довольно благополучным гражданином. Я работал, как и прежде, удаленно, но мне повезло найти более высокооплачиваемых клиентов. Я купил машину. Не слишком вычурную, зато новую. Я жил на старой квартире, но имел в планах улучшить и этот пункт. Возможно, не в этом году. Возможно, даже не в следующем. Но когда-нибудь это должно было случиться — я был уверен.

Однако при всем при этом я вынужден признать, что моя машина порой становилась свидетельницей коротких и душераздирающих мгновений отчаяния, когда я вспоминал о том, где ты теперь, и что никогда уже не будешь рядом. Это длилось какие-то минуты, но кромсало меня на куски, которые я затем бережно собирал обратно и двигался дальше.

Я бы сказал тебе, Марта, что твоя смерть сделала меня сильнее. Но это не так.

По сути своей я остался прежним, даже еще более разрушенным изнутри. Я восстанавливался ради своей новообретенной семьи, состоящей из Мартина, Чаки, отца и, как ни странно, твоей мамы. Но уж что ты действительно помогла мне понять, так это то, что я могу легко потерять и их тоже. Я просто делал все, чтобы этого не случилось.

Такая вот у меня наступила удивительная жизнь. Суетливая, нестройная, без выходных и передышек.

Если не считать времени на сигареты. И я прошу простить мне этот грех. Ведь я слишком занят для того, чтобы грешить еще как-то. А я уже говорил, Марта, мне рано становиться Буддой. Я хочу побыть грешным человеком.

В конце дня по возвращении домой меня встретила Алисия. Как и обещала, она приготовила ужин. Я попросил ее остаться еще на несколько часов, пока я завершу рабочие дела. Она согласилась и исправно выполняла свои обязанности даже немного сверх меры — все порывалась убраться в комнате и, когда Мартин уснул, пришла ко мне на кухню, чтобы узнать, не нужно ли в следующий раз составить предварительно список покупок, потому что она могла бы зайти в магазин, если что-то нужно.

Я оторвался от компьютера и посмотрел на нее. Она очень старалась мне понравиться — я это видел.

— Нет, Алисия. Ничего не нужно.

— Джет, я была невнимательна, читая информацию о вас… Я прошу прощения… — скукожившись в дверном проеме, виновато сказала она.

— Ничего страшного. Вы на сегодня свободны.

Алисия подошла ко мне вплотную и встала рядом.

— Джет, мне так жаль… — она тронула меня за плечо.

Вроде бы такой невинный жест милосердия, но от него меня будто током шарахнуло…

Она была очень красива. Очень.

Узкие запястья, пухлые губы, золотые волосы. Совсем не похожа на тебя, Марта. Совсем — никаких резких движений и нагловатых ухмылок. Смиренная красота. Колдующая…

Я взял себя в руки и прекратил на нее глазеть.

— Все в порядке, Алисия, — я сглотнул с усилием. — Вы можете идти.

Когда она ушла, я проверил, как чувствует себя Мартин. Он спокойно спал. Чакки свернулся клубком под его колыбелью, но вскоре он перебрался ко мне на кухню и задремал возле подоконника, в котором я давно ликвидировал трещину и теперь использовал его в качестве дополнительного рабочего пространства. Например, складировал папки с бумажными архивами и ноутбук.

На сегодня все дела были завершены. Я вытащил потрепанные листы своего дневника и принялся писать.

Я писал долго, иногда отвлекаясь на то, чтобы снова укачать Мартина. Дважды за ночь его нужно покормить и затем уложить в кроватку.

В эту ночь я почти не спал. Я хотел рассказать тебе все, Марта. Как я скучаю по тебе, как мне тебя не хватает и всегда теперь будет не хватать. Как многое я бы отдал за то, чтобы вернуть хотя бы часть нашего невозвратного счастья. И как пытаюсь смириться с тем, что это невозможно.

Я обещаю, что выращу нашего сына достойным человеком и когда-нибудь обязательно расскажу ему все, что хотел рассказать тебе в этом письме, но так и не успел. Я ждал, я берег мою рукопись до того момента, когда ты сможешь ее прочесть. Но ты покинула меня слишком рано, и мне не хватило времени раскрыть душу перед тобой. Я никогда этого уже не смогу. Потому я завершаю свои записи.

Эта — последняя.

Завтра я позвоню в агентство и попрошу прислать мне другую няню. Завтра нашему сыну исполнится десять месяцев. Завтра мы бы отметили пятую годовщину со дня нашей встречи. Завтра я приду к Филу и попрошу его выпить вместе со мной кофе. Завтра я пойду на твою могилу, Марта, и оставлю там все мною написанное для тебя.

Может, хоть так ты прочтешь это и благословишь меня. Всех нас.

Я люблю тебя, Марта.

До встречи в следующей жизни.

Best regards, JR.

Послесловие от автора

Моё «Ненаписанное письмо» теперь вполне написано.

Даже как-то немного странно звучит — ненаписанное… Пожалуй, ему бы больше подошло название — «Неотправленное письмо» или «Не полученное письмо».

Но, с другой стороны, возможно, так потеряется его ключевой смысл: «Ненаписанное письмо» — это слова и чувства не одного только Джета Ривера, но многих людей, которые так никогда и не решаются написать или высказать вслух то, что у них на душе.

Сколько в мире действительно ненаписанных писем? Возможно, в каждом человеке живет хотя бы «записка».

А я собрал свои собственные записки в полноценный роман. На его написание мне потребовалось 4,5 месяца.

Одна девушка спросила меня:

— А о чём для тебя эта книга?

И я ответил:

— Она о любви. Многоликой любви. А ещё о скоротечности времени. О главных вещах, которые могут не казаться такими уж главными. Но через опыт и новый взгляд приходит осознание их ценности.

Я постарался вложить в эту работу то, что переживал сам. Свою философию, боль, радость, тепло. Я писал о любви больше как о принятии и прощении, как о путеводной нити буддизма и как об основных законах, на которых всё ещё существует и остаётся в относительном равновесии мир.

Жизнь продолжается.

Я знаю, что кто-то будет резко против такого финала. Знаю, что не вписался со своим сюжетом в принятую на данный момент в обществе концепцию «популярного романа». Но я не ставил перед собой целью сделать эту книгу популярной. Я хотел написать ровно то, что написал. А что дальше будет с «Ненаписанным письмом», я пока не знаю.

Возможно, у вселенной появятся какие-то серьёзные планы на мой роман. Но в той точке жизни, где я нахожусь сейчас, я со своей задачей справился.

Дальше — будет видно.

Здесь я привожу полностью любимое мной стихотворение чилийского поэта Пабло Неруды, которое в романе частично цитирует Саша, когда их отношения с Джетом ещё находятся в своей самой счастливой стадии.

Эти строчки посвящены всем тем, кто был рядом с нами и уже никогда не придёт.

* * *

А если я умру — переживи меня.

С такой неистовой и чистой силой

Неизгладимый взгляд от Юга к Югу брось,

От солнца к солнцу пусть твой рот звучит гитарой.

Я не хочу, чтобы слабел твой смех.

Будь радостью, она — моё наследство.