Элизабет - Черный Город
— Это кошачий народ, — говорит Сигур. — Они завидуют умению Зантины танцевать и желают убить её, таким образом, им станет подвластна ночь.
Девушка с детьми начинают танцевать агрессивно. Она набрасывается на кошачий народец. Дети падают, один за другим — Зантина празднует победу. Все хлопают в ладоши и одобрительно скандируют. Она кланяется. Её черные глаза останавливаются на мне и мое сердце сжимается. Она полукровка, как и я.
— Эш, позволь мне представить Эвангелину, жемчужину моей коллекции.
В голове, как будто что-то щелкает.
— Ты та девушка, которую я видел в тот день на казни, — вспоминаю я.
Сигур нежно, по-отечески гладит Эвангелину по щеке.
— Эвангелина мой самый верный помощник, — говорит он.
Когда Эвангелина садится, её нога задевает мою. Прикосновение столь незначительное и все же моя кожа пылает огнем, когда наши ноги соприкасаются, в венах бурлит кровь, чувства оживают, пробуждая во мне Дарклинга. Что за черт? Она ухмыляется, будто зная, какой эффект оказывает на меня. Это всё потому, что она полукровка. Только и всего. Естественно же, что меня к ней влечет. Ведь так? Ничего особенного, не нужно искать нечто большее в этом. Верно?
Они с Сигуром очень непринужденно болтают, подшучивая друг над другом и после получасового наблюдения за ними, я понимаю, что их отношения глубже, чем просто деловые.
— Ты с Сигуром, похоже, очень близка, — говорю я Эвангелине.
Она кивает.
- Они с Аннорой вырастили меня.
При упоминании маминого имени, мое тело пронзает острая боль. Она вырастила Эвангелину? Все эти годы я тосковал по маме и мучился, скучает ли она по мне, а она воспитывала с Сигуром другого ребенка.
— Эвангелина преклонялась перед Аннорой, — говорит Сигур, не замечая, какую сильную боль эти слова причиняют мне. — Она словно хвостик повсюду следовала за Аннорой.
Сигур ерошит волосы Эвангелины, а она, смеясь, отталкивает его руку.
— Старик, не разрывай мне сердце. Эта прическа отняла у меня добрых два часа, — шутит она.
Он закатывает свой здоровый глаз, качая головой.
- Как все меняется. Она была таким сорванцом, когда была маленькой, и ей было неважно, как она выглядела. Я скучаю по тем денькам, — добавляет он с тоской.
Ревность скручивается во мне тугим узлом от того, как они близки. Интересно, какого это, воспитываться отцом-Дарклингом, насколько бы проще всё было.
Сигур хлопает в ладоши и все умолкают.
- Введите гостя.
По пещере проносится возбужденный шепоток, и я отрываю взгляд от Эвангелины, когда в помещение приводят подростка. Он выглядит чуть постарше меня — может быть ему лет восемнадцать-девятнадцать. У него расширенны зрачки и он едва волочит ноги. Парень явно под кайфом. Сигур машет рукой и все кругом умолкают. Он подходит к пареньку и проводит когтем по его сочной щеке, оставляя тоненькую кровавую полоску. У меня скручивает желудок. Парень покачивается, будучи под кайфом. Сигур осторожно укладывает его на праздничный стол, и я неожиданно понимаю для чего эти канавки. По ним будет сбегать кровь. Я встаю, чтобы выразить протест происходящему, но Эвангелина тянет меня обратно на моё сидение.
— Он всего лишь Одурманенный, — говорит она. — Я подобрала его в притоне. Он даже не понимает, что происходит.
— Сигур позволяет тебе заходить так далеко в город? — удивленно спрашиваю я. Это не то, что позволить ей встать рядом с ним на Пограничной стене, во время Яниной казни, защищенной охранниками Легиона, это совсем другое, позволить ей бродить в одиночку по улицам города, таящим опасности на каждом углу.
Она бросает на меня снисходительный взгляд.
- Сигур часто отсылает меня с поручениями.
— А ты не боишься, что поймают? — спрашиваю.
— Не особо. Сигур подкупил нескольких охранников у Стражей, так что, когда они на посту, я могу свободно входить и выходить, когда мне вздумается. Пока я не напорюсь на улице на Ищейку — я в безопасности.
Сигур проводит когтем по груди парня, вызывая вздохи у изголодавшейся аудитории. Он облизывает рану на теле парня своим черным языком. Его глаза закрыты, пока он наслаждается вкусом.
Я сглатываю, испытывая одновременно отвращение и желание. Я знаю, что это неправильно, но я умираю с голоду, а мысль о свежей крови, так заманчива. Парень стонет, когда Сигур разрезает ему горло, разрывая яремную вену. Кровь брызжет во все стороны и Дарклинги стонут. Сигур жадно пьет, льющуюся жидкость из открытой раны, а остальные жадно наблюдают… включая меня.
Я пытаюсь не обращать внимания на свой голод и стараюсь не смотреть, однако запах свежей горячей крови щекочет мне ноздри и заставляет внутренности сжиматься. Я могу себе только представить, какая она удивительная на вкус, такая свежая…
— Вперед. — Сугур отступает, на его губах кровь.
Я не уверен, что это — мой голод, давление со стороны таких же, как я или вино, но внезапно это кажется мне таким пустяком, если я немножко выпью этой крови. Дарклинги уходят с моего пути, открывая мне хороший вид на умирающего мальчика. Его шея и грудь в пятнах крови, дыхание поверхностное и неровное. Я должен был бы почувствовать отвращение, но я его не чувствую. Это зрелище захватывает меня, и на этот раз я не боюсь в этом признаться. Мне не нужно прятать свою истинную сущность от присутствующих здесь, я могу быть монстром, которым я, по сути, являюсь, но никто меня не осудит за это.
Я погружаю свои клыки парню в шею и жадно пью, наслаждаясь ощущением возможности питаться без людских вздохов и криков, не волнуясь, что тебя могут схватить. Парень испускает последний вздох, когда его тело покидает последняя крупица жизни.
Я отшатываюсь, Дурман в крови парня заставляет меня нетвердо держаться на ногах. Я вытираю свой рот, испытывая к себе отвращение. Как я мог быть таким неосторожным? Это место, эти создания. Они заставляют меня вести себя так безответственно, так бесчеловечно. Но я человек — по крайней мере, наполовину.
Я выбегаю из пещеры на воздух. Мне в нос снова ударяет зловоние города и у меня скручивает живот. Меня рвет до тех пор, пока желудок полностью не опустошается.
— Что с тобой? — спрашивает Эвангелина, уставившись на меня. — Это грубо покидать праздник. Сигур на самом деле оскорбился.
— Мне плевать!
— Чем ты так расстроен? Это всего лишь кормление?
— Человеком.
— И что? Именно это едят Дарклинги.
— Я тебе не хренов Дарклинг, я…
— Человек? — она смеется. — О, бедняжка, Эш. Ты и в самом деле считаешь себя одним из них.
— Нет. Я знаю, что не человек, но я и не один из них! — говорю я, тыча в сторону пещеры.
