Ненавистная пара (СИ) - Чередий Галина Валентиновна

— Ух ты, да это браконьерская заимка, — обрадовался мой бейлиф. — Эти засранцы строят их так, что с наскоку и не найдешь. Мимо сто раз пройдешь и не заметишь. Как ты разглядел ее вообще?

— Глазами, — отмахнулся заметно бледнеющий и опускающий плечи колдун и поплелся вперед.

Перед хлипкой лестницей он споткнулся и покачнулся, но Гаррет его подхватил, закидывая повисшую плетью конечность Кририка на себя и помогая тому подняться. Выдохся наш маг изрядно.

— Насколько мы оторвались? — уточнил я у него, засыпавшего на ходу, входя вместе с Летэ в единственную небольшую комнатку с рядом двухъярусных грубо сколоченных лежанок вдоль одной стены, полками с кой-какой утварью и столом с кривоногими табуретками.

— Примерно сутки пути по тем куширям, и это-то по следам, которых теперь не-е-ет, — почти невнятно протянул Кририк и захихикал, как пьяный, валясь на кучу какой-то упругой сухой травы на нижней койке, что служила тут матрасом. — Они могут нас еще и год выслеживать и так и не найти.

На этом он свернулся клубком и уснул. Гаррет уставился на меня в ожидании указаний.

— Размечтался, год, — проворчал я, и приказал бейлифу: — Одежду сними с него и с себя. С себя снаружи! Ты на охоту, я развешу на просушку все наше барахло, соберу сушняк поблизости. Огонь, как стемнеет, разведем. Летэ, тоже бегом раздевайся и спать!

Мой бейлиф послушался без возражений, а вот пара, естественно, пыталась заявить о своей возможной полезности и помощи, но я был непреклонен. Мало того, что теперь, когда мы больше не мчались сломя голову, у нее стали зубы лязгать от холода, так еще и осунулась она заметно. Все же какой бы там тренированной и выносливой ни была, а такие вот нагрузки и приключения с купаниями в ледяной воде на пределе человеческих сил. Не обращая внимания на недовольный бубнеж, уложил ее на соседнюю с Кририком койку, стянул с верхней ворох той самой сухой травы и тщательно укрыл Летэ. Больше-то тут нечем. Поглядев на костлявую тушку скрутившегося, как жалкий щенок, Кририка, прикрыл и его.

— У нас что ни ночевка, так в сене, — почесала моя истинная нос, который пощекотал один из стеблей. — Романтика.

Темные круги под ее глазами и красноватые пятна, проступившие на скулах, мне совсем не понравились. И не зря. Когда я развесил вещи и оббежал окрестности, принюхиваясь и прислушиваясь, собрал достаточно веток для очага и вернулся, моя истинная не только не согрелась, а цокотала зубами уже без остановки.

— Ло-о-ор! — позвала она со стоном и протянула подрагивающую руку.

Взяв ту, я почувствовал, что кожа пары словно кипяток.

— Сейчас, — скрипнув зубами и сдержав мгновенный прилив ярости, сказал я и пару минут активно приседал и махал руками, сильнее разогревая свое тело, чтобы не причинить ей больше страданий принесенной на себе с улицы прохладой.

Стащив сено и с других лежанок, свалил все на Летэ и скользнул в центр этого стога, обвив собой. Проклятье, она реально пылала вся. Спустя время все же пригрелась и затихла, а я лежал и смотрел, как темнеют щели в стенах, куда проникал дневной свет, возвещая о наступлении ночи, и злился-злился-злился. Ну какого беса именно моя пара должна подвергаться всему этому дерьму? И что я за поганый истинный, если позволяю этому происходить? Почему моя дурная башка никак не сварит способ, как сделать так, чтобы она и была в безопасности и сейчас, и всегда, и при этом получила именно то, чего так упрямо желает, — спасения и блага для всех тех людей и нелюдей, что о ней и знать не знают, точно спасибо никогда не скажут и на пьедестал героини не возведут.

Бесшумно вернулся Гаррет, неся с собой ароматы свежей крови и мяса.

Стал разводить огонь в очаге и готовить добычу. Моя пара, не просыпаясь, завозилась и начала что-то тихо бормотать сквозь болезненный сон. Я прислушался, стараясь разобрать невнятный поток слов.

— Войти… просто войти… боли не должно быть…

— Куда войти? — прошептал, понимая, что выведываю нечто у нее, ничего не соображающей сейчас, и вряд ли Летэ этому потом обрадуется. Но плевать.

— Войти-войти-войти… огонь заберет без боли… — продолжила бормотать она, мечась от жара. — Он будет жечь? Огонь же должен жечь… Будет?

Гаррет поднялся на ноги, настороженно прислушиваясь к нам.

— Куда войти, любимая? Куда, Летэ? — стал я оглаживать ее горячий потный лоб и резко запавшие щеки.

— Источник… источник магии… она вся оттуда… Кровь отдать живую… в которой яд… напоить… убить…

Глава 38

Летэ больше не бормотала, но еще долго металась и тряслась, а ближе к утру стала сильно потеть и только тогда притихла. Я тихонько велел Гаррету найти просохшую одежду и, укутав свою истинную тщательно, выбрался из нагретого кокона. Моя пара жалобно захныкала сначала, но быстро опять успокоилась, засыпая и тревожа меня своим рваным дыханием.

Мой бейлиф провел ночь, курсируя от очага до входа, следя за огнем и одновременно неся вахту. Жареное мясо, что он оставил неподалеку от огня, пересохло, но мне не было до этого дела. Я рвал его зубами, задумчиво глядя на еще красноватые угли. Пора притушить тут все — дым при свете дня выдаст нас запросто.

— Прим? — Гаррет сел на корточки напротив меня, и я знал, о чем он спрашивает. Что я собираюсь делать с тем, о чем проболталась моя пара в бреду.

Даже не зная всего: этих недомолвок и уклончивых ответов Летэ, ее временами какой-то отчаянной горячности в близости, поразительной готовности к стремительным изменениям наших отношений, той тянущей за все мои нервы тоски, что прячется в глубине ее глаз, — он и то догадался, о чем речь, как прежде и Кририк. Жертва однозначно потребуется в финале нашего путешествия. Это уже не подозрение, не намек или домыслы. И сильно подозреваю, зная Летэ, что, собственно, эта самая жертва и является единственным способом переломить хребет наглому вторжению фоморов, а значит, и изначальной целью путешествия. Бесовой бабе это известно, и она всячески от этого увиливала, кормя меня всякими обтекаемыми отговорками. Но теперь я в курсе, что предстоит, и, похоже, даже в мельчайших подробностях. Она собиралась скормить себя какому-то огненному источнику. И что я действительно намерен с этим делать? Продолжать изображать из себя честного и не отступающего от своих слов идиота, который сопровождает свою истинную на верную смерть просто потому, что в особо эмоциональный момент поддался мольбе не лишать ее права на собственный выбор? А это, между прочим, выбор все равно покинуть меня. Галантно подведу под локоток к самому этому огненному фонтану магии, или что там вообще, пожелаю хорошо провести последние секунды жизни и стану с умилением наблюдать, как она умирает? О чем я, на хрен, думал, соглашаясь на такое? О том, что как-нибудь обойдется? Найдется другой выход? Добрый дяденька, без вести на триста лет пропавший Иральд, откроет нам свои гостеприимные объятия и, щелкнув пальцами, устранит мелкую оплошность, допущенную его соплеменниками? И мы принесем ему нашу почти искреннюю благодарность, ни разу не упомянув о том, по чьей вине наш мир оказался в таком дерьме, и тысячах загубленных жизней, уйдем прочь со счастливо-слабоумными улыбками на лицах.

— Лор! — снова позвал меня Гаррет, заставив очнуться.

Я, двуликий мужчина, веду свою истинную, женщину, которую должен ценить и беречь превыше своей жизни, на смерть. Превыше, Лор! И в этом все дело. Даже превыше ее желаний и устремлений, если они несут ей угрозу. Превыше своего эгоистичного желания вцепиться в нее и оставаться до последнего рядом. Вот в чем главная неправильность происходящего. Я поддался, согласился на этот проклятый поход не из стремления действительно дать ей право решить за себя, какие поступки совершить, а какие нет. Никакого благородства. Я просто интуитивно выбрал путь наименьшего сопротивления. Вроде того, что если уж все летит в ад, и так, и так миру, возможно, конец, то я лучше проведу последнее его время, наслаждаясь любовью своей пары, соединяясь с ней полностью, а не сражаясь и давясь ее ненавистью и сопротивлением, если уволоку в убежище и стану удерживать против воли. Мои удовольствие, удобство и похоть против моих священных обязанностей хранить и защищать любой ценой.